Помощница для Тирана (страница 7)
Он молча смотрел на фотографию несколько долгих секунд. И в этот момент я впервые увидела в нём не тирана. Не безжалостную машину для зарабатывания денег. Я увидела что-то другое. В его взгляде, на долю секунды, промелькнула такая вселенская, застарелая усталость, что мне стало не по себе. А за ней – тень глубокого, почти невыносимого одиночества. Словно эта фотография смеющейся девчонки коснулась какой-то старой, незаживающей раны в его душе.
Маска безупречного хищника треснула. Всего на мгновение. Но я увидела. Я увидела человека, стоящего за ней.
Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Взгляд снова стал жёстким.
– Продолжайте работать, – бросил он и, развернувшись, вышел, оставив меня одну в оглушающей тишине.
Я долго сидела неподвижно, глядя на пустой дверной проём. Воздух всё ещё, казалось, хранил его присутствие. Я прикоснулась пальцами к фотографии Лизы. Что он там увидел? Какое воспоминание всколыхнула улыбка моей сестры?
В этот вечер что-то изменилось. Между нами рухнула одна из невидимых стен. И я с ужасом поняла, что эта трещина во льду его души пугает меня гораздо больше, чем весь его гнев и тирания. Потому что за ледяной стеной я увидела бездну. И меня почему-то неудержимо потянуло заглянуть в неё.
ГЛАВА 11. Жар его ладоней
Я застыла, глядя на пустой дверной проём, в котором только что растворилась фигура Тирана. Тишина в моём стеклянном «аквариуме» стала вдруг плотной, вязкой, почти осязаемой. Воздух всё ещё был наэлектризован его присутствием, пах его дорогим парфюмом с нотками сандала и холодной уверенности. Я ошарашенно, но медленно опустилась в своё кресло, и оно жалобно скрипнуло, нарушив благоговейную тишь.
Моё сердце, только-только начавшее входить в привычный рабочий ритм, снова пустилось вскачь, отбивая сумасшедшую чечётку где-то под рёбрами.
Его взгляд. Этот мимолётный, но такой пронзительный взгляд на фотографию Лизы… Я видела нечто большее, чем простое любопытство. На долю секунды его безупречная ледяная маска треснула, и в этой трещине я разглядела нечто пугающее и странно знакомое. Боль. Застарелую, глубоко спрятанную, почти окаменевшую боль. Словно улыбка моей сестры стала тем самым камешком, который вызвал лавину в его душе.
Что он там увидел? Кого вспомнил? Я прокручивала этот момент в голове снова и снова, пытаясь разгадать ребус. Тиран, деспот, бездушный механизм… всё это было привычной, удобной бронёй, за которой я пряталась от него, а он – от всего мира. Но то, что я увидела сейчас, не вписывалось в эту картину. Оно ломало её, вносило хаос в мои тщательно выстроенные защитные барьеры. Одно дело – ненавидеть монстра. И совсем другое – понимать, что этот монстр, возможно, тоже истекает кровью.
Я тряхнула головой, пытаясь отогнать непрошеные мысли. Какая мне разница, что у него на душе? Он мой работодатель. Мой мучитель. Человек, купивший мою свободу. Я здесь, чтобы работать, а не заниматься психоанализом. Я должна сосредоточиться на цифрах, на отчётах, на его бесконечных приказах. Так будет проще. Безопаснее.
Я снова уставилась в монитор, но буквы и графики расплывались перед глазами. Я всё ещё чувствовала на себе его взгляд. И вдруг услышала тихие шаги. Он возвращался. Мои пальцы замерли над клавиатурой. Я не смела поднять головы, боясь увидеть, что он вернётся с приказом об увольнении. Может, я пересекла черту? Может, эта фотография на столе – непростительная вольность?
Дверь не скрипнула. Он просто возник в проёме, тёмный силуэт на фоне ярко освещённого коридора. Я ощутила его присутствие каждой клеточкой кожи, как ощущают приближение грозы. Он не вошёл, просто прислонился плечом к косяку и сложил руки на груди. И стал смотреть.
Время потекло, как густой кисель. Секунда, десять, минута… Он молчал. Просто буравил меня взглядом. Не злым, не ледяным, а каким-то иным. Тяжёлым, тёмным, изучающим. Будто взвешивал что-то на невидимых весах, и я была одной из гирек. Под этим взглядом я чувствовала себя абсолютно голой, выставленной под слепящие софиты. Все мои мысли, страхи, моя жалкая гордость – всё было как на ладони. Мне хотелось сжаться в комок, спрятаться под стол, исчезнуть. Но я заставила себя сидеть прямо, вцепившись в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.
Наконец, нарушив звенящую тишину, он произнёс всего одно слово, но его низкий, с хрипотцой голос заставил меня вздрогнуть. – Одевайся.
Я моргнула, не сразу поняв смысл. Куда одеваться? Зачем? Уже почти девять вечера. – Марк Валерьевич, я ещё не закончила с квартальным отчётом для инвесторов, – нашлась я с профессиональным возражением, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Вы просили сдать его сегодня.
Он даже не пошевелился. Только его глаза чуть сузились, и по кабинету будто сквозняк прошёл. – Я сказал, одевайся, – повторил он, и в его голосе прорезался металл. Каждое слово – отчеканенная монета. – У тебя две минуты.
В груди вспыхнуло глухое раздражение. Что за новые издевательства? – Я не понимаю, куда мы… – Мигом! – рявкнул он так, что я подскочила на месте.
Этот короткий, властный приказ не оставлял пространства для манёвра. Он не просил, не предлагал – он повелевал. И ослушаться было всё равно что броситься под поезд. Подавив тяжёлый вздох, я молча поднялась, подошла к вешалке и сняла свой скромный жакет. Пока я накидывала его на плечи и собирала в сумку телефон и кошелёк, я чувствовала на себе его неотрывный взгляд. Он следил за каждым моим движением, и от этого по спине бежали мурашки.