Салазар был самоуверен. Его больше интересовали радостные приветствия толпы и крики почитателей, чем стоящий перед ним поджарый боец. Под крики одобрения Салазар занес руку для удара. Его кулак нацелился в Марино, набирая силу и скорость, как валун, катящийся вниз по склону.

Это был кошмар в плохом стиле и ужасном исполнении. Халид прокрутил в голове следующие несколько секунд. С разочарованной ясностью он представил, как Марино будет уклоняться. Как будет наносить резкие удары – один по почке, другой в плечо. Представил, как Салазар пошатнется. Как Марино врежет ему ногой по колену. И как толпа, еще недавно поздравлявшая Салазара с победой, возрадуется его поражению.

Халид вышел со склада.

Он ступил на гниющий дощатый настил, подпираемый столбиками над плещущимися серыми волнами Лигурийского моря. Шаткие двери склада захлопнулись за ним, отрезая теплый свет фонарей и оставляя его в одиночестве в холодном лунном свете. Справа над водным простором сиял ровный луч Ла Лантерны – главного генуэзского маяка – предупреждение и приветственный свет для моряков и торговцев. Он до сих пор помнил, как впервые увидел его с палубы корабля, заходившего в безопасную гавань Генуи. В Тунисе было множество башен – изящных, замысловатых и залитых солнцем. Этот маяк казался таким чужим на их фоне. Своими формами он символизировал прочность и незыблемость. Синьор Траверио не замечал, как Халид, вытаращив глаза от удивления, наблюдал, как их корабль приближается к башне. Он пришел в себя, лишь когда Траверио со смехом хлопнул его по плечу.

– Она красавица, не правда ли? – сказал синьор Траверио.

Халид кивнул, наслаждаясь зрелищем. Всего несколько недель назад его мир казался ему сплошным тупиком. Ему никогда не покинуть улиц своего детства. Ему придется заняться делами текстильной мастерской Бабы и работать там до тех пор, пока он сам не передаст ее своему сыну.

Или, по крайней мере, должен был бы. Но Баба никогда не отличался умением вести дела. Он взял ссуду у Диего де Авилы, кастильского изготовителя красок, который последовал за королевской армией в Гранаду, и продолжил путь на юг уже один, как только обнаружил, что погода северной Ифрикии устраивает его куда больше, чем на родине. Поначалу отношения с Бабой были дружескими: Диего был соседом, и ради сохранения нормальных рабочих отношений он был рад и небольшим, нерегулярным выплатам от Бабы.

А потом все изменилось. Внезапно Диего перестал быть соседом. Он начислял зверские проценты, а в дверь их дома постоянно стучали, требуя своевременной оплаты долга.

Это была идея Халида – отправиться в фундук – таверну, где генуэзские торговцы и купцы заключали сделки в Тунисе, – чтобы найти работу. Баба решил, что это слишком опасно – все знали, что такие места, как фундук, кишели пиратами. Кроме того, не пристало мальчишке разбираться с долгами отца.

Халид все равно пошел. Он уже не был ребенком, и если этот риск стоил того, чтобы спасти бизнес отца, он был на это готов.

Халид решил, что небеса благословили его, когда синьор Траверио, таинственный генуэзский делец, предложил ему работу. Работу, за которую платили достаточно, чтобы Диего больше не докучал им. А самое приятное заключалось в том, что, приняв предложение синьора Траверио, Халид сможет повидать мир. Больше никаких тупиков. Халид согласился в одно мгновение. О чем тут еще думать? Ему даровали будущее, которое послужит на пользу его семье, – будущее, сияющее, как фонарь на башне маяка.

Он был так же глуп, как и Салазар. Теперь Халид это знал. Генуэзский маяк был не волшебнее любой другой каменной глыбы в этом клаустрофобном мире. И с того момента, как он впервые увидел этот маяк, тупики в его жизни стали еще теснее, достаточно тесными, чтобы задохнуться. И в будущем не было никакого блеска, лишь кровь и смерть. Такова была судьба наивного мальчишки, который без лишних вопросов ухватился за первую попавшуюся возможность.

Где-то в глубине склада раздался треск, а затем вопль, полный боли, слишком низкий и громкий, чтобы принадлежать Марино. Халид отвернулся от маяка и взглянул на океан.

Он мысленно принялся считать от пятидесяти до нуля.

Дверь склада с грохотом распахнулась, когда он досчитал до двадцати трех, что было гораздо раньше, чем он предполагал. Изнутри доносился рев зрителей, и на причал хлынули жаждущие крови люди.

Халид вздохнул и расправил плечи. А затем обернулся к толпе. Кто-то подпер дверь склада. Золотой свет горящих ламп выплескивался в прохладную ночь. Халид разглядывал лица окружавших его мужчин, сияющие от возбуждения и выпивки. Он не мог найти Салазара.

Зато Марино стоял впереди и ухмылялся, глядя на Халида. Его лицо все еще было залито кровью, а на ключице красовался синяк, но он, казалось, не замечал своих ран. Его горящие глаза были устремлены на Халида.

За спиной Халида вздымался океан.

– Ты совершаешь ошибку.

Марино лишь насмешливо хмыкнул.

– Я здесь только для того, чтобы забрать свой выигрыш. Не так ли, парни?

От ободрительных воплей толпы у Халида заложило уши. Но он и бровью не повел.

– Ты же не хочешь нажить себе врага, Марино.

– Я хочу получить свои деньги, – заявил Марино.

– Тогда тебе следовало проиграть этот бой, – ответил Халид, гудящая толпа заглушала его спокойный голос. – Если думаешь, что кому-то из нас заплатят после сегодняшнего вечера, то ты ошибаешься.

Марино нахмурился.

– Если Морской Дракон хочет, чтобы я симулировал нокаут, он должен оплатить мне каждый синяк. Я видел, как ты собирал ставки. Траверио не заплатит мне? Тогда это сделаешь ты.

– Ты совершаешь ошибку, – повторил Халид.

Марино обернулся к толпе, его разбитые, опухшие губы расплылись в улыбке.

– Что скажете? Должен ли я заставить сторожевого пса Траверио заплатить?

Толпа взревела. Дощатый настил раскачивался от ударов жестких океанских волн. Халид медленно вдохнул соленый воздух. И резко шагнул вправо.

Кулак Марино просвистел мимо его лица.

Выражаясь поэтично, можно было бы сказать, что бой для Халида был подобен океану, но это было бы ошибкой. Бой есть бой. Сокращение и расслабление мышц, стратегическое использование сильных и слабых сторон. Столкновение и боль. Синяки. Кровь. Но даже несмотря на это, Халид дышал в такт волнам, пока его ноги вычерчивали узоры на дощатом полу. Он двигался, вдыхая море, ведя Марино по кругу. Придерживаясь своей тактики, он держался спиной к свету склада, скрывая свое лицо в тени, при этом хорошо видя Марино. Он отклонился влево, вдохнув запах моря, вновь избежав атаки Марино.

Над правым плечом Марино возвышался генуэзский маяк. Не в силах думать ни о чем другом, Халид вдруг представил, как яркий свет на вершине вспыхнул, рассыпавшись искрами, поглотив проклятую башню.

Халид зло посмотрел на маяк. А затем на Марино. И нанес исподтишка мощный удар локтем в то место на виске Марино, где уже образовался синяк.

Удар получился резким. Шокирующим. Так было всегда. Марино рухнул на колено, но лишь на мгновение. Он тут же вскочил, поскальзываясь на отсыревших досках, взгляд сузился до неясного прищура.

– Это твой последний шанс, – сказал ему Халид.

Марино нанес скользящий удар в челюсть Халида.

И тогда Халид сломал Марино запястье, нос и два ребра и вышвырнул с дощатого настила в морской прибой.

Он с удивлением обнаружил, что злится. Его сердце бешено колотилось. Деньги, которые он должен был получить за ночную работу, деньги, которые должны были пойти на оплату несчетных долгов Бабы, превратились в пыль на ветру, развеянную жадным, эгоистичным болваном. Ему хотелось вопить от ярости. Но толпа все еще смотрела на него. Люди молчали, впервые за весь вечер. Они получили свою кровь, но не знали, что делать с новым чемпионом.

– Мы закончили, – сказал им Халид. – С теми, кто делал ставки, договоримся утром. – Несколько человек выглядели так, словно хотели возразить, но он смерил их убийственно спокойным взглядом. – Если кто-то не согласен, может обратиться к Морскому Дракону.

Этого имени было достаточно, чтобы разогнать толпу. Халид не двинулся с места, стоя спиной к океану, и слушал, как разбиваются волны, когда люди группами, парами или в одиночку начали спускаться по дощатому настилу, возвращаясь в город. Они недовольно ворчали, поглядывая через плечо на Халида. Наверняка это не последние неприятные слова, которые Халид услышит сегодня. Его невезение нарастало с каждым днем.

Поэтому его почти не удивило, когда один человек из толпы задержался, стоя в стороне. Незнакомец наблюдал за ним, непринужденно застыв в лучах света, лившегося из открытой двери склада. Он был высоким и стройным. Небрежно засунув руки за пояс, он смотрел на Халида. Хотя свет бил ему в спину, скрывая лицо в тени, Халиду показалось, что он улыбается.

Халид вздохнул и расправил плечи. Ему не хотелось заканчивать вечер, сбивая очередную ухмылку с чьей-то физиономии, но если ситуация того требовала…

– Я проделала такой путь не для того, чтобы меня отдубасили, Халид, – сказал незнакомец, выходя из дверного проема. Теперь Халид мог разглядеть его лицо: безволосый подбородок, широко расставленные глаза, пряди медных волос. Вовсе и не мужчина.

Сарра Жестянщица протянула ему руку.

– Рада тебя видеть. Это было впечатляюще.

Халид стиснул руку девушки в ответ. Впервые за весь вечер он почувствовал, как напряжение, сковывавшее его весь вечер, начинает понемногу отступать.

– Я тоже рад вас видеть, синьорина.

Несмотря на странную одежду, Сарра всегда нравилась Халиду. Они пересекались всего дважды, но, насколько он мог судить, она бралась за не слишком серьезные дела и была этим довольна. Она неплохо разбиралась в природе криминального мира, с детства набираясь опыта, наблюдая и подслушивая. И она была умна.

Да, Халиду нравилась Сарра Жестянщица. Но он также не доверял ей. И это можно было считать комплиментом. В конце концов, ему мало кто нравился, а недоверие было профессиональным признанием. Все, кого Халид встречал на службе у синьора Траверио, а это были все, кого он встречал с тех пор, как ступил на борт корабля в Тунисе, были как минимум бесчестными. К числу этих людей Халид причислял и себя. Человек не мог существовать в орбите синьора Траверио и претендовать на нравственность.

А недоверие Халида к рыжеволосой девушке было вызвано уважением, а не опасениями. Он знал, что, несмотря на юный возраст, она способна на многие невозможные вещи. Ему доводилось видеть некоторые из изобретений, выходивших из ее мастерской. Ее гениальный мозг был подобен точному часовому механизму, и обычный человек никогда не мог угадать, о чем думает Сарра в тот или иной момент.

– Твой знакомый? – Она кивнула на край дощатого настила. Было слышно, как Марино со стонами и проклятиями выползает на берег.

– Деловой партнер, – сказал Халид, потирая вспухающий на подбородке синяк.

– Дела, похоже, пошли не так.

Вежливость Халида смыло приливом.

– Он заслужил то, что получил.

– Я знаю, каково работать с такими дураками. Пойдем. Угощу тебя ужином.

Казалось маловероятным, что Сарра Жестянщица вдруг неожиданно возникла из темноты и, понаблюдав, как Халид избивает кого-то до полусмерти, затем по доброте душевной предложила угостить его ужином. Но у Халида урчало в животе от голода. Если у нее есть скрытый мотив – предложение, вопрос или намерение навредить, – она может попытаться сделать это за тарелкой жареной рыбы.

Халид привел ее в небольшую таверну у причала, где хозяйка, женщина с морщинистым лицом по имени Флора, не задавая лишних вопросов, поставила перед ними полные тарелки. Однажды Флора рассказала Халиду, что у нее пятеро сыновей, и все они моряки и за годы работы объездили весь мир. Халид, очевидно, напоминал ей среднего сына, который отсутствовал дольше всех.