– Он же знал о Маттео, не так ли? – спросила Роза, кивнув в сторону входной двери. – Почему бы не рассказать ему об этой работе?

– Я обещала папе, – сказала Сара, вытирая ладони об обгорелую ветошь, висящую около очага. – Даже на его смертном одре. Он сказал: «Не втягивай брата в эти дела», и я никак не могла отказать ему.

– Так это было не только на крыше прошлой ночью? Пьетро вообще не знает о Жестянщице?

– Наверное, оно и к лучшему, – ответила Сарра, но в ее голосе не было радости. – Ты же помнишь, как он ненавидел эту работу. Они с папой до хрипоты спорили из-за каждого дела, за которое брался папа. – Она снова обернулась к Розе, на лице ее застыло уныние. – Я не знаю, Роза. Пьетро не унаследовал любовь Непи к хаосу, только и всего. Иногда мне кажется, что единственное хорошее, что произошло после смерти папы, – это то, что Пьетро бросил университет и завязал с политикой. Он живет и дышит только этой лавкой. – Роза старалась не смотреть на небольшую украденную коллекцию книг, пока Сарра переводила дух, расправляя плечи. – Я обещала, что он не узнает, и он не узнает. Но ты сказала, что есть некоторые детали. Или мы движемся вслепую?

– Доверься мне. – Роза открыла свою сумку и достала самое ценное, что у нее было, – простой бумажный цилиндр, завернутый в непромокаемый вощеный холст. И, обхватив его обеими руками, с благоговением водрузила на стол.

Сарра осторожно приподняла уголок. И тут же изумленно вскинула брови.

– Где, черт возьми, ты это взяла? – Роза развернула бумагу настолько, что стала видна подпись снизу. И хотя это было уже почти невозможно, брови Сарры, поползли еще выше. – Ты ведь этого не делала, – пробормотала она.

– Сделала.

– Ввалилась в дом архитектора и что дальше? Просто попросила у него чертежи?

– Не городи чушь, – ответила Роза. – Микелоццо ^[4] давным-давно умер. Я просто пришла в его дом и попросила чертежи у его внучки.

Сарра некоторое время молча смотрела на нее.

– И она просто отдала их тебе?

– Возможно, она не отдала бы их Розе Челлини, – откликнулась Роза. – Но с радостью подарила их дочери давнего друга их семьи.

– Значит, ты сумела втереться к ней в доверие, насколько это возможно, не сомневаюсь, – пробормотала Сарра. Она спрятала чертеж обратно в тубус. – Так как поступим? Мы могли бы попробовать голубей-близнецов, но для такой серьезной цели…

– Я тут подумала… нам нужно что-то новое, – сказала Роза. – Ты права, это слишком серьезная цель только для нас двоих. – Она закусила губу. – Нам нужен Троянский конь.

Сарра расхохоталась.

– Ну конечно. – Но тут она заметила выражение лица Розы. – Ты что, серьезно?

– Да.

– Таких людей и на простое дело днем с огнем не отыщешь. А тут такое…

Розе явно не понравились ее слова.

– Если у тебя есть сомнения…

– Это не сомнения, Роза, это совместная работа. Разве не помнишь, как это было в детстве? Папа давил. Лена давила. Папа начал давить сильнее. Лена заехала ему кулаком по руке. А затем они двинулись дальше. Так они вели свои дела.

Роза скривилась.

– Я не собираюсь бить тебя по рукам.

– Я надеюсь.

– И у меня есть кое-кто на примете на роль Троянского коня.

– Правда? Кто?

– Я расскажу тебе, – сказала Роза. – Но пока не могу. Мне нужно все обдумать. План будет…

– Сложным?

– По меньшей мере.

– Ну, если не считать этого загадочного Троянского коня, – сказала Сарра, и Роза подумала, что стоит пересмотреть обещание не бить ее по рукам, – сколько человек будет?

В ее ответе прозвучала сила ее пятилетней одержимости.

– Трое.

– Гм. Наверняка киллер.

– Да. И актер. И… алхимик.

Сарра кивнула, раздумывая.

– Хенрик Новак? Он сделал ту работу с красками в Лионе…

– Отравился, – сказала Роза. – Несчастный случай. Восемь месяцев назад.

– Тогда Освальд Альбрехт? С… его взрывчаткой…

– Подорвался.

– Алхимики, – вздохнула Сарра. – Ну, если у тебя уже есть кто-то на примете…

– Агата, – сказала Роза.

– Агата де Россо? – Сарра вытаращила на нее глаза. – Да ей же далеко за семьдесят.

– И она все еще жива. – Роза пожала плечами.

– Ведьм трудно убить, – пробормотала Сарра. – Отлично. Мне нужно угадать, кого ты планируешь на две другие вакансии? Потому что ты не хуже меня знаешь, что на самом деле есть только один киллер, который подходит для такой работы.

– О да, – с улыбкой откликнулась Роза. – Но в прошлый раз мы расстались с Генуей… на плохой ноте. Как смотришь на то, чтобы навестить Халида?

Сарра застонала.

– До Генуи четыре дня пути. У Пьетро возникнут вопросы.

– Ты единственная, кто может пробраться мимо Траверио и сохранить голову на плечах.

– Ладно. Хорошо. Я поговорю с Халидом. – Сарра потерла лицо ладонью. – Значит, двое есть. А кто актер?

Роза поморщилась.

– Тебе это не понравится.

Сарра некоторое время внимательно изучала ее лицо. И вдруг ее осенило. Она вскочила и ринулась в другой конец комнаты.

– Нет.

– Он нам нужен… – запротестовала Роза.

– Он чокнутый…

– Он не чокнутый…

– Мы не можем на него положиться…

– Можем, ведь на кону огромные деньги…

– На свете полно других игроков, которые не…

– Но они не Джакомо, – сказала Роза. – А значит, они не лучшие.

Именно так несколько дней спустя Роза оказалась в сельской местности за пределами Модильяны, наблюдая за тем, как влюбленная молодая пара, которая определенно уже избавилась от целомудрия в каком-нибудь уединенном стогу сена, дает брачные обеты перед лицом Бога, их семей, жителей города и добродушного священника с кустистыми бровями.

Это была симпатичная церквушка и симпатичная маленькая церемония, учитывая обстоятельства. Жених и невеста выглядели так, будто вот-вот готовы были сорвать друг с друга одежду, наплевав на приличия, но Роза не могла представить более неудачный способ начать брак. Священник не обращал внимания на исходившие от новобрачных волны радостного вожделения и добродушно улыбался, произнося знакомые, звучные, нескончаемые фразы на латыни. Роза, сидевшая на последней скамье, впилась ногтями в бедро, чтобы не заснуть.

Наконец, когда уже казалось, что либо молодая пара пошлет к черту женитьбу и снова отправится на поиски своего стога сена, либо весь город уснет, священник окунул пальцы в сверкающую золотую чашу на помосте, начертал в воздухе крестное знамение и перешел на итальянский.

– Клятвы, – проскрипел он. – Сын мой?

Юноша прижал к груди руки своей возлюбленной.

– Лючия, – воскликнул он. – Я отдаю себя тебе, связывая священными узами брака.

Девушка не сводила с него сияющих глаз.

– Я беру тебя, – сказала она голосом, по которому было ясно, что ей очень хочется это сделать. Где-то на скамье недалеко от входа женщина с волосами и глазами того же цвета, что и у невесты, издала неодобрительный возглас. Юная Лючия не обратила на это никакого внимания, наблюдая за тем, как жених надевает ей на палец золотое кольцо с таким видом, словно дарит ключи от Эдемского сада.

– А теперь ты, дочь моя? – спросил священник.

Лючия достала свое золотое кольцо.

– Я отдаю себя тебе в жены, – сказала она, надевая кольцо на палец жениха.

– Я беру тебя, – ответил он.

– Тогда властью, данной мне Господом нашим, – провозгласил священник, – я объявляю вас… мужем и женой. Вы можете… ну!

Только когда Лючия жадно прильнула к лицу своего новоиспеченного мужа, священник понял, что постоянно витало в воздухе на протяжении всей церемонии. Он отступил назад, потрясенный тем, что остальные присутствующие разразились шумными возгласами и возмущенной руганью, а Лючия тем временем пыталась отыскать языком гланды своего мужа.

Вокруг царила суматоха, и когда молодожены, раскрасневшиеся и сияющие, наконец, разжали объятия, тут же почти одновременно стали очевидны две вещи. Во-первых, все заметили отсутствие добродушного священника, а во‐вторых, куда-то исчезла драгоценная золотая чаша, стоявшая на помосте. Стремительное превращение гостей в разъяренную толпу было заслугой жителей города, которыми верховодила грозная Лючия. От ярости ее лицо сделалось пунцовым, не оставив и следа от нежного румянца. Она была вне себя, ведь какой-то воришка посмел испортить день ее свадьбы, и, не теряя времени даром, скомандовала гостям разделиться на группы, чтобы прочесать дальние уголки деревни. Не желая пропустить интересное, Роза, заметив, что Лючия, жених и несколько фермеров с обветренными лицами, отправились на поиски, тоже присоединилась к поисковой группе.

– Это была прекрасная церемония, – заметила она. – До… ну, вы понимаете. До мельчайших деталей, самая замечательная свадьба, на которой я присутствовала. А какие кольца!

– Разве они не чудесны? – воскликнула Лючия, и ее воинственность дала трещину. – Кстати, папа заплатил за них два флорина.

– Спасибо, что пришли, – сказал жених с ноткой замешательства. – Синьорина…

– Ну что ты, кузен! – воскликнула Роза. – Понимаю, что день сегодня щедр на события, но человек всегда должен помнить о семье! – Она наклонилась к Лючии. – Вот почему хорошо, что у него теперь есть ты, чтобы за всем присмотреть.

На лице Лючии промелькнула искра симпатии.

– Федериго забыл бы, в какую сторону идет, если бы не пальцы на ногах, указывающие направление.

– Он всегда таким был. Боюсь, это семейная черта – наша тетя была такой же.

– Конечно, я помню, – сказал Федериго, отчаянно пытаясь сменить тему. – Каждое лето мы носились по саду тети Эмилии?

– Ее маки! – воскликнула Роза, распаляясь все больше. – Я никогда не встречала женщины, которая бы так гордилась…

Один из фермеров, мужчина средних лет с темными от въевшейся грязи ногтями и усами с проседью, хлопнул юношу по плечу.

– Разве в день свадьбы у тебя нет дел поважнее, чем болтать с женщиной, на которой ты не женат?

– Но я… – заикаясь, пролепетал Федериго.

– Не беспокойтесь обо мне, синьор, – прощебетала Роза. – Я здесь только для того, чтобы выследить этого ужасного вора, прежде чем он сможет напасть снова.

– Хм, – проворчал фермер, буравя ее затуманенным взглядом.

– Смотрите! – Лючия, которой наскучил этот разговор, осматривала окрестности зорким взглядом сыщика. И теперь она указывала на покосившийся дом, видневшийся неподалеку…

И на золотую церковную чашу, которая стояла на бочке у дверей, сверкая в лучах солнца.

Поисковая группа замерла на месте, уставившись на пропавшую чашу.

– Он просто… оставил ее? – спросил Федериго.

– Может, он испугался, – предположила Роза. – Столько почтенных людей охотятся на тебя, кому угодно станет дурно от ужаса.

– Идите и скажите синьору Бориардо, что представление окончено, – напутствовал своих товарищей усатый фермер. – Мы скоро придем в дом на свадебный пир. – Фермеры согласно закивали головами, а усатый мужчина протопал вперед, захватив чашу. – Подойдите сюда, – приказал он молодоженам. Они вместе шагнули вперед. – Дайте мне руки, – скомандовал он, и они поспешили повиноваться, не сопротивляясь, когда он заставил их крепко обхватить чашу пальцами. – Отнесите это в церковь, – сказал он. – Держите крепко, пока не доберетесь туда. И тогда мы сможем забыть об этой глупой истории и продолжить празднование.

Лючия нахмурилась.

– Но что, если он все еще…

– Ну же, – пробормотал Федериго, обращаясь к жене. – Твоя мать весь день трудилась над этим ужином. Если мы его пропустим, нам несдобровать.

– Я пока осмотрюсь, может, замечу вора, – заверила Роза Лючию. – Иди, веселись. Наслаждайся своей свадьбой.

Этого, наконец, оказалось достаточно. Лючия позволила Федериго потащить ее обратно в центр городка, где уже слышались звуки музыки и веселья. Вскоре здесь, на окраине, остались только Роза и фермер. Одни.