Впереди я увидел, как на другой стороне улицы появились четверо вооружённых боевиков. Те самые, что несколько минут назад нас обстреляли.

– Пригнись, – громко сказал я, и первым открыл огонь.

Первой же очередью убил двоих, но двое спрятались в здании. Тут же дёрнул Кирилла в сторону, и мы скрылись за очередным валуном. Начался беспорядочный огонь.

– Вперёд не пройдём. Есть идеи? – произнёс Гиря, скатываясь по камням вниз.

– Ждём, – ответил я, отстегнув магазин.

Патроны ещё были, но мало.

Но в этот раз «взорванный рай» Западного Бейрута сыграл за нас.

Стрелявшие в нас боевики попали под обстрел из окон верхних этажей. Появился шанс переместиться дальше.

– Сюда! – потянул за собой Кирилла, и мы укрылись за покорёженной машиной.

Стрельба не прекращалась. Крики с обеих сторон усиливались. Пыль, жара и запах горячего металла с примесью крови уже стали нормой.

– И не знаешь, в кого стрелять, – громко сказал Гиря, прижимаясь к камням.

На улицу выехал очередной пикап. На этот раз «Симург». В кузове был крупнокалиберный пулемёт, который и начал стрелять по зданию, из которого по нам вели огонь. Обломки стены долетали до нас. Голову было не поднять.

Спустя минуту я выглянул, чтобы оценить обстановку. В здание напротив уже не сопротивлялось.

Но тут из переулка выскочил боец в арафатке и с РПГ на плече. Он вскинул ручной гранатомёт, целясь в автомобиль за нами.

– Ложись! – крикнул я, схватив Гирю за край бронежилета, и прижал его к земле.

Прозвучал выстрел. Реактивный снаряд пронёсся в нескольких метрах над нами. Будто на медленной перемотке я увидел, как он врезался в машину. Её откинуло вбок, а сам пикап объяло огнём.

– Двигаемся, – подхватил я Кирилла, и мы рванули дальше по улице.

Выстрелы ещё звучали за спиной, но мы всё быстрее и быстрее отдалялись от эпицентра боёв.

Подбежав к машине, я помог Кириллу занять место пассажира, а сам сел за руль.

Гиря, стиснул зубы от боли.

– Ты как?

– Прорвёмся, – ответил мне Кирилл.

Я завёл машину и дал газу. Жёлтый «Жук» сорвался с места, унося нас в сторону корпункта. Через пять минут мы были уже далеко. Проезжая по одному из благополучных районов Бейрута, начинаешь путаться в реальностях.

В нескольких кварталах отсюда люди друг друга на части рвут. А здесь и магазины с красивыми вывесками, и мясом приятно пахнет, и хлеб свежий пекут. И никого из жителей не беспокоят сирены и выстрелы, доносящиеся до них.

– Сколько ещё? – спросил Гиря, откидывая голову на сиденье.

– Минут десять. Терпи.

– Да я уже не знаю, что меня больше беспокоит, – усмехнулся Гиря сквозь стиснутые зубы. – Ссать хочу…

– Лучше помолчи. Силы береги.

Мы остановились на одном из перекрёстков. Гиря смотрел в окно, отстранённым взглядом рассматривая Бейрутский морской порт. Пока не загорелся на светофоре зелёный свет, я размышлял об увиденном сегодня.

Разрушения, кровь, трупы людей… Согласен, что гражданская война – страшная вещь. Брат идёт на брата, сын на отца и наоборот. И уже никто не помнит, кто первым выстрелил…

Но здесь другое. Слишком много криминальных элементов запустили свои щупальцы в умирающую «ближневосточную Швейцарию», как называли раньше Ливан.

В прошлой жизни я боролся с такими же отбросами и бандитами в Сирийской Арабской республике. Нельзя, чтобы эта террористическая зараза расползалась.

На светофоре загорелся зелёный, и мы поехали дальше.

– Неплохо стреляешь. Ты где служил? – спросил у меня Гиря.

– В армии, – коротко ответил я, словами одного из киногероев.

– Шутник. Иваныч говорил, что в Афганистане был?

Я попытался быстро вспомнить, где Карелин служил «за речкой». Оказалось, что не просто «в штабе писарем».

– Сначала 185-й мотострелковый полк, который был переименован в 77-ю бригаду. Дембельнулся из Джелалабада.

– Бывал там. Оазис! – мечтательно произнёс Кирилл.

Спустя пять минут я затормозил у подъезда. Заглушил двигатель и повернулся к Гире.

– Кирилл? – потеребил я его.

Гиря не ответил, только что-то несвязное пробормотал.

– Сумеешь идти?

Он медленно кивнул и попробовал сам открыть дверь. Его лицо нервно вздрагивало, как будто по телу пускали электрический разряд.

Я вылез из машины и огляделся. Преследования за нами не было, но и помощи от Виталия Казанова тоже.

Микроавтобус, на котором Виталий и его подчинённые приехали, отсутствовал.

– Они могли покинуть корпункт? – спросил я.

– Должны были, – прошептал Гиря.

– Опирайся на меня. Ты сам сможешь дойти? – спросил я.

Гиря не ответил, а только моргнул, подтверждая готовность.

Автомат я оставил в машине, но взял пистолет у Кирилла. Интересное ощущение, когда вместо отечественного образца огнестрельного оружия, у тебя столь любимый МОССАДом пистолет.

Я подхватил Гирю под локоть, стараясь не задеть рану. Оглядевшись напоследок, закрыл автомобиль и потянул Кирилла в подъезд.

Он тяжело дышал, шёл с трудом и каждый десяток шагов просил остановиться, чтобы перевести дыхание.

– Голова кружится…

– Терпи!

В подъезде воняло подгоревшей проводкой – я смутно припомнил, что накануне у соседей сгорела проводка.

На первой ступени Гиря споткнулся, на седьмой остановился, упёрся лбом в стену и хрипло задышал ртом.

– Пойдём, – процедил я. – Немного осталось.

Получив утвердительный кивок, я подхватил Кирилла крепче и потащил за собой. Оставалось два пролёта, но каждые несколько ступеней Гиря останавливался, чтобы перевести дух.

Во время очередной остановки я заметил жестяную банку на подоконнике между этажами. Внутри лежали два окурка.

Соседями у Карелина были старики. Курящих не было.

– Подожди здесь, – шепнул я.

– А чего, устал тащить? – Гиря попытался усмехнуться, но получилось плохо. – Эх, худеть надо было…

Я приготовил пистолет. Возможно, нас накрыли здесь.

Кирилл открыл рот, будто хотел что-то сказать, но я приложил ладонь к его губам и качнул головой.

– У нас могут быть гости, – прошептал я.

Гиря понял без разъяснений. Я перехватил его под плечо и потянул вниз, на пол-этажа ниже, где ступени уходили в полумрак. Усадил Гирю под лестницей, где стояли мешки с цементом и старая банка из-под краски.

– Сиди тихо, – сказал я, прижимаясь к стене и прислушиваясь.

Наверху скрипнула дверь, и кто-то вышел из моей квартиры. Через пару секунд раздался щелчок зажигалки, и в подъезде запахло табачным дымом.

Кто-то спустился на пару ступеней, задержался и посмотрел вниз, где на бетоне вился алый след крови. Незнакомец замер и начал переносить руку к поясу.

Я не стал медлить и, сделав несколько бесшумных шагов, приставил ствол пистолета к затылку гостя.

– Кто такой?

Он не дёрнулся и даже не вздрогнул. Только спокойно затянулся, как будто дуло у затылка для него не в новинку. Сигарета осталась в зубах. Дым пошёл вверх ровной струёй.

Полсекунды тишины.

– Свои, Карелин – сказал он глухо.

Голос этого человека я уже слышал ранее. Это был один из бойцов Казанова.

Я ничего не ответил, и молча убрал пистолет от его затылка.

Боковым зрением увидел, как из моей квартиры вышел ещё один боец. Автомат болтался у его бедра, чуть позвякивая кольцом ремня. Негромко, но в тишине звук был слышен отчётливо.

Я сделал шаг назад. Боец затянулся напоследок, будто ничего не произошло, и только тогда медленно повернулся. Взглянул прямо мне в глаза и затянулся в последний раз, бросив окурок в жестяную банку. Коротко улыбнулся, пожав плечами.

– Нехорошо получилось, да?

–Харе болтать. Гиря ранен. Лучше помоги, – бросил я, убирая оружие.

Вместе мы подняли раненого, стараясь не беспокоить рану. Гиря едва держался на ногах.

– Хвост? – спросил коротко боец, выглянувший из квартиры, но не резко.

– Следа не оставили.

Казанов встретил нас и подхватил Гирю под ноги вместе с подчинённым.

– Плёнка не засвечена? – спросил Виталий.

– Посмотрим.

Мы оказались в узкой кухне. Гирю дотащили, опустили на кушетку у стены, под картой Бейрута, приколотой кнопками.

– Больно… ай… – зашипел Гиря, сцепив пальцы на ране.

Его лицо было бледным. Солнце било в окно, выхватывая из тени чёрно-красные пятна на его одежде.

На кухне появился ещё один боец, видимо отлучавшийся в санузел. При виде раненого он выругался сквозь зубы.

– Живее! Обработай рану, – приказал Казанов.

Боец кивнул, присел рядом с Гирей и достал из нагрудного кармана индивидуальный перевязочный пакет. Аккуратно разорвал герметичную упаковку, извлёк стерильный бинт с ватно-марлевыми подушечками и безопасной булавкой. Смочил одну из подушечек антисептиком, обработал края раны, затем произвёл тампонаду и наложил повязку, закрепив её бинтом и булавкой.

Гиря стиснув зубы шипел, но не дёргался. Его пальцы побелели, сжимая кушетку, но он не стонал.

– Жить будешь, – заверил боец. – Но в госпиталь надо.

– Вас одного нельзя оставлять. Всё время вляпываетесь, товарищ Карелин, – хмыкнул Казанов.

– Так у вас скучно, товарищ Казанов. Только сигареты и дисциплина, – подмигнул я.

Виталий усмехнулся краями губ, покачал головой, но спорить не стал.

Я сделал несколько шагов к ванной, но меня остановил Виталий.

– Пойду с вами проявлять. Хочу как можно быстрее увидеть фотографии, – сказал Казанов и первым вошёл в ванную.

Пол здесь был мокрый. Стены покрыты трещинами. Пахло сыростью и пленкой.

Ванная была тесной. За старой занавеской, когда-то прикрывавшей душ, стояли бачки, лотки и сушильные шнуры.

На стене висела старая красная лампа. Я не включил ее сразу, пленка не прощает света.

– У тебя тут целая лаборатория, – Казанов провел взглядом по комнате, вскинул бровь.

Я не ответил. Все-таки не я это собирал, но теперь это мое. Выключив свет, я захлопнул за нами дверь. Пространство сразу сузилось

В полной темноте я аккуратно достал плёнку из металлической кассеты. Делал все, как учили еще в школьных фотокружках. Плёнка двигалась с легким шорохом, выходя из катушки.

Казанов стоял в углу, как в блиндаже – не шумел и не двигался.

По памяти я нащупал конец плёнки, вышедший из кассеты. Спираль уже ждала в бачке. Плёнка должна лечь виток к витку, без слипания.

Я вставил край, почувствовав, как она зацепилась, и начал медленно крутить, без рывков. Плёнка пошла послушно. Пальцы вели её вслепую, шаг за шагом. Главное – сейчас не коснуться эмульсии. Ошибка здесь стоила каждого кадра.

Когда спираль легла как надо, я закрыл бачок и только тогда включил красный свет.

Комната наполнилась мягким светом, приглушённым, ровным. Всё стало как в старом фотокружке с запахом, треском таймера и с каплями на краях ванны. На секунду я поймал взгляд Казанова, тот смотрел с любопытством.

– У меня дядя так печатал. Ванну отнимал под вечер. Я тогда пацаном был…

Я проверил температуру старым спиртовым термометром с потемневшей, но точной шкалой. Влил в бачок раствор и завел с тугим щелчком старый механический таймер.

Потом слил проявитель и пустил тонкую струю воды. Промывка – шаг обязательный. Без неё кадры сохранятся ненадолго.

Закончив, я залил фиксаж.

Казанов чуть кивнул и прокомментировал:

– Вот это я помню. Какой же был запах…

Он говорил негромко, не мешая процессу.

Через десять минут я сделал вторую промывку, убирая химию. Снял крышку и осторожно за края достал плёнку.

Кадры проступили. Я повесил плёнку на шнур, щёлкая прищепками, и она начала медленно покачиваться, как маятник.

Казанов подошёл ближе и внимательно посмотрел на плёнку.

– Там что-то есть? – спросил он наконец.

– Есть, но пока ничего не понятно. Подождём. Сухой кадр не соврёт.