Властно надавив на мое плечо, он заставил меня снова сесть и… ушел. И что я должен был делать? Пойти за ним? Остаться? Сфотографировать тут все для следующего выпуска журнала «Искусство и дизайн», посвященного Рождеству?

Вскоре мужчина вернулся. В руках он держал красивый позолоченный поднос, на котором стояли две прозрачные стеклянные кружки. Напиток в них был яично-кремового цвета, поверх громоздилась гора посыпанных шоколадом взбитых сливок. Вместо ложки в них была воткнута палочка корицы. И наконец, как будто жирности этого сооружения было недостаточно, рядом лежали печенья в форме звездочек и елок.

– Я всегда рад гостям, – сказал он и, усевшись в кресло-качалку, стоявшее напротив дивана, протянул мне одну из кружек.

– Гоголь-моголь. Это пойдет вам на пользу.

Я взял кружку, он поднял свою и провозгласил:

– Ну, с Новым годом и Рождеством!

Я был готов услышать «Хо! Хо! Хо!», но возгласа не последовало. Теплая кружка согревала ладони. Любому известно, что нельзя принимать гоголь-моголь из рук незнакомца. Однако здесь было так спокойно, а этот человек казался таким добрым… Я поудобнее устроился на диване и поднес кружку к губам.

Взрыв сладких вкусов! Молоко, сахар, мускатный орех, еще сахар, привкус выдержанного рома, снова сахар…

День был чудесный, пахло печеньем, дрова в камине успокаивающе потрескивали, ром слегка туманил голову.

Мужчина подождал, пока я выпью половину, и заговорил, как будто мы были старыми знакомыми.

– Легко добрались?

– Я приехал на поезде.

– Прекрасно!

– А потом на такси.

– Значит, уже познакомились с нашим мэром?

– Да.

– Чудесный человек.

Я кивнул и добавил:

– Очень разносторонний.

Я сделал еще глоток. Запах мускатного ореха щекотал ноздри. Что я здесь делаю? Болтаю с Санта-Клаусом из Почтограбска? Что-то в моей жизни все время шло не так. Я всегда старался сделать правильный выбор, но постоянно терпел неудачу. Я хотел управлять своей судьбой, а оказалось, что я, уж извините за каламбур, правлю запряженными в сани оленями.

Я вдруг понял! Что, если все это ловушка? Ну, конечно! Как мог такой прекрасный роман, как «Примирение», оказаться на моем столе? Теперь всему нашлось объяснение: и равнодушию Шанти, и тому, что рукопись была не подписана… И еще это название – Почтограбск… Меня развели как младенца! Вот я болван!

А этот бедняга встретил меня так, словно я был его родственником. Он снова обратился ко мне.

– Вы приехали к нам на праздники?

– Нет, я здесь по делам.

– А кем вы работаете?

– Я редактор. Вернее, помощник редактора… Я работаю в издательстве «Деламар».

Его глаза блеснули, но он ничего не сказал. Я продолжил:

– Наверно, точнее было бы сказать, что я работал в «Деламар».

– А теперь не работаете?

– Я сам не знаю.

Он загадочно улыбнулся и поудобнее устроился в кресле-качалке, сунув за спину подушку с вышитым эльфом.

– Как это вышло?

– Я надеялся встретить здесь автора великолепного романа.

– И что же?..

– Кажется, я все неправильно понял.

– Почему вы так думаете?

– Очевидно, что это был розыгрыш. Очень скверный розыгрыш.

Он надкусил печенье, что, по-моему, было не очень хорошей идеей, учитывая размеры его живота.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Вот скажите, есть ли в Почтограбске писатель? Существуй он на самом деле, вы бы его знали, правда?

– Да.

– Да? Что значит да? Да – писатель тут есть?

– Нет. И да, я бы знал, если бы он тут был.

Мне оставалось только топить свою печаль на дне кружки гоголь-моголя.

– Значит, писателя в вашем городке нет.

Он разочарованно покачал головой.

– Нет.

– И вы никогда не слышали о рукописи под названием «Примирение»?

Он не ответил, но в его глазах что-то мелькнуло, и я решил проявить настойчивость.

– Так вам что-то известно… – Это был и вопрос, и утверждение.

– Хотите еще печенья?

Он знал! Он знал моего писателя, но не хотел мне говорить. Я смотрел на него. Он казался веселым, доброжелательным, принимал меня с таким гостеприимством… Буквально лучился добротой.

Но я еще не знал, что Санта окажется шантажистом.

6

– Я тот, кто вам нужен.

Его щеки покрылись очаровательным румянцем – в тон свитеру. Он начал одергивать рукава, как школьник, которого застали на месте преступления.

Ну почему со мной всегда происходит нечто подобное? Признание в чувствах от жуликоватого двойника Санта-Клауса! Похоже, бедняга так одичал тут в одиночестве, что готов броситься на шею первому встречному? Как бы помягче его отшить…

Я читал в каком-то журнале, что, как ни странно, женщины никогда не знакомятся с очень красивыми мужчинами. А все потому, что красавцы кажутся им недостижимым идеалом. Я почти никогда не получал знаков внимания со стороны противоположного пола, так что меня это объяснение полностью устраивало. Но как знать – ты одинок, потому что очень красив, или наоборот, потому что твоя внешность не слишком привлекательна?

Неожиданный поклонник прервал мои размышления.

– Меня зовут Николя.

Я пожал его протянутую руку.

– Бен.

– Я тот, кто вам нужен…

– Очень любезно с вашей стороны, но… Как бы это сказать? Вы намного старше меня.

Кажется, он удивился.

– А что, есть какие-то ограничения по возрасту?

– Ну, вообще-то, да…

– Неужели есть возраст, полагающий предел полету воображения?

Бедный старик! Я вдребезги разбивал его надежды, но он не желал сдаваться.

– Я ведь открыл свою душу…

Ну конечно, кто еще мог вогнать Санту в депрессию, если не я?! Что ж, попытаемся смягчить удар.

– Мы могли бы остаться друзьями…

– Ну не знаю… Не думаю, что это возможно.

– Понимаю.

И вдруг он разозлился.

– Черт бы подрал и вас, и леденцы на палочке! Зачем же вы тогда приехали?!

Бедняга, кажется, слетел с катушек.

– Я же сказал, что ищу писателя.

– Но это же я!

Я встал. Похоже, само мое присутствие заставило его рассудок помутиться.

– Мне пора…

– Да посмотрите же на меня! Вот он я!

Нельзя было оставлять его в таком состоянии. Следовало заставить старика расстаться с навязчивой идеей. Сорвать, так сказать, оберточную бумагу, в которую были упакованы надежды.

– Послушайте, месье…

– Николя.

– Послушайте, Николя, вся это очень скверная затея. Мы стали жертвами розыгрыша, который устроили мои коллеги. Мне очень жаль.

– Вы не понимаете!..

Мой поклонник становился агрессивным! Я возмущенно ткнул пальцем в его сторону.

– Нет, это вы ничего не понимаете! Меня такое не интересует.

– Сто тысяч рождественских тортов! Это я, я написал «Примирение»!

Я снова сел на диван. Если бы у меня была вторая кружка гоголь-моголя, я бы выпил ее до дна.

– Вы автор книги «Примирение»?

– Именно это я и пытаюсь вам объяснить последние несколько минут!

– Но почему вы сразу не сказали?

Кажется, мои слова вывели его из себя. Он схватил печенье, чтобы успокоиться. Если бы мне нравилось рождественское печенье, я бы, наверное, последовал его примеру. Но я лишь глубоко вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок.

– Давайте начнем сначала.

Он хотел что-то сказать, но я его остановил.

– Просто говорите «да» или «нет».

Он кивнул, жуя пряник.

– Так это вы написали «Примирение»?

– Да.

– Вы отправили рукопись в «Деламар»?

– Да.

– Стало быть, вы писатель.

– Нет.

Я выхватил у него пряник.

– Как это?

– Нет.

– Как можно писать «Примирение» и не быть писателем?

Он забрал у меня пряник.

– Могу я теперь говорить что-то, кроме «да» и «нет»?

Я грохнул кулаком по столу. И разбудил пластмассового Санта-Клауса, который начал петь Santa Baby. Никогда еще я не был так близок к нервному срыву.

– Ну конечно же!

Он не спеша доел пряник, а потом начал объяснять:

– Писателем ты становишься, когда у тебя есть опубликованные книги. Да, я написал «Примирение», но пока я всего лишь почтальон на пенсии.

Я не был согласен с его определением писателя, но спорить с ним не собирался. И тут до меня дошел смысл его последних слов. Он не Санта-Клаус, а почтальон…

– Вы почтальон в Почтограбске?

– На пенсии.

Сначала мэр Робер Курьер, а теперь Николя – почтограбский почтальон. Похоже, меня все-таки разыгрывают.

– Вы что, издеваетесь?

– Вовсе нет.

Поглаживая белую бороду, он добавил:

– А еще я больше тридцати лет был местным Сантой.

– Гоголь-моголь еще остался?

Николя улыбнулся, радуясь, что я оценил его кулинарные таланты, и вышел из комнаты. Я воспользовался передышкой, чтобы собраться с мыслями. Возможно, этот человек совершенно чокнутый, но все-таки я нашел своего писателя! Конечно, он выглядит совсем не так, как я представлял, но главное: надежда, что он подпишет контракт, жива. Еще не все потеряно! И возможно, я не лишусь работы в издательстве.

Николя принес еще две стеклянные кружки с гоголь-моголем. И я сразу перешел к делу.

– Николя…

Тут я понял, что не знаю его фамилии.

– Николя… а дальше?

– Ноэль^[3].

– Вы что, издеваетесь?

– Да.

И он довольно захохотал, а его большой живот заколыхался.

Я невольно улыбнулся: он был остроумным – а это так важно для продвижения нового автора бестселлеров. Сделав глоток гоголь-моголя, я продолжил:

– Предлагаю подписать контракт на издание вашей книги с «Деламаром».

Вообще-то, я ожидал, что он будет вне себя от радости. Станет осыпать меня благодарностями. Восторг и признательность будут переполнять его.

Но меня ожидал сюрприз. Я был совершенно не готов к тому, что он скажет…

7

– Может быть.

Вот что он сказал. Не «спасибо», не «это самый счастливый день в моей жизни», а «может быть».

Он поправил на носу маленькие круглые очки и добавил:

– При одном условии.

К этому я совершенно не был готов. Я наивно полагал, что начинающий автор будет в восторге, даже в экстазе, от перспективы подписать договор с таким престижным издательством, как «Деламар». Итак, я был изумлен, но постарался держаться как профессионал.

– И что же это за условие?

Он снова погладил бороду – определенно, нервный тик – и сказал:

– У меня есть дочь, ее зовут Лали.

Он замолчал, будто ожидая моего одобрения. Учитывая его возраст, поздравления казались несколько запоздалыми, поэтому я коротко кивнул:

– Очень хорошо.

С явным облегчением он продолжил:

– Лали только что развелась, у нее непростой период. Она бросила работу, переехала, оставила всю прежнюю жизнь. У нее настоящий экзистенциальный кризис.

– Сожалею.

И я действительно сожалел. Мне было жаль молодую женщину, в чьей жизни настали не лучшие времена. Но я никак не мог взять в толк, какое отношение к делу имеют личные проблемы дочери писателя.

– Она не знает, что делать. Чувствует себя растерянной. Она отказалась от своей мечты. И что гораздо хуже, отказалась от Рождества.

– Что это значит?

– Она забыла, что такое дух Рождества, утратила радость жизни, надежду, желание делиться счастьем, верить в волшебство.

Мне стоило больших трудов, чтобы не поморщиться.

В жизни случаются вещи и похуже, чем неспособность радоваться праздникам. Вот у меня, например, как-то хватает сил держать себя в руках, несмотря на весь тот ужас, который вызывает у меня Рождество.

– И что же?

– Мне нужна ваша помощь.

– Чтобы доработать роман?

– Чтобы к нам вернулся дух…

– Творчества?

– Чтобы к нам вернулась радость…

– Радость сочинительства?

– Радость Рождества.