Опускаясь на колени перед пострадавшим, Холмский еще раз подумал о следах преступления. Мужчину явно душили, вряд ли шнурком или тонкой веревкой, скорее всего, поясным ремнем. Удавки нигде не видно, но под внедорожным «Фольксвагеном», руку протяни, валяется свежий огрызок яблока. Даже не огрызок, а просто надкушенный плод. Следы от зубов заметны, но с этим яблоком пусть работают криминалисты. Если вдруг огрызок оставил преступник.

Холмский вставил в рот потерпевшего переходник, задрал нос и с силой вдохнул воздух. Дальше непрямой массаж, руки вместе, основание нижней ладони с силой давит на грудную клетку, на четыре качка один глубокий вдох. Помощника у Холмского не было, приходилось качать самому, и ему повезло, пострадавший наконец задышал. Но в себя не приходил. Холмский достал из аптечки нашатырь, увы, это не помогло. Мозг не хотел включаться, но дыхание усиливалось, это уже хорошо.

Холмский поднялся, от резкого движения кровь хлынула вверх, закружилась голова.

– Вам плохо?

Мужчина с утиным носом взял его за руку и зачем-то сдвинул к лежащему на земле человеку. И задом стал к «Фольксвагену», под которым валялся огрызок. А у самого левый нижний карман жилетки оттопыривается. Или яблоко в нем, или что-то другое. А правый нижний карман надорван, и в нем пусто. Холмский насчитал восемь карманов на одной жилетке, но основных из них два. И оба косые, под прямыми накладными. Один из этих косых карманов и надорван, кто-то запустил в него руку и с силой потянул на себя.

– Все в порядке! Отойдите, пожалуйста! Нельзя здесь находиться!

Холмский сам взял мужчину за руку, потянул в сторону от «Фольксвагена», но тот все-таки умудрился незаметно пнуть огрызок яблока, затолкав его вглубь под машину. Пнул незаметно для зевак, но не для Холмского.

– А ты из полиции? – резко спросил утконосый.

– Я врач, а полиция сейчас подъедет.

– Я тоже врач, и что?

Мужчина отошел в сторонку, но уходить не спешил. Повернулся к Холмскому, упер руки в бока, при этом распахнув полы жилетки.

Джинсы у него без ремня, на поясе держались за счет подходящего размера. Чистые джинсы, только что после стирки, еще не успели растянуться. Чистые джинсы, только одна штанина испачкана, сбоку, на уровне коленки, грязь совсем свежая. Позавчера весь день шел дождь, машина, возле которой душили человека, стояла немытая.

– Не врач ты! – глядя на утконосого, качнул головой Холмский.

– А кто я?

Холмский покачал головой. Не самое сейчас подходящее время, чтобы задаваться вопросом, почему под левым глазом у мужчины больше морщин, чем под правым. Может, потому что он чаще щурит левый глаз, чем правый. И эта жилетка со множеством карманов, какая обычно бывает на вооружении у профессионального фотографа, для множества мелочей, которые приходится таскать с собой. И еще взгляд у мужчины быстрый, оценивающий, запоминающий. Фотограф искал ракурсы, а нашел надкушенное яблоко. Затолкал его под машину и обрел душевное равновесие. Но нервы все еще зудят, душа требует конфликта, но ничего не будет. Не станет утконосый обострять ситуацию, понимает, что нужно держаться в тени.

– Мужчина, ну что вы к человеку пристали? – вмешалась женщина с большой родинкой под носом.

– Вот не делай людям добра!.. Все, все!

Зевак становилось все больше, утконосый сдал назад, хотел затеряться в толпе, но Холмский не выпустил его из виду.

Наряд полиции прибыл раньше скорой.

– Что тут у вас? – пристально глядя на Холмского, спросил офицер с маленьким носом над большой верхней губой. – Кто вы?

– Да вот, случайно проезжал, смотрю, человек лежит, а я врач скорой помощи.

– Живой?

Мужчина дышал, даже щечки порозовели, но в сознание не приходил.

– Искусственное дыхание…

То ли утконосый жить не мог без яблок, то ли они успокаивали нервы, так или иначе он уже вгрызался зубами в кисло-сладкую плоть. То самое яблоко достал, которое оттопыривало карман. Уходить он не спешил, зевак много, он всего лишь один из них.

– После насильственного удушения.

К «Фольксвагену» подошел молодой мужчина в дорогом спортивном костюме.

– Я могу уехать? – спросил он, явно рассчитывая на положительный ответ.

Во-первых, он освободит место, будет больше пространства для маневра. Во-вторых, машина новая, дорогая, ее могут поцарапать, а ему это нужно?

– Пока не можете, – глядя на офицера, сказал Холмский. В первую очередь он обращался к сотруднику, а потом уже к владельцу автомобиля.

– Почему это?

– У вас под машиной вещественное доказательство. Огрызок яблока, который оставил преступник. Потерпевший дернул его за карман, яблоко выпало… Осталось второе яблоко. Преступник сейчас с удовольствием его доедает. Прямо у вас на глазах, товарищ старший лейтенант.

Полицейский действительно смотрел на утконосого. Смотрел, потому что разговор зашел про яблоко.

– Вы же можете проверить у него документы?

Утконосый заметно растерялся, увидев, что к нему направляется полицейский, подался назад, но все-таки сдержал предательский порыв убежать.

– Гражданин, а документики ваши можно? – потребовал старлей.

– А почему именно мои?

– Яблоко в неположенном месте едите, – сказал Холмский.

– А при чем здесь яблоко?

Утконосый хотел было выбросить плод, но Холмский успел схватить его за руку. И отобрав яблоко, показал его полицейскому.

– Затем, что прикус у вас не совсем правильный, яблоко вы кусаете снизу, нижними резцами. И то яблоко, которое вы затолкали под «Фольксваген», надкушено именно так.

– Какой «Фольксваген»? – запаниковал утконосый.

– Документы?

– Ну, документы я дам…

Мужчина достал из верхнего кармана жилетки портмоне, вынул из нее водительские права.

– Щербаков Иван Михайлович, – одним глазом прочитал офицер.

Другим он смотрел на подъезжающую к месту скорую помощь.

– Где ваш брючный пояс, Щербаков Иван Михайлович? – спросил Холмский.

– Так не ношу…

– Ну да… А джинсы где испачкали? Хотите экспресс-ответ? О машину потерпевшего вы испачкались. Спорим, экспертиза это подтвердит?

Спорить Щербаков не стал, он просто оттолкнул от себя полицейского, развернулся на сто восемьдесят, но убежать не успел. Холмский вовремя подставил ногу, Щербаков споткнулся, опустился на колено, но подняться уже не смог. Полицейские набросились на него, скрутили.

– Этот ублюдок Хмелевский мне всю жизнь сломал! – орал задержанный.

Потерпевшего увезли, задержанного отправили в участок, Холмского не отпускали. Сначала он давал объяснение старшему наряда, затем подъехал следователь, у него тоже имелись вопросы.

– И почему я не удивлена?

Парфентьева смотрела на него, как на городского сумасшедшего, случайно вдруг свершившего благое дело.

– Я почему-то тоже.

– Орудие убийства так и не нашли.

– Ищите лучше.

– А яблоко Щербаков мог просто обронить. Он парковал машину по соседству с машиной Хмелевского.

– И мог испачкаться о машину Хмелевского, когда подходил к своей.

– Совершенно верно.

– Я не задерживал Щербакова, с меня взятки гладки. А убивал Щербаков или нет, выясняйте сами.

– А вы всегда как будто бы ни при чем? – с укором спросила Парфентьева. – Ваше дело прокукарекать, а там хоть не рассветай?

– Я сказал, что Хмелевского убили, я не оговорился! – Холмский с трудом сдерживал злость. – Я нашел Хмелевского мертвым, это чудо, что я смог его оживить… Щербаков убийца, и грош вам цена, если вы не сможете доказать его вину!.. Всего хорошего!

Он повернулся к Парфентьевой спиной и услышал:

– Я вас не отпускала!

Но его это не остановило. Достала она его со своими непонятными претензиями. Он человека с того света вытащил, душителя, считай, разоблачил, а ей все не так.

5

Снова ограбление, на этот раз с летальным исходом. Хозяин квартиры не вовремя вернулся домой и нарвался на смертельный удар. Правда, умер не сразу, жена успела вызвать скорую помощь. К тому моменту, когда Холмский переступил порог квартиры, мужчина уже скончался, осталось только зафиксировать смерть. От проникающего ранения острым предметом в основание черепа.

Пока он заполнял документы, подъехала полиция, причем сразу следственно-оперативная группа, в состав которой входил кинолог с собакой.

Но собака след не взяла, и неудивительно, в квартире заметно пахло цитрусовыми. Собаки терпеть не могут запах цитронеллы, и преступники этим воспользовались. Но зачем?

Кобеля увели, его место заняла Парфентьева. И снова она не удивилась, увидев Холмского.

– Я могу ехать? – сухо спросил он.

– А как же помощь следствию?

– Вы и без меня прекрасно справляетесь. А у меня вызов. Может поступить в любой момент.

– Но пока же не поступил.

Парфентьева старательно хмурила брови, но при этом безотчетно приняла позу женщины, замершей в ожидании ласки или хотя бы утешения. Слегка выгнула спину, подавая верхние выпуклости вперед, а нижние – назад. И даже руку подняла, как будто хотела опереться о Холмского, о его сильное мужское плечо. Руку подняла после того, как расстегнула китель.

– Поступит. В любой момент.

– Значит, вам нечего сказать!

Все-таки Парфентьева положила руку ему на плечо, но тут же отдернула, как будто обожглась.

– Ольга Игоревна, как долго вы отсутствовали? – обращаясь к хозяйке квартиры, спросил Холмский.

– Недели две нас не было, – сказала женщина, даже не глянув на него.

Она не сводила глаз со своего мертвого мужа. Холмский оставил ее в покое и провел Парфентьеву в кабинет, где находился вскрытый сейф. Кресло за столом преступник сдвинул, чтобы не мешало работе, но здесь в кабинете находился еще и кожаный диванчик с деревянными накладками на подлокотниках.

– Смотрите, на столе пылевой налет, две недели пыль не протирали. А на подлокотнике дивана пыли нет. О чем это говорит? О том, что совсем недавно здесь сидел преступник. Сидел и смотрел в телефон. Пока его напарник возился с сейфом. Преступник сидел, не опасаясь полиции. А почему полиция его не пугала?

Холмский вывел Парфентьеву в прихожую, там, где находился пульт охранной сигнализации.

– Система очень серьезная, преступники понимали, что так просто ее не взломать. Да они в общем-то и не пытались.

Холмский указал на мини-видеокамеру, замаскированную шелковым платком, свисающим с крючка вешалки.

– Глазок четко направлен на пульт охранной сигнализации. И я почему-то уверен, что сегодня утром сигнализация срабатывала. Прибыл наряд, сигнализацию отключили, какой код вводили сотрудники, я не знаю, у меня нет записи с этой вот видеокамеры…

– Почему сегодня утром? – хищно вскинулась Парфентьева, готовая наброситься на Холмского и заклевать его.

– Камера дешевая, красная цена тысяча рублей в базарный день, питание автономное, аккумулятор слабый. А камеру не сняли. Почему? А потому что на момент преступления камера работала, и преступники могли держать под наблюдением дверь квартиры. Откуда могли появиться полицейские. Логично?

– Нас и сейчас видят?

Парфентьева механически сдвинула шарф, закрыв глазок видеокамеры. А Холмский провел ее в комнату, где лежал покойник.

– Про удар я говорить не стану. Удар в основание черепа тонким прочным предметом, возможно, шилом. Такой удар – почерк диверсанта, поражается продолговатый мозг, смерть наступает мгновенно от остановки дыхания и сердца. В нашем случае потерпевший умер не сразу, видимо, преступник ударил неточно. Но куда бить, он знал. И умел…

– Не хотели говорить про удар, но сказали. Может, потому что вам нечего больше сказать?

– Про сейф вы и сами все скажете. Система простая, подобрать код – дело времени. А время у преступников было. Они не особо торопились…

– Все?

– А вас не смущает, что сигнализацию отключили изнутри? А почему преступник разбрызгал… Щедро разбрызгал спрей цитронеллового масла. На всякий случай. Если вы вдруг догадаетесь, откуда взялся этот слизняк.