Глава 4

– Это мыши, – прошептала Ева и захихикала. – Наверное, выводок пищит.

– Ррромантика! – прошептал я в ответ и тоже тихо засмеялся.

Мы сбежали на сеновал почти сразу же, как объевшиеся гости решили, что настало время танцев. Деревенской экзотики типа “дядя Коля с баяном” в это раз не подвезли, музыкальное сопровождение было вполне современным – на всю улицу голосил кассетный магнитофон с большими колонками. И зрелище отплясывающих под попсу рокеров мы решили пропустить. И сбежать вдвоем с Евой в место нашей ночевки. Спальники были разложены на деревянном помосте. Но мы решили хлебнуть сельской романтики по полной. И перетащили свои спальники на сено. Его уже было не то, чтобы очень много, большую часть живность уже подъела. Но осталось еще достаточно, чтобы в нем поваляться. И не то, чтобы это было прямо очень уж удобно, конечно. Колючая сухая трава тыкалась в спину сквозь тощие спальники, травинки лезли в лицо, и в темноте было чертовски трудно от них избавиться. Но в этом всем был какой-то удивительный шарм. Когда мы перестали возиться и устроились более или менее удобно, раздался тот самый многоголосый писк. Видимо, мы растревожили семейство местных обитателей. И они высказывали нам свое возмущение.

– Хорошо, что ты меня убедил поехать тоже, – сказала Ева. Уже не особо шепча. На самом деле, мы могли даже орать во всю глотку, народ на свадьбе точно ничего бы не услышал. Там все азартно и хором подпевали “Ласковому маю” из колонок. – Такое удивительное приключение получилось. Только прохладно как-то…

Ева повозилась, прижимаясь ко мне поближе.

– Без тебя мне пришлось бы труднее, – сказал я, смахивая с руки что-то щекочущее. Может быть, соломинку. А может и насекомое. Ну да, сеновал – та еще экосистема. Живности здесь было полно… всякой. Романтика – она такая. В душе – прилив нежности и восторга. Снаружи – колючие сухие травинки, мыши и тараканы. Но все равно здорово было лежать вот так вот, крепко обнявшись, утопая в хрустком сене. И слушать приглушенные дощатыми стенами звуки деревенской свадьбы. Пьяные выкрики, нестройный хор голосов, хохот, взвизги девушек…

– Знаешь, о чем думаю? – спросила Ева. – О театральных актерах. Они же каждый вечер выходят на сцену. И играют там одно и то же. Это для нас, зрителей, спектакль – это праздник. Мы видим это все только один раз. А они? Каждый вечер они выходят, изображают все эти эмоции… Для них это рутина. Типа как зубы почистить. Эти зрители с их аплодисментами. Эти страсти… гм… шекспировские.

– Какие у тебя философские мысли для сеновала, однако, – усмехнулся я.

– Нет, ну правда! – Ева приподнялась на локте. – Я сейчас смотрю на наших. Это же в первый раз, когда у них столько концертов подряд. Еще и с дорогой. И вот этим всем. Как они… Они же должны очень уставать, наверное.

– Пока не знаю, милая, – отозвался я. – Но я тоже за этим слежу. Из моего небольшого опыта общения с публикой, могу сказать только, что…

Я задумался. Представил себе зал “Фазенды”. Почему-то именно этот образ настойчиво лез в голову в качестве примера. А вовсе не то памятное награждение в Питере, когда пришлось импровизировать и придумывать на ходу… всякое. А вот публичная рутина…

– Наверное, нужно просто примириться с мыслью, что это каждый раз как первый, – сказал я. Вспомнил медитативный танец Наташи в волчайском клубе. – Нельзя привыкнуть. Во всяком случае, это не быстро происходит.

– Тогда это должно быть ужасно утомительно, – сказала Ева.

– Так и есть, – сказал я. – Но не только. Наверное это… как секс.

Ева чуть смущенно захихикала и уткнулась носом в мое плечо.

– Да, точно, – я прижал ее к себе покрепче. – Технически каждый раз происходит одно и то же, так ведь? Весь процесс обеим сторонам известен. Но привыкнуть все равно не получится.

– Каждый раз, как первый… – эхом повторила Ева. – Но некоторые же привыкают, да? Ну, там, семейные пары, которые много лет в браке.

– Наверняка, есть актеры и музыканты, которые тоже привыкают, – засмеялся я. – Но они вряд ли будут великими.

От пафосности этой фразы у меня засвербило в носу. Или я просто соломенной пыли вдохнул. Я громко чихнул. И внизу тут же запищали успокоившиеся вроде бы мыши.

Отличный фон для рассуждения о величии актеров и музыкантов. На сеновале одном из райцентров Новокиневской области. Прямо высокая философия.

Но Ева не засмеялась. Лица ее мне было не видно в темноте. Но почему-то я знал, что оно задумчиво-серьезное.

– Да нет, не совсем так, – сказал я. – К черту величие. Величие в случае актеров и музыкантов – это скорее про деньги, маркетинг и прочие приземленные и насквозь неромантичные вещи. Каждый раз как первый – это про счастье. Видеть восторг публики. Смотреть в глаза тех, кто пришел тебя послушать. Видеть блеск глаз… Это очень заряжает, правда. Устаешь, конечно, но оно того стоит. Даже если это не про деньги.

– Не сказала бы, что вы где-то работали только за восторг публики, – снова захихикала Ева.

– Эй, а как же кафе “Бродяга”? – возмутился я.

– Я видела, что эти шоферюги тебе заплатили, – сказала Ева.

– Но когда я все это затеял, я понятия не имел, что так будет, – пожал плечами я. Ну да, на самом деле, для меня тоже та ситуация была сюрпризом. Парни уже собирали инструменты, когда тот тощий, с которого все началось, отозвал меня в сторонку и сунул незаметно в руку несколько купюр. И сбивчиво объяснил, что они с мужиками скинулись, не побрезгуй, мол. А я и не побрезговал. И даже не сказать, чтобы удивился такому повороту событий.

– Наверное, поэтому… – проговорила Ева и замолчала.

– Что? – я легонько толкнул ее в плечо. – Договаривай.

– Не знаю, как сказать, – продолжила Ева. – У нас на одной сессии зашел разговор про деньги. И там говорили, что хорошо зарабатывать можно только когда к этому стремишься. И что нужно научиться отказывать и говорить нет. И научиться не тратить лишнее. А когда я смотрю на то, как ты действуешь, то мне кажется, что они совершенно не правы. Ты как будто вообще про деньги не думаешь. А они к тебе сами приходят. Ты много тратишь, никогда не жадничаешь. И все равно…

Я молчал, не зная, что ответить. Точнее, знал, конечно. В свое время, когда я только начал свой путь на ниве частного бизнеса, я тоже всячески ломал голову над вопросом “как, блин, зарабатывать?!” И даже прошел десяток разных тренингов и курсов по этому поводу. Много шишек набил, пока начало получаться. И пока я пришел к своей стратегии в этом вопросе. Просто весь этот опыт был получен в условиях более… суровых что ли. В двухтысячных и конкуренция стала более жестокой, и потребители более грамотными. Разве что не стреляли уже…

– Я тоже хочу вот так, как ты… – прошептала Ева. Уже довольно сонным голосом. – Ты же меня научишь?

– Обязательно, – тихо проговорил я в ответ. Но не уверен, что она услышала. Дыхание ее стало размеренным и глубоким. Она уснула.

Я заботливо прикрыл ее открывшееся плечо спальником. И мысленно засмеялся. Ну вот, сбежали вдвоем на сеновал. И вместо того, чтобы предаться самозабвенному сексу в каноничных, можно сказать, условиях, трепались про работу и деньги. Нормально, да?

Впрочем, романтика сеновала реально на секс как-то не очень настраивала. Душа в ближайшей доступности нет, даже до туалета надо топать… эээ… в общем, я только приблизительно дорогу помнил.

Снаружи раздался взрыв хохота. Громкие пьяные голоса. Магнитофон замолк на какое-то время. Но ненадолго. Кассету перематывали.

*****

От храпа Яна сотрясались стены. Вроде бы, он должен был ночевать в каком-то другом месте, конечно. Например, под свадебным столом… Второй “скрипкой” в утренней симфонии выступал Бегемот. Кажется. Но разбудило меня не это, а вовсе даже вопли петуха. Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Чувствовал я себя бодрым и свежим, хотя в носу слегка першило. Надеюсь, это не потому что я простыл. Просто пыли надышался. Ева тоже открыла глаза и сонно улыбнулась.

– Я бы выпила кофе, – сказала она.

Мы выбрались из сена. Сначала старались не шуметь, но потом забили. Разбудить наших спящих рокеров сейчас можно было, разве что водой их из шланга окатив. Да и то не факт.

– Погода какая хорошая, – Ева потянулась. В ее растрепавшейся косе застряли травинки. Подозреваю, что в моих волосах тоже. – Прямо лето!

У вчерашнего банкетного зала уже царило некоторое оживление.

– Эту страну не победить, – пробормота я, прислушавшись к разговорам. Бодрым таким. И не скажешь, что эти же люди буквально несколько часов назад голосили на все лады, поломали забор… Впрочем, это забор выглядел так, будто его уже не впервый раз завалили…

– Эй, молодежь! – тут же окликнул нас с Евой красномордый мужик, который вчера был за тамаду и вдохновлял гостей на алкогольные подвиги. – А вот уже ушица поспела, давайте-ка к нам!

– Уха на завтрак? – удивился я.

– Ты что ли в первый раз на деревенской свадьбе? – Это традиция, можно сказать.

– Да уж, – фыркнул я. – Хотя я бы сначала предпочел принять ванну, выпить чашечку кофе…

– Ага, и какавы с чаем, – засмеялась Ева.

В целом, агрессивное деревенское дружелюбие меня не смутило. Я немного волновался за Еву, но она из всех моих спутников, за исключением, разве что Шемяки, оказалась ко всем полевым тяготам приспособленной больше, чем даже я. Легко включалась в разговоры с подначками, смеялась грубоватым шуткам, легко шутила в ответ. Городские гости свадьбы еще спали, мои орлы, я уверен, продрыхнут до обеда. Будить их раньше я не собирался. Зато деревенская часть свадьбы сползлась к месту празднования еще до десяти утра. И каждого следующего гостя приветствовали взрывами хохота и рассказами о его вчерашних подвигах.

– О, а вот и Коля! Ха, а помнишь, как ты вчера колоду бодал!

– А Ванятка-то помните, как отплясывал? Что даже штаны потерял!

– Ну ты, Семен Семеныч, и герой у нас! Жена-то тебя не прихлопнет за выкрутасы такие?!

– Марья Ивановна прямо звезда! Помните, как из-за нее тот городской с завмагом подрались?

– А кто вчера забор-то сломал?

– Какой забор?

– Да у Михалевых же!

– А, да это дед Егор упал! Я думала ты про Ордыновский спрашиваешь…

– Ордыновский тоже сломали?

– Сломали? Да его в щепки разнесли! И убежали, щеглы! Катя, сноха-то Ордыновская, с обрезом на крыльцо выскочила, а те уже шасть…

– А кто хоть был-то?

– Вот и я говорю…

– А Томку видел кто? Она вчера с тем волосатиком целовалась, так ееный хахаль обещал ему рыло начистить.

– Дааа, начистить! Он как завалился спать в курятнике, так и не просыпался пока.

– Димка-то?

– Да нет, Славка же томкин хахаль. С Димкой они еще зимой разбежались…

Традиционную утреннюю уху зачерпывали здоровенным половником прямо из закопченного ведра. Изысканность была на общем местном уровне – то есть, все по-простому. Рыбу выпотрошили и сварили. С небольшим добавлением лука и морковки. Причем жижи было меньше, чем, собственно, самой рыбы.

– Ты ее ешь, а она на тебя смотрит, – пробормотал я, разглядывая содержимое выделенной мне эмалированной миски. Часть рыбех сохранила свою форму, и их белые глаза смотрелись… Ну, в каком-то смысле даже инфернально.

– А где Наташа? – спросил я у Евы тихонько. – Она, кажется, вчера почти сразу со свадьбы сбежала, но я не успел заметить, куда именно.

– Надо в автобусе посмотреть, – прошептала в ответ Ева.

К половине второго я решил, что мои орлы и орлицы уже достаточно наспались и отправился их будить. Растолкал, погнал умываться к колодцу, завтракать и все остальное-прочее. Наташа действительно нашлась в автобусе. Разложила в проходе несколько спальников, закопалась в них, как в гнездо. И читала книжку. Убедившись, что с ней все в порядке, я сбегал к столу и собрал ей в миску всякого разного на завтрак.

Часикам к трем мы притащились-таки в местный клуб.