– К тому времени ты наверняка меня не узнаешь, – угрюмо пробурчала Эсме. – Я уже напоминаю слониху.

Но Хелен лишь рассмеялась в ответ.

– Очень маленькую и милую слониху, дорогая.

Глава 6
Молодость и презрение – близкие друзья

Холкэм-хаус,

Лимпли-Стоук

– Поверить не могу, что мистер Дарби приехал в Уилтшир! – сказала леди Имоджен Маклеллан своей сводной сестре. – Кто бы мог подумать. Эмилия Пигглтон рассказала мне о нем абсолютно все. Однажды она собственными глазами видела его в «Олмаке»^[1], хотя он, конечно же, не искал знакомства с ней. Как думаешь, Генриетта, может, мне стоит надеть новое платье? Его только вчера доставили. Ты наверняка помнишь – из индийского муслина с узором из веточек. Только вот миссис Пиннок…

В дверях появилась ее мать, прервав беседу.

– Добрый вечер, дорогие мои, – произнесла Миллисент Маклеллан, вдовствующая графиня Холкэм. – Пожалуй, нам пора спускаться к ужину.

– Мама, знаешь, кто заказал точно такое же платье, как у меня? – поинтересовалась Имоджен капризно-жеманным тоном, вошедшим у нее в привычку в последнее время. – Наша дражайшая соседка Селина Дэвенпорт! Мне сказала об этом миссис Пиннок.

– О господи, – воскликнула Миллисент.

Селина Дэвенпорт считалась в Уилтшире птицей высокого полета. Она вышла замуж за сквайра, гораздо больше интересовавшегося гончими, нежели собственной женой. Ничего удивительного, однако поговаривали, будто свора делила с ним древнее ложе предков, а поэтому всех неизменно интересовал вопрос, где же в таком случае спит Селина.

– Какой позор, – презрительно бросила Имоджен. – Не понимаю, почему Селина никак не может смириться с тем обстоятельством, что она – замужняя женщина. Посмеет надеть платье с невероятно глубоким декольте и самым тесным лифом в этой части графства. И наверняка настоит на том, чтобы занять место рядом со мной.

– Чтобы только погреться в лучах твоего успеха, дорогая, – попыталась успокоить дочь Миллисент. – Но мне очень не нравится твой капризный тон. Во время сезона дамы из высшего света станут твоими надежными союзницами. Но только не в том случае, если сочтут тебя слишком острой на язык. – Имоджен только-только начала выходить в свет и уже обзавелась толпой поклонников – местных юнцов, ищущих ее внимания. И это не самым лучшим образом сказалось на ее характере.

– Никто даже не взглянет на меня, если Селина весь вечер будет выставлять свою грудь напоказ, точно вывешенное для просушки белье!

– Леди не пристало так отзываться о людях, – неодобрительно покачала головой Миллисент. – И почему бы тебе не надеть сегодня платье из газа слоновой кости вместо фиолетового муслина?

– Пожалуй, так и поступлю, – пробормотала Имоджен. – А что собираешься надеть ты, Генриетта?

– Итальянский креп.

Имоджен удивленно уставилась на сестру.

– Я полагала, ты бережешь его для какого-то особого случая.

– Я передумала.

– Леди Ролингс в трауре, Генриетта. Так что танцев не будет.

Генриетта открыла было рот, но Имоджен исправилась:

– Впрочем, траур не имеет никакого значения, поскольку ты все равно не танцуешь. Так зачем, скажи на милость, надевать итальянский креп? Я была уверена, что ты приберегла его для званого вечера в Тилбери.

Генриетта пожала плечами.

– Зачем? Как ты верно заметила, я не танцую. Так почему бы мне не надеть то, что хочется? Какая разница, когда именно я появлюсь в новом платье?

– Никому не ведомо, что уготовило нам будущее, дорогая, – произнесла Миллисент, обнимая Генриетту за плечи.

Девушка тепло улыбнулась мачехе.

– В моем случае танцев не предвидится. Впрочем, как и ухажеров.

– Но ты гораздо красивее Селины Дэвенпорт, – с удовлетворением заметила Имоджен.

Генриетта улыбнулась.

– Какая беззастенчивая ложь!

– Но ведь это правда. Ни одна из местных девиц тебе и в подметки не годится. Если бы не твоя хромота, ни один поклонник не обратил бы на них внимания. Я слышала, как миссис Бернелл сказала, что ты становишься опасно красивой, Генриетта. Представляешь? Опасно красивой! Обо мне такого никто не скажет. С моими-то немодными волосами.

Встав у сестры за спиной, Имоджен скорчила гримасу своему отражению в зеркале. Волосы Генриетты мягкого янтарного оттенка украшали вкрапления лимонных и золотисто-медовых прядей. В то время как Имоджен вынуждена была довольствоваться своими черными, как вороново крыло, локонами.

– Вздор, – фыркнула Генриетта. – Никому нет дела до твоих волос, если ты не можешь иметь детей.

– Мистер Гелл слышал о новом докторе, – напомнила Имоджен. – Он лечит кости и живет в Суиндоне. Может, он знает, как тебя вылечить?

– Папа возил меня ко всем докторам, что живут в радиусе сорока миль, и все говорили одно и то же: если я забеременею, то, скорее всего, умру во время родов вместе с ребенком. Лучше уж смотреть правде в глаза, чем мечтать о новом докторе, способном подарить мне надежду.

Имоджен поджала губы и на мгновение стала похожей на властную и непреклонную римскую богиню. Или своего покойного отца.

– Я не собираюсь опускать руки, – заявила она. – Наверняка найдется доктор, который сможет тебя вылечить. Вот увидишь.

– Да не нужен мне муж, – рассмеялась Генриетта.

Однако слова сестры не убедили Имоджен.

– Ты так воркуешь с детьми.

– Вовсе нет, – возразила Генриетта, испытавшая приступ тошноты при мысли о будущем старой девы. Неужели ей действительно придется всю жизнь восхищаться чужими детьми? От охватившего ее знакомого чувства отчаяния больно сжалось сердце. Все это так несправедливо!

О, если б только она была похожа на тех модных светских дам, которых вовсе не интересовали собственные отпрыски. Леди Фейрберн похвалялась, что видит детей всего пару раз в год, утверждая, что это самый лучший способ воспитания. Да и блистательный мистер Дарби не сразу признал свою очаровательную маленькую сестру.

Как же все-таки несправедливо устроен мир. Она, леди Генриетта Маклеллан, проклята страстью к детям и искалеченным бедром, не позволяющим их иметь. Она всеми силами старалась убедить себя, что руководство сельской школой с лихвой заменяет ей материнство. А еще постоянно напоминала себе, что Господь наделил ее недюжинным умом, позволяющим понять, как могут утомлять мужья.

– Если бы я вышла замуж, моя жизнь стала бы невероятно скучной, – заметила Генриетта. – Мне пришлось бы делать вид, будто мне ужасно интересны все эти разговоры об охоте и гончих. Мужчины – идиоты, поглощенные только собой. Взять, к примеру, мистера Дарби. Он был так уверен в собственной значимости, что попытался сразить меня наповал своими лондонскими манерами. Меня!

– Так вот почему ты решила надеть итальянский креп, – лукаво усмехнулась Имоджен. – Мне стоило сразу же догадаться! Он и впрямь так потрясающе красив? Эмилия рассказывала, что все девушки в Лондоне сгорали от желания с ним потанцевать. Единственный комплимент из его уст – и ты самая желанная невеста в Лондоне.

– Никогда не видела более самодовольного человека, – охладила пыл сестры Генриетта. – Видела бы ты, как он расстроился, заметив, что его шейный платок помялся.

– Должно быть, Дарби заметил, как ты прелестна. Он сделал тебе комплимент? Поэтому ты хочешь надеть свое лучшее платье?

Генриетта рассмеялась.

– О, Имоджен, перестань. Неужели ты веришь, что я стану прихорашиваться ради какого-то лондонского щеголя, заглянувшего в нашу богом забытую деревеньку? Я его не интересую. И что еще более важно – он совершенно не интересен мне. Я еще вчера решила, что надену платье из крепа. Я уже сказала, что не собираюсь ждать более подходящего случая.

– Я тебе не верю, – упрямо заявила Имоджен.

– На самом деле мое бедро – настоящее благословение, – сказала Генриетта своей скептически настроенной сестре. – Если бы не оно, папа выдал бы меня замуж сразу после моего дебюта…

– Которого у тебя не было.

– Был бы, если б не врожденная хромота. Я бы стала женой того, кто дал бы за меня больше. Того, кто даже не потрудился бы запомнить моего имени, а просто хотел бы заполучить имущество отца, бо́льшая часть которого не подлежит отчуждению. Так что к этому моменту я превратилась бы в нудную, умирающую от скуки женщину.

– Меня выдали замуж еще до моего дебюта, – вставила Миллисент. – И я не ведаю скуки. Ведь у меня две самые чудесные дочери во всем королевстве. К тому же, Генриетта, я всегда находила беседы с твоим отцом очень интересными. Он не просто рассуждал об охоте, а был настоящим кладезем информации.

Генриетта с улыбкой посмотрела на мачеху.

– Подобные беседы тебя очаровывали, потому что ты самая милая и добрая женщина в стране. Мне же претят навевающие скуку разговоры об охоте за завтраком, равно как утомительное перечисление подстреленных животных за ужином. Боюсь, вспыльчивость возьмет надо мной верх.

– Это потому, что ты не влюблялась, – заметила Миллисент.

– Если бы твой дебют состоялся, ты наверняка нашла бы любовь в свой первый же сезон, – мечтательно протянула Имоджен. – Какой-нибудь красивый герцог покорил бы твое сердце и тотчас же попросил бы твоей руки. – Забываясь, эта капризная и раздражительная девица превращалась в страстного романтика.

– Красивых герцогов не бывает, – со смехом возразила Генриетта. – Все они старые и дряхлые. – Она попыталась представить себя дебютанткой в окружении пожилых джентльменов. «И многочисленных охотников за приданым», – подсказал ехидный внутренний голос. Несмотря на то что титул отца перешел какому-то дальнему родственнику, неотчуждаемая часть его состояния сделала Генриетту богатой наследницей. Она принимала бы от поклонников цветы и подарки, танцевала бы на балах с изысканными джентльменами вроде Дарби. Генриетта едва не рассмеялась при мысли об этом. Дарби и сам был слишком опасно красив. Кому вообще придет в голову рассматривать его в качестве потенциального мужа?

Но Имоджен продолжала фантазировать.

– К этому моменту ты уже была бы женой герцога и только бы и делала, что давала роскошные балы и танцевала со своим мужем. Возможно, даже с мистером Дарби.

– Дарби не герцог, – возразила Генриетта. – Более того, мне совсем не хотелось бы потерять голову от мужчины, больше заботящемся о своем кружевном шарфе, нежели о маленькой сестре.

Имоджен пожала плечами.

– Он лондонский джентльмен, Генриетта. А не домосед вроде тебя. Только представь, что ты дебютировала в свете и вышла замуж за Дарби. Об этих детях пришлось бы заботиться тебе.

При мысли об этом сердце Генриетты едва не выскочило из груди. Дети… да еще без риска для жизни. Маленькая лысая Аннабель и хмурящая брови Джози.

– Поговаривают, будто у него за душой ни пенни, – продолжала Имоджен. – Вернее, не останется ни пенни, если у леди Ролингс родится мальчик. Тогда Дарби точно потеряет наследство дяди.

– Мне очень не нравится, когда ты пересказываешь сплетни подобного рода, – покачала головой графиня.

– Но одет он вовсе не в лохмотья, – заметила Генриетта.

– Я должна выглядеть наилучшим образом, – заявила Имоджен. – Только представь, как будет чудесно, если он обратит на меня внимание. Сильвию Фарли разорвет от зависти. Как думаете, может, мне стоит попросить Крейс завить мне волосы? – Сестры пользовались услугами одной служанки – Крейс.

– Зачем тебе это делать? – недоуменно поинтересовалась Генриетта. – Твои волосы и без того чудесно завиваются от природы.

Имоджен взглянула на собственное отражение в зеркале и нахмурилась.

– Локоны неровные. А вот волосы Сильвии лежат на спине восхитительными завитками. Она говорит, что ее служанка пользуется для этого горячими щипцами.