Очень часто именно Сергию поручались дела щепетильного свойства, требовавшие умения, даже отказывая в чем-либо, не создавать конфликтной ситуации. Так, к примеру, было в 1912 г. с непременным желанием великого князя Константина Константиновича видеть поставленной на сцене написанную им пьесу «Царь Иудейский». Церковь в целом отрицательно относилась к общедоступному театру как к месту, где «развлекают и развлекаются», и не приветствовала появление в театральных репертуарах пьес духовного свойства. Синод поручил Сергию направить автору письменный отрицательный ответ. Архиепископ, следуя восточной мудрости «если хочешь ужалить, сначала смажь кончик своего языка медом», дал восторженную оценку пьесе: она, по его мнению, излагает события с соблюдением верности евангельскому повествованию, проникнута благоговейною настроенностью и вызывает в душе верующего много высоких, чистых переживаний, способных укрепить его веру и любовь к Пострадавшему за спасение мира. Но если против появления пьесы в печати Синод не возражал, на что указывал Сергий, то в постановке этой драмы на театральной сцене Синод решительно отказал. Этот отказ Сергий изложил следующим образом:

«Надеяться на то, что введение в театральный репертуар пьес, подобных “Царю Иудейскому”, облагородит самый театр, сделает его проводником евангельской проповеди, невозможно, так как для этого необходимо было бы удалить из него все пьесы иного характера, а также и исполнителей их; актеров из обычных профессиональных лицедеев превратить в своего рода духовную корпорацию с соответствующим укладом жизни. Но все это немыслимо до тех пор, пока театр остается театром, т. е. в лучшем случае, для художников, – храмом искусства для искусства, в худшем же, для обыкновенных посетителей театра, – местом, прежде всего, развлечений. Скорее наоборот, драма “Царь Иудейский”, отданная на современные театральные подмостки и в руки современных актеров, не только не облагородит театра, но и сама утратит свой возвышенный, духовный характер, превратившись в обычное театральное лицедейство, при котором главный интерес не в содержании, а в том, насколько искусно играет тот или другой актер. Но если религиозное чувство оскорбляется так называемым театральным чтением и пением в церкви, то тем более оно должно будет возмущаться, когда наивысший предмет его благоговения сделается материалом для сценических опытов заведомых профессиональных лицедеев»^[78].

В 1912 г. долго и тяжело болел первенствующий член Святейшего синода митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский). При дворе активно обсуждался вопрос о возможном преемнике. Не без протекции В. Саблера наиболее приемлемым кандидатом воспринимался архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский). После кончины и погребения Антония на первом же докладе обер-прокурора Николай II спросил его: «Кто же будет у нас митрополитом на месте покойного митрополита Антония?» Саблер доложил, что «предназначен» архиепископ Сергий (Страгородский). Ответ императора был неожиданным для обер-прокурора: «Нет, хотя я и очень люблю владыку Сергия, но митрополитом его назначить нельзя, так как он глухой». Как оказалось, на государя произвело неприятное впечатление недоразумение, произошедшее в день Богоявления при освящении воды, которое совершал владыка Сергий. Во время службы Николай обратился к нему с каким-то вопросом, но тот не расслышал, и это императору не понравилось. Наверное, это «не понравилось» надо воспринимать как некий эмоциональный предлог не приближать архиепископа Сергия слишком близко к царскому двору, которому был нужен менее самостоятельный, но «лучше слышащий» кандидат на место первенствующего. После сложных поисков и переговоров приемлемой кандидатурой, в конце концов, оказался митрополит Московский Владимир (Богоявленский).

Письмо архиепископа Сергия (Страгородского) великому князю Константину Константиновичу в связи с его просьбой к Святейшему синоду о разрешении поставить на сцене написанную им пьесу «Царь Иудейский»

28 июля 1912

[ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 393. Л. 1–2]

Незадача с назначением на Санкт-Петербургскую кафедру не расстроила дружбы и союза Саблера и Сергия Страгородского. Обер-прокурор стремился всячески продвигать Сергия на церковные посты, дававшие ему возможность и быть на виду, и играть все более заметную роль в общецерковных делах. Так, в 1913 г. на архиепископа Сергия были возложены обязанности управления еще двумя синодальными ведомствами: Миссионерским советом и Учебным комитетом.

По инициативе нового обер-прокурора возобновилась подготовка к Поместному собору. Для этой цели 28 февраля 1912 г. указом императора Николая II было созвано Предсоборное совещание. Его возглавил архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский). В состав Совещания вошли видные церковные архиереи: архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), архиепископ Холмский Евлогий (Георгиевский). На совещании пересматривались материалы Присутствия 1906 г. Из них тщательно удалялись идеи, имевшие оттенок церковного либерализма. Однако просьба Синода к царю созвать Собор в 1913 г., к 300-летию династии Романовых, осталась без ответа. Самодержавие не пожелало формирования иного центра притяжения интересов и сил общества, который, как оно считало, будет в той или иной мере противостоять императорской власти^[79].

Члены Святейшего правительствующего синода

1912

[Из открытых источников]

На 1913 г. было назначено празднование 300-летия Дома Романовых. Сергий Страгородский вместе с обер-прокурором и членами Синода присутствовал на всех основных юбилейных церковных торжествах, удостоился аудиенции у императора и царской семьи; встречался с членами Императорского дома и иностранных царствующих домов; с многочисленными российскими и иностранными гостями, включая представителей Антиохийской и Сербской церквей.

Стечением непреодолимых обстоятельств день начала юбилейных празднований был окрашен для Сергия в печальные тона – в Арзамасе тихо почил о Господе всеми любимый пастырь, протоиерей Николай Страгородский. 23 февраля архиепископ Финляндский Сергий прибыл в Арзамас на похороны своего отца. По благословению епископа Нижегородского и Арзамасского Иоакима (Левицкого) в Арзамас на похороны был направлен викарий Нижегородской епархии епископ Балахнинский Геннадий (Туберозов). В соборном храме Алексеевского женского монастыря, в котором покойный прослужил 47 лет, были совершены заупокойная Божественная литургия, а затем отпевание почившего протоиерея Николая. Литургию возглавил архиепископ Сергий в сослужении епископа Геннадия и всего духовенства города Арзамаса, а также священнослужителей, прибывших из окрестных сел. Преосвященный епископ Геннадий сказал слово, взяв за основу последнюю фразу Евангельского чтения: «Отселе узрите небо отверсто и ангелов Божиих, восходящих и нисходящих на Сына Человеческого». Содержательная речь владыки Геннадия произвела на пришедших отдать свой последний долг почившему протоиерею Николаю глубокое и неотразимое впечатление. Преосвященный Геннадий охарактеризовал отца Николая как трудолюбивого, скромного и добросовестного работника на ниве Христовой: «…за свои труды будет он взыскан Господом: увидит небо отверсто…». Умилительную картину представляло совершение обряда отпевания. Печально звучал монастырский хор, это был молитвенный вопль монахинь, лишившихся своего опытного и мудрого руководителя, ко спасению. Монастырский храм не смог вместить всех, пришедших проститься с усопшим. При печальном звоне колоколов тело почившего с крестным ходом во главе с архиепископом Сергием и епископом Геннадием было обнесено вокруг летнего храма, а потом печальная процессия направилась за город – на Всехсвятское кладбище, где по завещанию состоялось погребение. Похоронили отца Николая рядом с могилой его жены рабы Божией Любови Страгородской. Так мирно закончил свою праведную жизнь еще один из предков Святейшего патриарха Сергия, его отец – протоиерей Николай Страгородский. Можно только с грустью и болью добавить, что спустя годы, в эпоху «социалистического переустройства» Арзамаса, Всехсвятское кладбище, как многие другие святые места и места упокоения наших предков, будет разорено и уничтожено «до основанья», а «затем»… на его месте устроят городской сквер…^[80]

Наступивший 1914 г. стал последним годом жизни родной тетки Сергия Страгородского по отцовской линии Евгении (Страгородской), игуменьи первоклассного общежительного женского Новодевичьего Алексия, человека Божия, монастыря. В обители на воспитании находились девочки-сироты, а на содержании – заштатные престарелые священники с семьями, а также овдовевшие жены священнослужителей. Настоятельница монастыря имела общероссийский статус, состояла в различных общероссийских благотворительных и просветительских организациях. С 1898 г. по благословению епископа Холмского Тихона (Беллавина) игуменья Евгения являлась действительным членом Холмского православного Свято-Богородицкого братства; с 1899 г. состояла почетным членом общества в честь святой равноапостольной Нины и одновременно вступила в попечительство «Человеколюбивого общества». Матушка Евгения была удостоена многих наград Святейшего синода, в 1913 г. принята во дворце императрицей Александрой Федоровной. За свою 35-летнюю деятельность и усердную службу в марте 1914 г. игуменья Евгения была пожалована именным «портретом его императорского величества государя-императора Николая II».

27 апреля 1914 г., в девять часов утра Евгения Страгородская скончалась. Горестное известие разнеслось по Арзамасу. На следующий день, бывший по традиции базарным, об этом узнали и жители окрестных сел и деревень. Толпы народа потянулись в Алексеевский монастырь, где почти беспрерывно служились панихиды. Похоронили игуменью Евгению 29 апреля рядом с отцом, протоиереем Иоанном Страгородским, напротив алтаря Вознесенского собора обители. Для Сергия Страгородского, который не смог в предгрозовые дни кануна Первой мировой войны выехать из Петербурга, печальное известие означало одно: из всех прямых родственников у него осталась только сестра Александра, вышедшая замуж за священника Евгения Архангельского и проживавшая в Арзамасе. Некоторое время спустя в дом Сергия принесли и последний «привет» Евгении Страгородской – посох, когда-то подаренный ей племянником. Уже став патриархом, Сергий не расставался с ним во время патриарших служб.

Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) в заседании Святейшего синода

1914

[Из открытых источников]

Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) в заседании Святейшего синода

1915

[Из открытых источников]

Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) среди архиереев Российской православной церкви. Второй справа – епископ Алексий (Симанский)

Тула. 1916

[Из открытых источников]

Как обращение из прошлого к нынешним арзамасцам можно воспринимать чудом сохранившееся в местном краеведческом музее обезображенное надгробие из черного мрамора, на котором еще можно прочесть надпись: «Под сим крестом покоится Алексеевского монастыря приснопамятная игумения Евгения. Скончалась 27 апреля 1914 г. на 81 году. Управляла обителью 35 лет».

А. Н. Волжин, обер-прокурор Святейшего синода в 1915–1916

[Из открытых источников]

Н. П. Раев, обер-прокурор Святейшего синода в 1916–1917

[Из открытых источников]

В годы Первой мировой войны отношения между Синодом и правительством заметно ухудшились, что было связано с общим кризисом общественной системы. Да и сам Синод раздирали противоречия. Фактически его делами распоряжался небезызвестный «святой черт» Григорий Распутин. Под постоянным контролем находился Синод и со стороны императрицы Александры Федоровны. К тому же она невзлюбила Сергия Страгородского, требуя его удаления из столицы и ссылки в Ярославль. Отсюда необоснованные и непонятные постоянные перемещения иерархов, возвышение одних и низвержение других. Не способствовала делу церковного успокоения и обер-прокурорская чехарда. За 1915–1917 гг. сменились четыре обер-прокурора: Саблер В. К., Самарин А. Д., Волжин А. Н., Раев Н. П. Хотя каждый из них имел свои программу и намерения, своих покровителей и недоброжелателей, но всех их ждал общий финал – ниспровержение с поста. Одновременно авторитет Синода в народном мнении неизмеримо пал. Порой казалось, что центральное церковное управление было полностью деморализовано и парализовано.