Наконец боль утихла, я вытер ладони салфеткой и смог рассмотреть их. Всё как и задумывалось – на коже пролегли тонкие линии магической татуировки. Я позвал Анубиса, и Талант наполнил тонкие тёмные линии эфиром. Вот! То, что я и хотел. Осталось приучить Анубиса держать Знаки в боевой готовности, и ни одна сволочь не сможет подсунуть мне «заряженный» предмет.

Только есть один недостаток – на людях, особенно в высшем обществе, лучше не показывать ладони и не жестикулировать. Не поймут-с, знаете ли!

* * *

Утром я погрузил в дрожки всех девчонок, сам сел править и поехал прочь из усадьбы. Заехал в Добрятино, оставил там Александру с Ксюшкой, и вместе с Таней повернул на Гусь-Мальцевский. Хрустальные призмы нужны мне были немедленно, и я собирался лично договориться о заказе.

– Константин Платонович, вы не устали? Я могу вожжи взять.

– Не устал, – я обернулся и подмигнул Тане, – но сейчас устроим небольшой привал.

Выбрав подходящее место, я съехал с дороги и свернул в живописную берёзовую рощу. На полянке мы и устроили небольшой пикник. В дрожках я заранее припас шерстяной плед, чтобы расстелить на земле, корзинку с едой и бутылку с лимонадом. Так что некоторое время мы ели, болтали и смеялись.

Нет, держались мы исключительно в рамках приличий, чтобы вы не думали. Мне хотелось просто развеселить девушку и отвлечь от суеты усадьбы. И кажется, затея вполне себе удалась.

Кроме того, я немного расспросил Таню о её родителях. Так, походя, не углубляясь в подробности. И нашёл некоторые странности, усилившие мои подозрения. Но только их к делу не пришьёшь – мне требовались более весомые доказательства, а значит, живые свидетели тех событий.

Закончив с пикником, мы двинулись дальше и уже через час въехали на завод Мальцовых.

* * *

– Константин Платонович! Какая радость, что вы приехали!

Из домика управляющего выбежала купчиха Мальцова и бросилась мне навстречу.

– Как давно вы не приезжали! Знаю, знаю, вы служили. Мы очень за вас переживали и непрестанно молились о вашем здравии.

– Добрый день, Мария Васильевна.

Я помог Татьяне спуститься на землю.

– Вы же знакомы с моей ученицей Татьяной?

Купчиха с лёгкой неприязнью посмотрела на девушку. Кивнула, подхватила меня под руку и потянула в дом.

– Прошу вас, Константин Платонович, отобедайте с нами.

– Я в некотором роде к вам по делу.

– Вот и поговорим за столом. Вы же знаете, у Мальцовых для вас всегда самое лучшее!

Купеческий обед состоял из простых блюд, без изысков, но всего было очень много. Если пирожки – то целая гора, если уха – то огромные тарелки, полные до краёв, если кулебяка – то с двенадцатью слоями разной начинки, вроде мяса, грибов, налимьей печёнки, костяных мозгов и другой всячины. Если бы я съел всё, что мне пытались подкладывать на тарелку, то, скорее всего, меня бы пришлось оттуда выкатывать.

– Как вы нам помогли, Константин Платонович, так мужа через неделю освободили. Но очень уж ослаб здоровьем в застенках, через месяц преставился, – купчиха перекрестилась и продолжила: – Всё дело теперь на мне, Константин Платонович. Детей поднимать надо, за фабриками следить, за управляющими глаз да глаз нужен. А всё одна, всё одна.

Вдова выразительно на меня посмотрела, будто намекала на что-то. И тут же бросила короткий сердитый взгляд на Таню, как на помеху. Я лишь усмехался на такие заходы и вежливо кивал. Нет уж, сударыня, вы хоть и хороши, но времени и желания на шашни у меня нет.

– Судя по тому, как кипит работа, вы отлично справляетесь, Мария Васильевна.

Скромно потупившись, купчиха улыбнулась.

– Привычна делами заниматься, Константин Платонович. С самого детства батюшка приучал.

– Собственно о делах, Мария Васильевна. Мне требуется повторить заказ из хрусталя. Помните, о чём речь?

– Как не помнить? У меня и бумаги все сохранились.

Взгляд у неё изменился, став деловым и хватким.

– Об оплате бы сговориться, Константин Платонович. Форма сложная, шлифовка не простая, не каждый мастер сделает.

– Ну что же, давайте договоримся. Какая ваша цена?

На секунду задумавшись, купчиха выдала:

– Сделайте нам остальные печи, как ту, на волшебстве. Никаких средств не хватает углём да дровами топить! Константин Платонович, ей-богу, денег не надо, только помогите с печами. А мы вам каждый месяц пять лет вперёд будем по пятьдесят штук привозить.

– Десять лет.

Она возмущённо открыла рот и осеклась, встретившись со мной взглядом.

– Десять, Мария Васильевна. И торг здесь неуместен.

– Согласна, – она тяжело вздохнула и встала из-за стола. – Кушайте, гости дорогие. А я пока договор составлю, чтобы времени не терять.

Через полчаса мы подписали бумаги и условились: они потушат печи и через неделю я приеду для постановки Знаков. А за это время мастера изготовят первую партию моих призм. Купчиха вздыхала, сетовала на сложность, но в конце концов согласилась на все условия.

Уже собираясь прощаться, я зацепился взглядом за короб с какими-то мелкими хрустальными изделиями. Шарики! Куча хрустальных шариков разных размеров, прозрачных, будто окаменевшие слёзы.

– Мария Васильевна, а это у вас что?

Купчиха недовольно фыркнула:

– Заказ был на люстру для одного купца. Да разорился он вчистую и заказ отменил. Столько сил ушло на шлифовку, а всё зря. Хорошо хоть сверлить не стали да гирлянды собирать.

– А уступите этот хлам мне, Мария Васильевна. Коли вам не нужно, так я на забаву детишкам возьму.

– Двести рублей, – купчиха облизала губы, – по-дружески.

Я рассмеялся.

– Нет, для баловства это дорого, Мария Васильевна. Рублей за пять я бы взял, не больше. Идёмте, Татьяна, нам пора ехать.

– Погодите, Константин Платонович. Двести рублей и правда дороговато, но ведь там работы сколько. Сколько форм ушло, сколько шлифовали. Возьмите за сто. Детям радость будет да развлечение.

– Любезная Мария Васильевна, и за сто не возьму. Не для дела ведь, для ерунды. А сто рублей на дороге не валяются, сами знаете. Семь – красная цена.

– Да вы что, Константине Платонович! Вы только посмотрите, как свет играет. Взгляните поближе, взгляните. Наверняка вам и для дела сгодится. Для магии всякой, для волшебства. За восемьдесят отдам.

– Татьяна, идёмте.

– Да постойте же! Татьяна, вы хоть посмотрите. За пятьдесят рублей такую красоту отдаю! Их на украшение можно, и для чего другого…

Минут за двадцать споров и моих попыток уйти, мы сторговались на пятнадцати рублях за весь ящик. Судя по хитрым глазам купчихи, она осталась в прибыли. Но я был не в обиде: заказывать отдельно хрустальный глаз для Боброва вышло бы дороже. А так у меня на выбор имелась сотня шариков, из которых я мог подобрать нужный размер. Да и остальные пригодятся в хозяйстве.

Домой возвращались в молчании. Таня задремала, став похожей на спящего ангела, а я прикидывал, какие Знаки надо накладывать на будущий глаз Боброва. Очень надеюсь, Пётр не обидится, если я немного поэкспериментирую и добавлю ему интересных возможностей.

Глава 9 – Глаз

Смотреть на кислого Боброва у меня не осталось никаких сил. Пётр страдал с полной отдачей и королевским размахом. Он грустил в гостиной, печалился в библиотеке, кручинился в парке, пригорюнивался за чаем и куксился в остальное время. Жизнь кончена, читалось у него на лице, жить одноглазым нет никаких сил. Особенно, если некоторые рыжие девицы игнорируют страдания раненого.

– Хватит, – я поймал его в библиотеке. – Будем делать тебе новый глаз.

Бобров тяжело вздохнул и покачал головой.

– Не хочу. Был у меня двоюродный дядька, Степан Михалыч, тоже одноглазый. Ему ювелир стеклянный глаз поставил, так лишь хуже стало. Здоровый глаз в одну сторону смотрит, а искусственный на потолок или на барышню, будто он с ней заигрывает. Шёпоток пошёл, будто дядька не в себе, его во все приличные дома звать перестали. Уехал к себе в имение, да так до конца жизни там оставался. А у меня даже усадьбы нет, куда сбежать можно.

– Спокойствие, Пётр, только спокойствие. Мы с Марьей Алексевной сделаем так, что от живого не отличишь. Будешь всех насквозь видеть, не хуже колдунов.

Ящик хрустальных шариков был просмотрен и отсортирован. Среди всего многообразия нашёлся лишь десяток сфер, подходящего размера, чтобы помещался в глазницу и не болтался в ней.

– Ну, – Бобров аккуратно протёр все десять бархатной тряпочкой и разложил рядком перед собой, – думаешь, подойдут?

– Так, дорогой друг, сходи позови Марью Алексевну.

Пока Бобров бегал за княгиней, я ещё раз прикидывал, какими Знаками формировать зрительную схему. Связка получалась сложная, с кучей тонких настроек и мелкой работы. Для таких мелких знаков мне требовался needle wand и сильная лупа.

С Марьей Алексевной мы устроили настоящий врачебный консилиум. Осмотрели пустую глазницу Боброва, прикинули, как передавать на зрительный нерв магический сигнал, как крепить к хрустальной сфере три пары мышц. Пётр сидел молча, глядя на нас со священным ужасом.

Мы решили сначала сделать магический «интерфейс» к нерву, протестировать работу глаза, а потом уже закреплять имплант.

– Петя, ляг, – Марья Алексевна указала на диван у окна.

Бобров устроился где сказано сложил руки на животе и вздохнул:

– Только не больно, пожалуйста. Очень я не лю…

Княгиня шлёпнула его ладонью по лбу, здоровый глаз Боброва закрылся, и он захрапел на весь кабинет.

– Не люблю, когда под руку говорят, – усмехнулась Марья Алексевна, – Давай, Костя, ставим твои Символы.

– Знаки.

– Без разницы.

Пальцами княгиня открыла пустую глазницу, и туда устремился поток магии её Таланта. Я нарисовал в воздухе needle wand'ом связку Знаков, Марья Алексевна силой подхватила её и утянула на самое дно, чтобы срастить с нервами.

Несколько минут княгиня колдовала над Бобровым. Запах, должен сказать, от её волшебства был крайне специфический: смесь лекарств, сладковато-горького миндаля и прижжённой крови.

– Ох, – княгиня попыталась выпрямиться и схватилась за поясницу, – помоги-ка, Костя.

Я подхватил её под локоть и помог сесть в кресло.

– Охохонюшки! Спасибо, Костенька. Всё, пусть спит пока Петя, чтобы лучше прижилось.

– Марья Алексевна, вы уж простите моё любопытство, но откуда у вас такие познания в медицине? Ничего подобного я никогда не видел, даже в Сорбонне слышать не доводилось.

Княгиня обожгла меня яростным взглядом, словно я зашёл на запретную территорию. Несколько секунд она полыхала невидимым огнём, но затем пламя опало и стало едва тлеющими углями. Марья Алексевна вздохнула, потянулась и похлопала меня по руке.

– Думаю, тебе-то можно рассказать. Коли ты некромант, то и такое знать должен. Слушай…

* * *

Чернокнижник Петра, колдун из Сухаревской башни, маг-авалонец – как его только не называли. Полуэльф Джеймс Дэниэл Брюс, получивший в России имя Яков Виллимович. Стоявший за троном Петра, ставший генералом-фельдцейхмейстером, командовавший всей русской артиллерией, учёный и дипломат, владелец мощнейшего Таланта. Но истинной его страстью были тайны медицины и поиск секрета бессмертия.

Именно Яков Брюс рассмотрел в молодой княгине Марье схожий Талант. Он негласно взял её в ученицы, обучил и сделал своей помощницей. Она-то и ассистировала Брюсу, когда он в Сухаревской башне провёл над собой первую операцию по улучшению организма.

Вторая операция не состоялась. Оказалось, что эфир, воздействуя на живые ткани, меняет их куда сильнее, чем маг представлял. Княгиня не вдавалась в подробности, но упомянула, что Яков Брюс потратил два года, чтобы вернуть себе «достойное обличье». Опыты были прерваны, но окончательную точку в них поставило рождение у колдуна дочерей. Девочки умерли в младенчестве, причём их не показали даже ближайшим родственникам.