Это случилось не в одночасье, не поразило меня, как молния, не было неожиданным. Мысли о том, что внутри живет еще кто-то, начали посещать меня давно, еще в молодости. Сначала я списывал все на внутренний голос, чутье, писательское вдохновение, которое порой нашептывало мне новые сюжеты. Но в один прекрасный момент я понял, что этот кто-то реален. Он овладел моей душой, моим сознанием и даже телом. Но все по порядку.

Вы думаете, это дьявол, монстр, чудовище, что, овладев человеком, толкает его на безумные поступки? Почти так. Но у моего чудовища было имя. Лидочка. Прекрасное создание с блестящей тугой косой и васильковыми глазами. Ее семья жила по соседству.

Наверное, именно с ней я впервые понял, что такое вожделение. Нет, не то возвышенное чувство, что соединяет двух людей, о котором я читал столько книг. Не любовь к родине, не преданность, не самопожертвование – то, чему нас учили с самого детства. Нет. Наоборот, страшное, низменное и ненасытное, что толкает на безумства. Оно выжигало внутренности, кислило на языке, вызывало под кожей страшный зуд. Я был одержим Лидочкой. Ее темной косой, что при каждом шаге змеей извивалась по спине, худыми плечами, тонкими руками, еще не сформировавшейся грудью, просвечивающей через тонкий ситец ее любимого платья в цветочек, узкими, совсем еще детскими бедрами. Разглядывая в окно, как она кормит кур или, согнувшись под тяжестью ведер, идет от колодца, я искал тайные знаки, метки нечистого, хоть что-то, что объяснило бы мне силу ее притяжения. А потом меня осенило – совершенство. Она – само совершенство. Вся из света и любви.

Как-то раз я проследил за ней до озера. Было на берегу одно тайное место, скрытое от любопытных глаз спускающимися к самой воде ветвями плакучей ивы. И вот, сидя в густых зарослях мятника, я смотрел, как девочки, смеясь и брызгаясь, резвились в озере. Но среди мелькающих в зеленоватой воде тел видел только ее – с прилипшими к худой спине волосами, округлыми ягодицами, тонкими руками. И голос. Мне всегда хотелось узнать, где рождается этот чистый, жемчужный голос – такой же округлый и искрящийся…

Однажды я застал свое совершенство за тонкими ветвями ивы одну и понял – момент настал. Момент, когда я смогу сказать ей о своих чувствах. Я вышел из кустов и направился к берегу, где в прилипшем к телу платье стояла моя Лидочка. Именно в тот момент я почувствовал того, кто все это время жил внутри меня. Он зашевелился, заворочался внутри и, цепляясь холодными когтями желания, стал подниматься из низа живота к самому горлу, покалывая тело горячим ужасом восторга.

Я видел только блестящие на солнце капельки на ее матово-бледной коже; ресницы слиплись от воды и напоминали сейчас мягкие паучьи лапки; темные волосы, как водоросли, облепили шею и руки, а васильковые глаза смотрели в небо над нами…

Теперь она вся была в моей власти, неподвижная и смиренная. Ее чарующий звонкий голос растворился в моей ладони. Я отнял руку от ее лица, осторожно надавил на острый подбородок и заглянул в раскрытый рот, пытаясь рассмотреть внутри его источник, но ничего не нашел. Прикоснулся губами к ее холодным губам. И, наконец, разорвал цветастое платье. Мне нужно было ее видеть. Всю. Я трогал, скользил, оглаживал, целовал… Ее тонкие руки, ее маленькие груди, ямку пупка на плоском, белом, как парное молоко, животе, проникал пальцами в ее все еще хранящую тепло плоть. Но чем дольше я находился с ней, тем сильнее становилось разочарование. В ней не оказалось ничего необычного, просто кукла. Грязная, похотливая дрянь. Она лежала обнаженная, вытянув вдоль тела худенькие ручки, с открытым ртом, и смотрела на меня, призывая к греху, но теперь вызывала лишь оторопь и отвращение. Наконец меня вывернуло на мокрый истоптанный песок. Раз, другой – это я пытался исторгнуть из себя скверну, которой она заразила меня. Я едва смог подняться на дрожащие ноги и побежал. Бежал, и падал, и снова бежал.

Я заболел. Впервые за долгое время. Метался в бреду, стонал и снова проваливался в забытье. Мой организм сопротивлялся, пытаясь изгнать из себя моего маленького монстра. Но ее васильковые глаза продолжали смотреть на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.

Очнулся я спустя две недели. Такое тяжелое состояние врачи могли объяснить лишь симптомами тяжелой нервической лихорадки, связанной с поражением мозга менингитом. Но, к счастью, болезнь не сказалась на моем умственном здоровье, напротив, оказала положительное влияние на мою профессиональную жизнь. Я решил во что бы то ни стало создать образ идеальной женщины на страницах моих книг и наконец забыть грязную, полную похоти и животных инстинктов куклу на берегу озера.

Она будет совершенной: чистой, не запятнанной, идеальной.

14 марта 1967 года (написано от руки)

С недавних пор я снова почувствовал ее внутри – Лидочку. Она вновь завладела моим умом, как нечистый. Да, советская власть отвергает религию как мракобесие, но я своими глазами видел, как она смотрит на меня из темного угла своими васильковыми глазами, стоит только последнему лучу закатного солнца, вспыхнув, раствориться за горизонтом. Ее глаза смотрят прямо на меня, и я чувствую, что не могу сопротивляться. Не могу бежать, спрятаться, спастись от этих горящих в темноте глаз. Всю ночь она терзает мою плоть и душу, оставляя на коже непроходящие экземы. Иной раз мне приходится связывать себя, чтобы не поддаться ее призывам. Лишь с первым лучом солнца мой личный демон начинает терять надо мною силу и, сжимаясь в тонкую линию абсолютной тьмы, скользит вниз, в зазоры между досками. С тех пор она поселилась там, в подвале, и каждый день я чувствовал ее незримое присутствие, как чувствует носитель смертельной болезни, как она поедает его изнутри, как наполняет его своей скверной, как иссякают силы, чтобы даже помыслить о сопротивлении, как-то побороть свой недуг. Она требовала чистоты, которую я отнял у нее…

С тех пор я находился как во сне под властью моего незримого демона. Он был во всем, к чему я прикасался, о чем думал.

Ложась вечером спать, я видел жуткие вещи: обнаженные девушки с козьими головами плясали вокруг огромного чана с кипящей водой, помешивали его, пока я не начинал ощущать страшный жар. Это я был в том чане, адское пламя охватывало все вокруг. Комната наполнялась жаром преисподней и страшным, лающим хохотом.

Это продолжалось до того времени, пока я не осознал, что это неизбежная деформация, своего рода перерождение для перехода на новый уровень. Я вдруг понял, что все эти годы писал о новых и старых вождях, героях-комсомольцах, доярках и скотниках, чтобы понять единственную мысль – время перемен настало. Бог умер, да здравствует новый бог! Это моя миссия, мое призвание, то, ради чего я родился с этим вечным огнем в груди. И это был совсем не демон, это был новый я, который уже понял и осознал, осмелился и готов. Он вытесняет мои старые привычки, мои привязанности и слабость. Новый я – сродни мессии – должен спасти род человеческий. Создать нового советского человека, как когда-то Бог создал Еву – прародительницу рода, так и я создам новую Еву – плоть от плоти моей.

Не зря мы всей страной поем: «Мы наш, мы новый мир построим…» Новый мир, новый человек, новый бог!

Я всегда чувствовал в себе задатки чего-то большего, чем просто пролетарский писатель. Но то, что я стал трибуном нового класса, делает меня идеальным кандидатом на нового мессию. В моих книгах совершенные люди строят совершенное общество. Не об этом ли писал Филипченко в своих трудах по евгенике? Не об этом ли еще недавно говорил весь прогрессивный мир? Идеальный человек. Ради чего в Швеции принудительно стерилизовали более шестидесяти тысяч граждан? А теория Рюдина? Да, фашисты превратили ее в массовый геноцид, но я понял их ошибки: идеальный человек должен начаться с идеальной матери. С новой Евы. С моей Далис!

После революции труды по евгенике имели большую популярность, но эта наука, по моему мнению, была рождена раньше срока. В итоге блестящие идеи так ни к чему и не привели, разве что попытка создать идеального ребенка, осеменяя женщин спермой вождей, должна была стать началом чего-то великого. Однако этому не суждено было случиться, страна была слишком молода, чтобы осознать силу евгеники. Тогда Союз был полон предрассудков, никому не нужной морали. Мои слова могут показаться жестокими, но, когда стоишь на пороге открытия, не время сомневаться в методах.

Само понятие «сверхчеловек» вывел еще Ницше в своей работе «Так говорил Заратустра». Именно он впервые провозглашает сверхчеловека как цель, которую человечество может поставить перед собой. Существо, которое по своему могуществу должно превзойти современного гомо сапиенс настолько, насколько последний превзошел обезьяну. Так и моя Далис превзойдет всех когда-либо существовавших женщин.

Эта теория настолько незыблема, что в нее начинают верить миллионы, словно зерно идеи, добытое одним гением, попадает в благодатную почву, подготовленную другим. Так через годы тысячи сверхновых людей зашагают по Европе, принося униженным и порабощенным свет освобождения и новой жизни. Именно сверхчеловек сможет задать вектор исторического развития всего человечества.

Каким же было мое удивление и восторг одновременно, когда мне на глаза попались труды Платона. Многие великие обращались к термину «сверхчеловек», но заблуждения их были так же велики, как и их невежество. Его можно объяснить застоем нравов, закостенелостью суждений о возвышенном и земном, о достойных и недостойных. И только наш двадцатый век дал человечеству новый шанс. Новую возможность, не воспользоваться которой было бы преступлением.

Изучив труды основателя первой в СССР кафедры генетики Филипченко, я понял – это знак. Я не имею права бездействовать. «Чем больше некая социальная группа – тем выше шанс, что в ней возникнут люди с необходимыми стране и миру качествами». Идеальным он считал четырех детей, рожденных в семье. Именно такое количество отпрысков дает наибольшие шансы, что каждый из них унаследует как можно больше нужных стране качеств. Так уж вышло, что у меня четыре дочери от разных браков, но это не важно. Я всю свою жизнь искал ее – идеальную женщину. Моя первая жена Вера, брак с которой продлился чуть больше двух лет, была одной из тех тружениц коммунизма, о которых я с таким упоением (сейчас в моих словах прозвучал сарказм) писал последние пятнадцать лет. Я надеялся, что она смирит животное внутри меня. Ее сдержанность и холодность поначалу успокаивали меня. Она родила мне Яну. Девочка унаследовала от матери хрупкое здоровье и умную голову от вашего покорного слуги. Из всех моих детей она самая одаренная. Второй моей супругой стала Ирина – женщина с нежным именем и необузданным нравом. Не этим ли она приворожила меня? Писатель – человек творческий, а что нужно творческой личности, чтобы творить? Конечно, гореть страстями. Для холодной и слабой Веры это было невыполнимо. Я без сожаления бросил ее, хотя она всегда понимала меня. Вера всегда была мне больше другом или соратником, нежели любимой женщиной, и, как верный друг, я думаю, она меня поняла и простила. После ее смерти я забрал Яну к себе, это единственное, чем я мог облегчить девочке горечь расставания с родным человеком. Сейчас ничто не напоминает ей о болезненном периоде ее жизни.