Только вот незадача… О том, что автомобили, тем более начала шестидесятых годов выпуска, требуют тщательного ухода и периодического ремонта, мало кто подумал. Передали авто – и все счастливы, на бумаге все прекрасно. А денег на ремонт просто-напросто не закладывается. Да и ладно бы ещё деньги, тот же директор училища Семен Михайлович Ткач изыскал бы средства. Но где чиниться? В комитете образования предлагали нам всё сделать у себя, в училище.

Что ж, может, среди педсостава и найдутся умельцы, но детали…

Так что уже за решение этого вопроса я должен заработать определенные очки в свою карму. Решено…

– Так тебе нужно чиниться? – повторила свой вопрос Таня.

– Да! – решительно ответил я.

– Но это будет стоить тебе, чувак… – игриво прищурилась девушка.

– Снимай фартук, отрабатывать ремонт авто буду, – усмехнулся я.

– А он разве сильно мешает? – со смешком сказала Таня.

А жить, как говорится, хорошо. А хорошо жить в Советском Союзе – еще лучше! С красивой девушкой да с венгерской курочкой в духовке – песня, а не жизнь!

* * *

– Здравствуйте, Семён Михайлович, – поздоровался я, переступая порог кабинета директора.

Сперва зашевелились усы главного человека в ПТУ-144, и только после я услышал его бормотание. Явно товарищ Ткач был не в духе, даже шахматные фигурки валялись по столу, а пепельница переполнена папиросами. Директор курил “Беломорканал".

– Сдался ты мне на больную голову! Ещё потом смотри за тобой, чтобы не обидели ребёнка, – не прекращал своё причитание Семён Михайлович, явно навеянное завучем. – Мне тут рота десантников нужна, а не…

– За мной присматривать не нужно. За свои поступки я сам отвечаю. И я не из тех, кого будут бить или унижать наши подопечные, – решительно сказал я.

Я выделил интонацией – конечно, “наши”, а не какие-нибудь “ваши”. Я здесь, я часть коллектива, со мной тоже нужно считаться.

– Смелый и решительный? – уточнил директор и устало посмотрел на меня. – Так вот тебе комсомольское задание: чтобы сегодня в общежитии ночью не произошло никаких неприятностей! Будешь дежурить на усилении. Нет? Вали тогда на все четыре стороны. Я дам открепление, переведешься на отработку куда-нибудь.

– Если надо и если это входит в мои обязанности, то я буду это делать, – спокойно и уверенно говорил я. – Что насчет перевода, то я не перелет какой. Справимся!

– Потом не жалуйся! – с усмешкой сказал директор. – Экий герой соц труда, ити его мать!

Что в нём изменилось? При первой встрече он показался вполне дружелюбным. Или же тогда посчитал, что мальчик явно передумает работать в подобном вместе?

– Семён Михайлович, прошу обращаться ко мне на “вы”. По крайней мере, пока у вас не кончится весь негатив в отношении меня, – решительно сказал я. – А то я ведь тоже могу вам начать тыкать и по имени называть.

Директор аж закашлялся, схватился за трость.

– Обращение на “вы”, молодой человек, нужно ещё заслужить.

– Не спорю. Но субординация, она либо есть либо нет. Давайте так, Семен Михайлович, я в общежитие наведаюсь и порядок наведу. Справлюсь – и мы начнем субординацию соблюдать.

Михалыч молчал, обдумывал, но с таким выражением лица, что я даже сразу мысли его прочитал. Мол, пришел такой пострел на мою седую голову!

Наконец, директор крутанул передо мной какими-то листами бумаги.

– Очередное «изнасилование». И ладно бы родители насильника были не против свадьбы, все бы и утрясли. Так нет! Заартачились, Комитетом по образованию и райкомом партии грозятся, – выдал он, соглашаясь с предложенными мной условиями.

Мне нечего было пока сказать на тревоги директора. Так что я поспешил покинуть кабинет. Общага – это отличный шанс познакомиться с коллективом поближе.

Что в такое общежитие студентов, пусть и учащихся, – я знал прекрасно. По молодости бессчетное количество раз лазил к девчонкам в комнату, и это было весело и задорно. Тогда это казалось неким романтическим приключением. Теперь же я понимаю, что это просто дурость. Ноги в гипсе, сломанный позвоночник, разбитые черепа – вот чем заканчивались лазания в общежитие для других парней. Просто всё это замалчивалось. А зря, может, у кого-то вместо бурлящих гормонов победил бы в сознании разум!

В общем, надо пообщаться с ребятами. Понятно, что лазить они не перестанут, но я может с ними своим опытом поделюсь. Мне ли не знать, какой разврат твориться в общаге! Я ведь жил в Москве, был коренным москвичом, а следовательно, первостепенным по важности объектом для многих приезжих девушек. Разное было – на то и молодость.

Общежитие ПТУ-144 выглядело куда как приличнее снаружи, чем большинство общежитий, в коих мне посчастливилось побывать в прошлой жизни. Новенькое, только в позапрошлом году сдано, в десять этажей с балконами Правда, штукатурка и здесь уже кое-где обвалилась, но ещё не критично.

– Милые дамы, здравствуйте! – поздоровался я с вахтёршами.

Вахта располагалась, конечно, прямо на входе в общежитие, справа, в углу небольшого холла, за которым была лестница из десяти ступеней к лифтам. Казалось, что я попал в ботанический сад, столько здесь было декоративных цветов. Но возвышался над всем этим зеленым великолепием метра два в высоту и с приличной кроной лимон. Причем с веток свисали лимончики! А что, кошерно… Выпил, сорвал лимончик, закусил. Ну или чай попить.

И вот здесь, словно на курорте, чтобы спрятаться в кроне дерева от палящего солнца, под лимоном, сидели две дамы. Одна была полной, с окрашенными в жженный светлый цвет волосами и пышной причёской, другая, напротив, худощавая и с короткой стрижкой. Обеим было явно за пятьдесят. И, очевидно, что они своей работой нисколько не тяготились.

На столе, на газетке лежало сало, зелёный лучок, нарезанный хлебушек. До моего прихода дамы вели под сенью лимона неспешную беседу.

– Приятного аппетита, – пожелал я.

– Ага, спасибо. А ты к кому, парень? – с полным ртом спросила полноватая дама с пышной причёской.

– Я ваш новый сотрудник, – я старался быть приветливым.

Вытерев рот явно казённым полотенцем, которых, наверняка, не хватает, чтобы раздать проживающим, пышноволосая дама пристально меня осмотрела.

– Экий жених! – высказала своё экспертное заключение женщина.

– Для дочки твоей прямо-таки подойдёт! – заметила другая дама. – Вот только рыжий… Не нравится мне рыжие…

И сверкнула глазом.

– Я тоже рыжих не люблю, – сказал я, и дамы громко, с хрюканьем рассмеялись.

А приятные мадамки. Понятно, что нашли себе теплое местечко, где и работа такая, что захочешь и не найдешь, чем заниматься. Однако, все ли так в их трудовой деятельности? Меня тут пугали чуть ли не фронтовыми условиями, а тут надо же – мамзели под лимоном чаи гоняют?

– Дамы, а не угостить ли вас молочным шоколадом? – спросил я, доставая из внутреннего кармана плитку "Алёнки".

Лакомство несколько подтаяло, несмотря на то, что на улице пасмурно. Но разве это остановит сластен?

– Гляди-ка, Никитична, а он ещё и щедрый. Для Ленки твоей само то в женихи, горе только, что рыжий, – балагурила женщина с короткой стрижкой.

– Все правильно! Рыжие – все бесстыжие, – поддерживал я атмосферу.

– Это точно. Был у меня один рыжий…

– Ну, Ивановна, при живом-то муже! – насмешничала вторая, не забывая при этом прикладываться к салу.

– А ну… Муж, если что, подвинется, у нас кровать широкая!

– Так у такого молодца и невеста, поди, найдётся. Вот была бы я годков на двадцать моложе… – крашеная не договорила, обе дамы залились громким смехом, вновь изредка нечаянно похрюкивая.

Смеялся и я. Даже не для того, чтобы понравиться этим женщинам, рядом с которыми, наверняка, мне придётся теперь периодически держать оборону в общежитии. А потому, что было с ними как-то очень легко, непринуждённо. В кабинете директора я был словно в строгом костюме-тройке, а сейчас перед этими женщинами стою в одних семейных трусах с дырками, по-свойски, по-домашнему, да почесываю пузцо.

Слава богу, только воображаемое.

– Садись, сотрудник, сальца попробуй. Ты такого в жизни не ел. То моя родная сестра с Полтавы переслала, на Украине живёт, да я и сама оттуда. Приехала на Аврору посмотреть двадцать лет назад – и вот… Аврору увидела, а потом увидела пеленки, распашонки, и мужа своего-педаравика. Ой, передовика! – сказала полноватая женщина, одновременно накладывая аккуратно порезанные ломтики сала на кусок хлеба.

Не скажу, что такого сала я, как мне обещали, не ел в своей жизни. Хотя в этой ещё точно не ел, а вот в прошлой моя бабуля в деревне держала свиней. И умела так засмолить сало, что оно в прямом смысле таяло во рту, а шкурка становилась мягкой, удивительно вкусной.

– Ну что, Никитична, доброго молодца накормили, теперь давай решать, с кем его спать укладывать, с тобой али я на что сгожусь, – кумушки загоготали.

Веселые они, горазды поржать.

– Милые дамы, а чего директор наш так сегодня боится за общежитие? – как только женщины отсмеялись, спросил я.

Лица их посерьёзнели, веселье моментом испарилось. Даже я несколько напрягся. Неужели всё настолько плохо, что эти жизнерадостные дамы испугались?

– Так дипломы сегодня вручали. Значит, будут пить, лазить к девкам. А у нас и так одна курвина написала заявление, что её изнасиловали, – серьезным голосом сказала Никитична. – Ивановна, сегодня же Степан дежурить будет?

– Так кого ещё поставят? Только он, может, и совладает, – тоже абсолютно серьёзно отвечала Ивановна.

– Кто такой Степан? – поинтересовался я.

– Военник наш, ну тот, что детишек научает, как противогазы надевать да автомат разобрать. Лихой мужик, хоть и не фронтовик, но в армии офицером был, – поведала мне пышноволосая Никитична.

Уже неплохо, значит, мне не одному бегать по этажам. Да и наличие на дежурстве в общежитии преподавателя, которого уже знают здесь все, каждый шкодник, – это само по себе помощь. Насколько я себя помню, подчиниться какому-то чужому, даже если он будет бить себя в грудь и доказывать, что он преподаватель и право имеет – сложно. А я сам хоть и был в молодости хулиганом, но таким, с понятием и с уважением к возрасту и статусу людей.

– Что ж, милые дамы, вечером встретимся. Я же правильно понимаю, что мне нужно подходить к семи часам? – спросил я, намереваясь уже покидать столь интересное общество.

– Подходи, сотрудник, хлебнёшь и нашей жизни, – философски заметила Ивановна.

Время было раннее, ещё не стукнуло десяти часов утра, потому я успевал ещё съездить домой и даже немного вздремнуть, предполагая, что ночью полноценно поспать не получится. Думал, что сегодня же договорюсь с директором насчёт того, чтобы отдать в ремонт “Волгу”, что стоит на балансе училища. Но дождёмся, когда Семён Михайлович будет в более адекватном настроении. А то ещё ненароком рассоримся с ним вдрызг. А мне не хотелось бы иметь в родном ПТУ врагов. Хотя, полагаю, что обойтись без конфликтов возможно только в одном случае – если я лягу под систему и просто перестану хоть что-то делать, не работая, а отбывая своё рабочее время.

А уж этого точно не будет.

Уже дома, лежа на диване с деревянными подлокотниками иразглядывая замысловатый узор на настенном ковре, я размышлял о том, когда смогу приступить к другим, сопутствующим моей цели миссиям. Мне нужно что-то сделать с самыми гнусными преступниками нынешнего времени. Обучение в школе милиции предполагало изучение многих дел прошлого. Так что о деятельности некоторых преступников я знал, как и о предателях Родины, я знал.

Можно ли жить спокойно и добро наживать, если точно знаешь, что подонки топчут землю и скоро будут всячески отравлять жизнь нормальным честным людям, каким был, да и здесь буду, и я? Вопрос, на который у меня лишь один ответ. А еще нужно как-то ликвидировать “кружок по интересам”, который вот-вот должен быть создан в Ленинграде. Из него вышли всякие рыжие, а ещё опозорившие великого советского писателя Аркадия Гайдара его потомки. И ещё немало сволоты. Нужно думать.