Как говорится, во всём надо искать свои плюсы.

– Что ты здесь делал? Отвечай! – приставил мне к голове автомат крикливый араб и с силой надавил тёплым кончиком ствола АКМ.

Этот парень быстрее мне дырку во лбу продавит, чем прострелит.

– Да я не понимаю, что тут происходит, – сказал я, восстановив при этом ориентировку и отбив в сторону автомат.

Тут же подошёл ещё один человек в куфии в расцветке чёрно-белого орнамента. У него в руках была винтовка М16. Он был более мускулистым, а экипирован гораздо лучше: разгрузка с запасными магазинами, различное дополнительное снаряжение, в том числе и два жгута. Но самое примечательное – это рукоять большого ножа.

Она буквально сверкала на свету.

– Отойди. Сейчас я спрошу, – отодвинул здоровяк коллегу, и пнул ногой деревянный ящик ближе ко мне.

Он сел напротив меня и стянул с лица куфию. Здоровый недовольный мужик с бородой, зелёными прищуренными глазами, кривым носом, пухлыми губами и шрамом под правым глазом от рассечения.

– Не узнаёшь? – ехидно улыбнулся араб.

В голове начали выстраиваться странные мысли. Мало того что я откуда-то теперь знаю арабский язык, так ещё и этого араба вижу не в первый раз в жизни и знаю кто он.

Имад Радван – член радикальной группировки и руководитель одного из отделений партии «Свободный Левант». А если коротко – террорист. И что-то мне подсказывает, я его выслеживал. Зачем?

– Конечно, узнал, – ответил Радван и достал нож.

В огромном лезвии я практически разглядел своё отражение. И оно показалось мне не совсем привычным. Я поднял связанные руки и потрогал волосы. Их достаточно большое количество. Что-то совсем непонятное происходит. У меня уже лет десять, как была причёска «мяч в траве».

– Теперь ты мне скажешь, что ты успел снять на камеру и куда дел плёнку, – приставил нож к моему горлу Радван.

Лезвие впилось в кожу. Я почувствовал, как на руку капнула кровь.

– Я ничего не знаю.

Радван снова злобно оскалился и вытащил из кармана небольшое удостоверение. На фотографии был парень двадцати пяти лет, очень похожий на меня. Только моложе. Дата выдачи аккредитации – 2 мая 1984 года.

– Что ты снял, Алексей Карелин? – прорычал Радван и сильнее надавил остриём ножа мне на шею.

Глава 2

Мысли в голове вновь начали путаться. Аккредитация журналиста, датированная 1984 годом, какой-то Карелин, четыре араба с автоматами и на бис – нож, приставленный к горлу.

Единственное, во что я пока верю – это в лезвие ножа. Одно неверное движение и Радван меня зарежет. В остальные факты пока верится с трудом.

– Мне повторить вопрос? – спросил у меня Имад.

– Я ничего не снимал, не помню и не понимаю, как здесь оказался. Да я даже тебя не знаю, – ответил я.

Радван на удивление убрал нож в ножны и встал с ящика. Он подозвал к себе одного из арабов и что-то ему шепнул.

– Сделаем, – ответил боевик, убрал за спину автомат и достал из ящика верёвку и пакет.

Что-то мне эти приспособления не нравятся. Сам Имад отошёл к окну и закурил.

– Ладно. Придётся по старинке работать. Ты нам всё скажешь, а затем сам попросишь тебя убить.

Двое арабов встали рядом со мной. Один наматывал себе на кисти рук удавку. Второй приготовился накинуть мне на шею пакет.

Надо что-то придумывать.

Верёвка уже почти распутана. Искоса осмотрел стоя́щих рядом арабов. Достать у них хоть какое-то оружие нереально со связанными руками. К тому же меня на прицеле держит четвёртый. Шевельнусь, и меня могут пристрелить. Хотя, я им нужен живой. Этим сволочам нужна какая-то плёнка.

Смотрю в сторону открытого балкона и понимаю, что у меня есть небольшой, я бы сказал призрачный шанс попытаться сбежать. Вот только сработает он в том случае, если я действительно знаю ценную информацию, и по мне сразу же не откроют огонь, а попытаются задержать. В сложившейся ситуации, в которую лучше было бы изначально не попадать, я иного варианта сейчас не вижу. Лучше использовать призрачный шанс выжить, чем сдаться без боя.

Нервы на пределе, как натянутая тетива. Делаю вдох, прежде чем сделать резкий рывок со стула, и сбить с ног того араба, что наставил на меня автомат.

И тут я услышал знакомый звук. В комнате что-то металлическое упало на пол и покатилось. Взгляд сразу выхватил рядом с ногами одного из арабов гранату.

Я резко отпрыгнул в сторону, прокатившись по полу. Но взрыва не произошло.

В комнату ворвался боец в гражданке, бронежилете и с пистолетом-пулемётом. Двигаясь вдоль левой стены, незнакомец тут же застрелил араба с оружием. Следом в комнату ворвался ещё один высокий боец, который открыл стрельбу по двум арабам, так и не успевшим вскинуть автоматы.

Один из арабов, который разматывал верёвку, упал со мной рядом и начал захлёбываться кровью. Серый пол постепенно окрашивался в алый цвет.

Радван начал стрелять, но очередь прошла рядом с третьим вбежавшим бойцом. По главному из арабов стреляли, но тот успел сделать шаг на балкон.

Не прошло и секунды, как Имад исчез, спрыгнув со второго этажа, засранец.

Вставать я не торопился, пока каждый из вошедшей группы спецназа не опустил оружие. А то, что эти ребята именно «спецы», было ясно по их движениям.

Зашли по так называемой «диагонали» – друг за другом, становясь спиной к одной из стен. Данный приём обычно применяют тогда, когда зачищаемое помещение последнее и не нужно двигаться дальше. Ну и экипировка у парней соответствующая.

Бронежилеты израильской фирмы «Рабинтекс», а в руках у каждого пистолет-пулемёт УЗИ. Как бы теперь мне не стать объектом на допросе МОССАДа.

– Чисто! – начали по одному докладывать бойцы на русском языке.

Я почувствовал небывалую лёгкость. Будто с меня подняли бетонную плиту. Свои!

– Чего лежим? Встаём, товарищ Карелин, – подошёл ко мне один из бойцов.

Я протянул ему связанные ладони. Боец помог мне встать, вытащил нож и аккуратно разрезал верёвку.

– Далеко не уходите. Есть пара вопросов, Алексей Владимирович. Мы зря что ли за вами следили, – сказал один из членов группы.

Целая группа спецназа пришла спасти моего реципиента. Точнее, уже меня. Похоже, что я представляю особую ценность для этих ребят.

– Вид у тебя не очень, писака, – сказал подошедший ко мне боец, взглянув на разбитую голову. – Всё указывает на то, что ему сильно дали по голове.

– Шуточки у тебя сегодня так и прут. Проверяйте убитых и уходим, – сказал боец, стоящий напротив меня, и стянул с лица балаклаву.

Передо мной стоял парень лет двадцати пяти. Лицо осунувшееся и сильно обветренное. Кожа была бронзового оттенка. Если бы не потрескавшиеся губы, подумал, что он на море загорел.

– Лёша, вы меня первый раз увидели? – прервал мои рассуждения боец.

– Вы…, а зачем следили? – спросил я, хотя вначале думал узнать, как зовут этого человека.

Память отчего-то дала мне понять, что передо мной сотрудник КГБ. Зовут Казанов Виталий Иванович. И у меня с ним есть общее дело.

– Для того чтобы вы были в целости и… сохранности, – присел Казанов на корточки рядом с разломанным фотоаппаратом. – Как говорит один мой друг: «своих не бросаем».

Очень хочется ему поверить, но пока для меня всё происходящее – тёмный лес. Ко всей новой информации, что у меня в голове, добавилось ещё и появление «кавалерии» в лице представителя КГБ с отрядом.

– Большое спасибо, что выручили. Но может быть нам покинуть место перестрелки? Не думаю, что правоохранительные органы обрадуются, когда приедут сюда.

Казанов посмотрел на меня и улыбнулся. Его подчинённые отвлеклись от обыска поверженных боевиков и громко рассмеялись.

– В этих районах Бейрута уже давно никого не удивишь перестрелками, – сказал Виталий и показал мне на выход.

Какой ещё Бейрут? Неужели я в Ливане? Осмотревшись по сторонам, я принял эту версию происходящего. Вид крови, трупов людей и запах пороховых газов, который ещё витал в воздухе, мне ни с чем не перепутать.

– Пошли, военкор, – похлопал меня по плечу один из бойцов, проходя мимо.

И ещё… я теперь – военный корреспондент. В памяти всплывают отдельные эпизоды. Почему-то перед глазами море и песчаные пляжи. Плац после присяги и прощание с боевым знаменем. Вот только это не в Рязани, где я окончил десантное училище в прошлой жизни.

Да мой реципиент вообще не офицер! Но в памяти есть воспоминания о горах, глинобитных стенах и перестрелках. Похоже, что Карелин служил в Афганистане.

– Сильно его по голове шандарахнули, – прошёл мимо меня ещё один из бойцов и отдал раскрытый чёрный рюкзак.

Голова у меня и правда гудела. Надо понимать, что отчего-то же умер предыдущий хозяин тела.

Я взял рюкзак и заглянул в него. На дне лежали блокнот, тетрадь, какие-то приспособления для видео и фотокамер, а также другие вещи, вроде перочинного ножа с надписью «Горький». Сомневаюсь, что этот колюще-режущий предмет с зелёной рукояткой в моё время бы так хорошо сохранился.

Сунув руку в маленький карман, я достал советский служебный паспорт с синей обложкой.

Если я всё правильно помню, то служебные паспорта для работы заграницей в советское время из представителей СМИ могли получить только сотрудники ТАСС, газет «Известия» и «Правда».

– Вот ваше разрешение на работу, – протянул Казанов мне документ, который до этого показывал Радван.

Ещё раз его прочитав, понял, что мой реципиент в Ливане работает корреспондентом газеты «Правда». Совсем всё запутано.

Выходит, что я теперь Алексей Карелин. Действующий, если верить документам, корреспондент газеты «Правда». Выпускник какого-то института. А ещё знаю арабский и английский. Вот откуда английский-то в моей голове появился? В Рязани я немецкий изучал.

Казанов внимательно на меня посмотрел и подошёл ближе, наклонив мою голову.

– Солидно вас приложили, – осмотрел он мою рану и разбитый висок. – Главное, мозги не задеты и вы всё ещё живы, верно?

– Не могу с вами не согласиться, – ответил я.

– Ничего не забыли, Алексей? – продолжил Казанов.

– В каком смысле?

– Карелин, где та самая информация, которую я послал вас достать? – настойчиво повторил вопрос Виталий.

В голове начали собираться воедино все мысли. Теперь ясно, каким образом журналист-международник Карелин связан с этим Казановым.

Мой реципиент был направлен на работу заграницу, а именно в Ливан. Тут-то и появилась необходимость в навыках Карелина. Судя по всему, парень он был отчаянный, смелый и любил работать на самом переднем крае.

– Едем в ваш корпункт. Приведём вас в порядок. Заодно нам всё расскажете, что смогли узнать, – сказал Казанов, и мы с ним отправились на улицу.

Когда вышел на улицу, в нос «ударил» сладковато-гнилостный запах, смешанный с гарью, бензином и чем-то животным. Я невольно поморщился.

– Аромат в пригороде Бейрута не то, что в оранжерее, – сказал Казанов.

Мы обошли здание и оказались рядом с двумя автомобилями. Один из них был микроавтобус японского производителя, куда и стали быстро укладывать бойцы рюкзаки и закутанное в брезент оружие. Кто-то ругался по-арабски, кто-то шептал в радиостанцию.

Самый разговорчивый боец всё это время с недоверием поглядывал в мою сторону. А я… я разглядывал окружающее нас пространство, стараясь запомнить всё до мелочей.

Солнце пекло безжалостно, словно ему было плевать, что под ним ходят живые люди.

Дома были с серыми фасадами, покрытыми паутиной трещин. На многих стенах домов следы от пуль и осколков, на некоторых свежие заплаты из кирпича и бетона.

На балконах висели выцветшие от солнца простыни и детские майки. Из переулка выехали два подростка на мотоцикле. Один держал две большие канистры, связанные и перекинутые через плечо. Другой жевал что-то и таращился на нас.