Именно потому, что Яков Андреевич Фабр мог быть деятельным, но не конфликтным, не строил интриги и позволило считать фигуру помощника Воронцова, как компромисс между различными политическими силами. Вот и получилось договориться, что Фабр становится во главе Екатеринославской губернии, при этом не участвует ни в каких тайных и коммерческих делах, которые могли быть и были в этой одной из богатейших губерний Российской империи.

Михаил Семёнович Воронцов слушал рассказ, подмечая для себя, что словосочетание «барин Шабарин» звучит, как каламбур. Вот только улыбаться не было никаких причин. Всё, что происходило в Екатеринославской губернии Воронцов принимал, как объявление войны. Той, политической, в ходе которой так же бывает льется кровь и ломаются судьбы.

– Так кто же? Чернышов или Орлов играет против меня? – в какой-то момент Воронцов прервал рассказ Пален.

– Имел со мной разговор, перед самым моим отбытием в Пятигорск. Он просит не вмешиваться, – стыдливо потупив глаза, говорил Федор Петрович Пален. – Предлагает смириться с потерей губернии.

– Неслыханная дерзость! – воскликнул Воронцов, приподнялся, но ощутил резкую боль в коленных суставах, вновь плюхнулся в кресло.

Пален сделал вид, что не заметил болезненного состояния своего покровителя.

– Понятно, что Чернышов через Министерство внутренних дел сцепился с Орловым с его Третьим Отделением. И, как оказалось, в Екатеринославской губернии творились такие непотребства, кои могут сильно ударить по Чернышову… И по Фабру, значит и по вам, – Пален несколько заискивающе посмотрел на своего покровителя. – Ваша светлость, может, благоразумным будет и вовсе ничего не делать? Пускай собаки погрызут друг друга!

– Федор Петрович, если сочтут, что я настолько слаб и неспособен ответить, что даю каждой собаке себя укусить, то и вас, и меня, и всех тех людей, кои смотрят на меня, всех, эти собаки загрызут. Они же, что Орлов, что Чернышов, пусть и в годах уже, но власть почуяли свою не так давно. Оттого их зубы острые, им закрепиться в стае нужно, – Воронцов залпом выпил бокал с вином.

Всё же пребывание на Кавказе оставляет свои отпечатки, когда даже сиятельный аристократ, ставящий всегда в край угла этикет, так невежественно пьёт вино.

– Оно и понятно, ваша светлость, министр внутренних дел Лев Алексеевич Петровский начал дело Петрошевского по поручению Александра Ивановича Чернышова. Это удар и по Орлову, и по всему Третьему Отделению, и по вам. Там же задевают многих людей от культуры, к коим вы благосклонны, – Пален развел руками. – Очень смелый ход.

– Да, Чернышову смелости не занимать. Теперь можно поднимать все связи, всё моё покровительство людям от культуры и литературы. Туда же можно и Гоголя приписать, и Глинку, и многих иных, – задумчиво сказал Михаил Семенович Воронцов.

Наступила продолжительная пауза, в ходе которой князь размышлял, а его гость пристально наблюдал за реакцией своего покровителя, стараясь выкинуть малодушные мысли из головы.

«Может уже пора думать о будущем? Если Воронцова свергнут с политического Олимпа России, то, как тогда поступят со мной?» – гнал от себя мысль Фёдор Петрович Пален.

– Вы упоминали о дворянине Алексее Петровиче Шабарине. Чей он человек? Чернышова? Это вполне было бы логичным. Но не верю я, что какой-то молодой повеса, не имеющий ни чинов, ни звания, может так взбаламутить воду. За ним обязательно кто-то должен стоять. И это нужно срочно выяснить, – сказал Воронцов, посмотрел на своего собеседника, будто прочитал мысли Пален. – Не вздумайте меня списывать со счетов! Наступление под Дербентом идёт полным ходом. А после я рассчитываю договориться с Шамилем. Если замирение на Кавказе случится в скором времени, то я на коне и с саблей в блестящей кирасе.

– Как вы могли подумать? – всполошился Фёдор Петрович. – Я с вами, и позвольте мне своего человека послать в губернию и всё подробным образом разузнать. Уверен, если мои люди отправятся на добрых лошадях, то уже на пятый день будут в Екатеринославе.

– Действуйте. Но с вашими людьми отправится моё доверенное лицо. Это атака даже не на Екатеринославскую губернию, а на меня лично. Просто смолчать я не имею никакого права. В следующий раз у меня заберут все новороссийские губернии, – решительно сказал Воронцов.

Уже через два часа четверо мужчин на двух каретах, сопряженных четвёркой лучших лошадей, которые только можно было найти на Северном Кавказе, устремились к Екатеринославу.

Михаил Семёнович Воронцов не мог оставить без своего внимания всё то, что там происходило. На самом деле, самодостаточность, новороссийских губерний, что было достигнуто при содействии князя – это залог политического и экономического веса самого Воронцова. Ведь тех денег, которые выделяются государством, хватает не на многое. Воронцов вынужден тратить собственные средства, чтобы только не прослыть плохим чиновником. И, если отберут контроль над Одессой и другими новороссийскими городами, сильно ослабнут финансовые поступления, то князю придётся признаваться в своей несостоятельности, как наместника Кавказа и теневого хозяина Новороссии. А также он будет вынужден рассказывать о том, какие бедствия принесли природные катаклизмы. Ведь последствия от оных ложились нелёгким бременем на самого Михаила Семёновича Воронцова, князя с титулованием «светлость».

Глава 2

Дюбельт уехал, а я после того разговора стал чувствовать себя арестантом. За мной постоянно ходили филеры, не скрываясь даже для приличия. В доме вице-губернатора жандармы устроили себе «Ставку жандармского беспредела». Так что контроля было больше, чем того я мог допустить.

Но в эту игру можно было и поиграть. Так что я постоянно «скидывал хвост» своих соглядатаев и встречался с теми людьми, с кем хотел и с кем должен был. Я готовился к тому, что может и должно произойти.

Мне показали новые «признания» Зарипова. Лавр полностью растерял честь и достоинство. Он признавал, что стрелял в Кулагина, но при этом указывал, что я приказал Зарипову убить вице-губернатора. Это уже не угроза со стороны жандармов, это исполнение угроз, демонстрация, что Третье Отделение все же не пускает слова на ветер.

– Вероятно, вы готовы что-то сказать? – вкрадчиво тогда спрашивал меня Лопухин. – Или передать нам что-либо? Эту бумагу можно и не рассматривать, или же это ваш приговор.

Я промолчал тогда, чтобы не сказать всего того, что именно было в мыслях. Не стоило опускаться до банальных оскорблений, нужно быть выше этого. Выбор сделан и я себя перестану уважать, если поддамся на угрозы. По крайней мере, сдаваться без боя, я не намерен. Силенок у меня маловато, конечно, но вот нестандартные решения проблемы – это то, что я умею.

Так что больше я иллюзий не питал и понимал, что уже в скором времени меня могут осудить, отправить по этапу, скорее всего, убить уже после, когда мои ноги окажутся в колодках. Интересно, а профессор Пирогов уже придумал для арестантов новый вид колодок, которые меньше натирали ноги и были менее тяжелыми? Помниться, что этот гений от медицины немало внимания уделял вопросу помощи осужденным.

Елизавета Кулагина, между прочим, нашла общий язык с Третьим Отделением. Я опасался того, что начнется еще и давление на Фонд, популяризацию которого я отложил до лучших времен, хотя все было к этому готово. Думаю, если удастся меня осудить, то и имущество отожмут ничтоже сумняшеся.

Все берут деньги. В этом мире, во все времена, решают блага. Что именно отдавала вдова Третьему Отделению, может и компроматом расплатилась, могу только догадываться, но дамочка не заграницу рванула, а на воды, может и в Пятигорск. Правильно, пусть там какого Печорина встретит, да оторвется от души.

Сегодня же я решил развлечь себя тем, что отправился общаться с представителями торгового сообщества Екатеринославской губернии. Война-войной, но любой руководитель, даже такой, как я, без определенного статуса и при непонятном положении, обязан думать о мирном существовании и развитии. Против меня могут интриговать, сталкивать меня с социальной лестницы, но это не значит, что не нужно работать на перспективу.

– Алексей Петрович! – всплеснула руками купчиха Олимпия Степановна Тяпкина. – Не чаяла вас увидеть в нынешнем году. Всякое о вас гуторят, что и осудить могут.

– А вы всё хорошеете, госпожа Тяпкина. Ох и повезло же вашему мужу! – сказал я, делая вид, будто умиляюсь прелестницей-купчихой. – И не верьте вы слухам. Знайте, что я всегда готов противостоять невзгодам.

Хотя, по местным меркам, по вкусам, когда многим нравятся дамы по попышнее, Тяпкина очень даже ничего. Уверен, что ее мужу есть чего волноваться.

Пусть даже не в рамках всей губернии, но, как минимум, для дел своего поместья мне нужно было встретиться и с купцом Михельсоном, и с купеческой четой Тяпкиных. Как минимум, необходимо узнать цены на сахар, насколько он востребован в городе, прояснить тенденцию ценообразования на зерно, масло и другие виды товаров, которые я мог бы сейчас предоставить на рынок. Каждый уважающий себя помещик безошибочно должен знать изменения цен.

Но, наверное, более масштабным и важным было то, как приходится по вкусу купцам такое новшество, как чемодан. В поместье получилось смастерить два чемодана, скорее, не для того, чтобы их продать или пользоваться очень даже удобной вещью, да и по качеству вышло так себе. На скорую руку, впопыхах, сложно что-то хорошее сделать, но для наглядности привезенные два чемодана подойдут. А умный человек поймёт, что к чему и как это будет продаваться.

Кстати, сложно было с чемоданами наперевес убегать от филеров. Это еще время такое, когда бомбисты-социалисты не появились. А то через лет так двадцать в меня бы, с моими чемоданами, могли бы и стрелять, предполагая, что в них бомба.

Делать чемоданы оказалось не так сложно. Там самое трудозатратое – это найти хорошую кожу, да смастерить замки. А, нет… Еще не так легко было подобрать тонкие доски, обшить все это без механизации, в ручную. Но дело делается, а это главное. По поводу механизации так же можно было бы поразмышлять, но только когда станет понятно, что дело выгорит. Нужно еще раз проанализировать необходимость механизмов, пока еще есть возможность что-то заказать в Англии или Франции.

Следом за мной, не сегодня, так завтра, должна была прибыть Эльза, у которой будет с собой уже около дюжины чемоданов различной формы, длины, замков. Именно в замках и были определённые сложности, так как моя мастерская не могла быстро, условно за ночь, выдать десяток замков различных форм и конструкций. Такое разнообразие было обусловлено тем, что я хотел показать товар в ассортименте, какие замки могут быть использованы, как, что и к чему может крепиться. Кроме того, сразу же будут показаны и два чемодана с выдвижной ручкой и на колёсах. Вот до этого Луи Витон явно не смог бы догадаться в ближайшее время.

Кроме того, бизнес-леди, вдова Эльза Шварцберг должна также привезти большое количество различных платьев и бижутерии, которые обещали доставить в моё поместье, но что-то эта доставка задерживалась. Нужно будет обязательно с этими платьями что-то решать. Покупать их в Одессе – это, как минимум ограничивать себя и не иметь перспектив развития.

Я уже догадываюсь, что часть женской, а уже и мужской, одежды, которая прибудет для реализации в Екатеринослав, проникла на территорию Российской империи не совсем законным образом. Плодить контрабанду я не хотел никоим образом. Да, и зачем это делать? Вполне можно создать копии тех самых нарядов, которые прибывают из Франции и Италии. Если уже простой, но рукастой, бабе Марфе, без особой помощи, прямо в моём поместье, удалось скопировать некоторые модели французских платьев так, что они стали выглядеть лучше, чем оригиналы, то почему бы тогда не делать это массово?