Я не хочу сейчас подробно останавливаться на том зловещем обряде, все записи покойного Иволгина ты найдешь в одной из папок и сама сможешь узнать всю эту историю из первоисточника, а хочу поподробнее остановиться на самом первом убийстве – убийстве его вдовы.

Признаюсь честно, с тяжелым сердцем я пишу эти строки. Но в глубине души надеюсь на твою любовь и понимание. Единственное, что мне осталось, – это правда. Это не просто мой рассказ. Считай эти строки моими показаниями по делу об убийстве Ирины Иволгиной. Да, я стал свидетелем этого преступления. Свидетелем и невольным пособником настоящего убийцы. Но заклинаю тебя, заверяю всем самым для тебя дорогим, что не делал ничего из того, что собираюсь тебе рассказать. И хоть сердце мое волнуется, совесть моя чиста.

Прости, если мой рассказ будет немного путаным, но я не хочу пропустить ни единой минуты того злополучного дня, ни единой улики.

Перед тем как рассказать все как есть, я хочу сказать тебе, Юленька, в моей жизни были женщины, но твоя мама осталась единственной, кого я любил.

С Ириной Иволгиной я случайно познакомился за год до произошедших событий. Не стану утомлять тебя подробностями, но почти сразу мы поняли, что нам хорошо вместе. Я – вдовец, у Ирины странный, замкнутый муж, от которого, как она говорила, остался только штамп в паспорте. Однако я не хотел волновать тебя, а Ирина, хоть и не любила супруга, продолжала зависеть от него финансово, да и дети не поняли бы нашей связи. Мы, как два шпиона в тылу врага, тщательно скрывали наши чувства. И, надо сказать, эта скрытность помогла мне позже.

Итак, я снова мысленно переношусь в тот день 23 июня 1968 года. Прошло уже достаточно времени после похорон Иволгина. Мы с Ириной встречались на ее городской квартире, здесь, в нашем Егорьевске. Я отлучился в душ, а она оставалась в постели. Именно этот момент разделил мою жизнь на до и после, стал точкой невозврата, которая и привела меня к заслуженному концу.

Когда я вышел из ванной, то увидел Ирину в луже крови, а в ее груди торчала рукоять кухонного ножа, которым преступник ударил ее восемь раз. Хотя смертельным стал самый первый удар, он продолжал ее резать снова и снова, словно был ослеплен яростью. Конечно, первой в голове мелькнула мысль – позвонить в милицию. Но я не смогу объяснить, как здесь оказался, рассказать об отношениях с Ириной, которые начались задолго до убийства ее мужа. И вдруг меня осенило – а ведь это мотив: я решил избавиться от конкурента и зарубил его топором. Следствие готовилось к очередному висяку. Улик не было, подозреваемых тоже не осталось, а тут такой подарок! Да, я испугался и поступил малодушно: стер отпечатки пальцев, похватал вещи и убежал. Только когда оказался на чердаке дома, где решил одеться, понял, что оставил в квартире свою рубашку. Внутри все рухнуло, я представил, как меня заковывают в наручники и ведут в изолятор. Я в тот день не ночевал дома, слонялся по улицам как шальной. Напился. На работу опоздал. За это время я сочинил вполне правдоподобный рассказ, который хотел предъявить следователю, когда за мной придут. Но с удивлением понял, что никто ни о чем не знает. Пока. Я ходил кругами вокруг следователя, пытался вспомнить события, предшествующие убийству, но ничего подозрительного в них не нашел. Все было как всегда. А на следующий день у меня на столе оказалось тело Ирины.

Я работаю в органах уже двадцать лет, видел разные трупы, но тогда… Это было мое самое тяжелое вскрытие за все эти годы. А еще я понял, что оставил кучу следов. Отпечатки на бутылке вина и бокалах, о которых в спешке забыл, простыни. В общем, никудышный я преступник. Но главное – ее поза. В спешке покидая место преступления, я не обратил на это внимания. Ира полулежала в подушках и должна была видеть входящего преступника – дверь располагалась прямо напротив кровати. Почему она не попыталась встать или закрыться, закричать, в конце концов? Я ведь был в душе и непременно пришел бы ей на помощь. Эта загадка мучила меня все эти годы.

Если бы экспертом по делу был не я, меня бы давно арестовали. Но мне снова повезло. Моих отпечатков в базе не оказалось, группа крови, которую я получил из антигенов в сперме, самая распространенная – первая положительная. Но рубашку я так и не нашел и стал ждать. Преступник, кем бы он ни был, обязательно воспользуется такой уликой, чтобы надавить на меня в нужный момент.

Да, я не сказал тебе главное: в тот же день, когда следователь позвонил в поселок дочерям покойной, никто не ответил. Позже выяснилось, что все четыре девочки пропали. И вот тут-то следственная группа вспомнила обряд по созданию Далис, и с замиранием сердца мы стали ждать.

Ты скажешь, мы плохо работали, пропустили улики, возможно, мы могли бы их спасти. На все эти обвинения я могу сказать: нет, не могли. Записи по созданию сверхчеловека были настолько бредовыми, что никто из группы не воспринял их всерьез, тем более что Иволгина убили. Мысль о том, что у безумного писателя может появиться подражатель, даже в голову никому не пришла.

У нас намечалось очередное тупиковое дело. Улик почти не было. Девочки уезжали к подруге, но вечером вернулись в поселок. Кроме водителя автобуса и пары пассажиров, их никто не видел. Как выяснилось, к подруге ездили только три девочки. Четвертая – Яна, дочка Иволгина от первого брака, – оставалась дома, соседи видели ее. Девочки пропали в промежутке между десятью часами вечера двадцать третьего июня, то есть в день, когда убили их мать, и утром двадцать четвертого июня. Я уверен, что убийца один и тот же человек. Ирину он убил в четыре часа дня, вполне мог доехать до поселка, дождаться в засаде, когда все четыре дочери писателя соберутся вместе, и воплотить свой жуткий план в жизнь. Логичным было бы предположить, что все это сделал сам писатель, но он был мертв. Тогда кому в голову пришла идея воплотить его идею по созданию сверхсущества в жизнь? Как злоумышленник смог удерживать четырех взрослых девушек? Он был не один? Где он их держал и где убивал? Ритуал предполагал расчленение тел, а значит, много крови. И последнее, где Далис?

Через неделю после смерти матери была найдена первая жертва обряда – одна из двойняшек без ног на ветке дерева. И тут произошло то, чего я больше всего опасался: при вскрытии во рту у жертвы обнаружил пуговицу от своей потерянной рубашки, той самой, с места преступления в квартире Ирины, и понял, что на крючке.

Все эти годы я сам пытался вычислить убийцу, но, похоже, сыщик из меня еще хуже, чем преступник. В собранных мной документах по делу ты сможешь найти все, что относится к убийству семьи Иволгиных: протоколы осмотра и допросов, мои заключения, личные записи. Мне не удалось разгадать загадку Далис. Конечно, я не могу просить об этом тебя и по известным тебе причинам не могу оставить бумаги милиции. Возможно, кто-нибудь когда-нибудь сможет раскрыть это запутанное преступление.

С любовью, твой непутевый отец».

Я смахнула выступившие на глаза слезы. Сейчас не время раскисать. Отец не просто так оставил мне бумаги по делу Далис. Они словно знак с того света, папа хочет, чтобы я взялась за расследование. Прежде чем звонить Егору, а теперь я была уверена, что он возьмется мне помочь, я решила пробежать глазами документы в других папках. Но больше всего меня сейчас занимали записи Иволгина по созданию Далис.

– Эй!

Я вздрогнула и подняла голову от стола, где, похоже, уснула, изучая документы. Надо мной в розовых лучах заходящего солнца стояла Натуся.

– Чем занималась? – спросила она, с любопытством рассматривая разбросанные по столу бумаги.

– Да так, – спешно сгребая записи и наспех утрамбовывая их обратно в папки, ответила я. Не хватало еще, чтобы Натуська влезла в это дело. Сначала разберусь во всем сама.

– Ну, как знаешь, – фыркнула обиженная подруга, – не хочешь – не рассказывай. Пойдем ужинать, мама борщ сварила.

За ужином я выслушала планы подруги на совместную поездку к ее бабушке, чтобы провести там недельку-другую в праздности и лени.

– Будем есть клубнику, каждый день ходить на речку купаться. Там, как на море, мелкий песочек. Балдеж!

– А в огороде кто бабуле поможет? – напомнила мама.

– Ну вот, как обычно. Если мы будем в огороде копаться, то ни на речку, ни на отдых времени не останется. Ну что, мы не можем хоть недельку отдохнуть? – насупилась подруга. – В институте вкалывай, дома вкалывай, еще и в огороде вкалывай.

– Ты же хотела поскорее стать взрослой. – Натуськина мама поднялась из-за стола и потрепала дочку по волосам. – Посуду вымой, бунтарка, – сказала она и вышла из кухни, оставив нас одних.

Я тоже поднялась из-за стола и направилась к раковине. Мне сейчас не хотелось разговаривать о клубнике и речке, а мытье посуды – хороший способ побыть в одиночестве и подумать.

– Если ты не хочешь, я сама помою, – сказала Натуська и добавила к грязной посуде свою тарелку.

– Иди уже! – отмахнулась я.

– Кстати, зайди в институт, все, конечно, понимают, что у тебя горе, но экзамены никто не отменял. Тебе нужно либо академический отпуск взять, либо договориться о переносе.

– Да, на днях зайду, – пообещала я. – Слушай, а как бы мне позвонить? – окликнула я подругу уже в дверях. – Не хочу на улицу идти.

– У соседки напротив телефон есть. Закончишь, – сходим.

Я кивнула и вернулась к тарелкам.

– Добрый вечер, я могу услышать Егора? – произнесла я, когда на другом конце провода ответили. Скорее всего, бабушка, если судить по голосу. В трубку буркнули что-то невнятное, и повисла тишина, которую нарушали далекие голоса и музыка. Видимо, я позвонила не вовремя и у Егора сейчас вечеринка.

– Я слушаю. – Голос будущего напарника был уставшим, и мне стало неловко за поздний звонок.

– Привет! Нам срочно нужно встретиться, – бросила я в трубку.

– Исаева, это ты?

– Я. А что, не ждал?

– Снова теории заговоров? – усмехнулся Егор, но я пропустила его издевку мимо ушей.

– Ха-ха, смешно! Но ты ни за что не догадаешься, что я нашла в камере хранения.

– Очередное подтверждение твоей бредовой теории?

– Смейся, смейся. Уверена, когда ты прочтешь бумаги, будешь прощения у меня просить за свой издевательский тон. А я еще подумаю, стоит ли тебя в дело брать.

– В дело? Не льсти себе, Исаева.

– Вообще, меня Юля зовут, или забыл?

– Тебя, если и захочешь, не забудешь.

– Да, Натуська мне сказала, что я тебе в школе вроде как нравилась, – в отместку бросила я, и в трубке на мгновение повисла тишина. – Эй, ты что, язык проглотил?

– По-моему, ты меня с кем-то путаешь.

– Правда? Жаль. А я думала, что позвонила Егору Москвину – любителю запутанных преступлений, а, оказывается, просто ошиблась номером. Моему Егору понравилась бы моя загадка.

– Что-то я тебя не пойму, ты меня на слабо, что ли, взять пытаешься?

– Я пытаюсь дело раскрыть, а ты, как петух гамбургский, перья распушил. Тебя девушка о помощи просит, а ты… Эх, Егорка, не быть тебе Шерлоком Холмсом, – вздохнула я в трубку, жалея, что попыталась сыграть на его чувствах. Тем более что совсем не была в них уверена.

– Не тебе судить, кем мне стать, а кем нет, – бросил в трубку Егор. – Но, принимая во внимание, что ты девушка, встречусь с тобой еще раз. Завтра на том же месте, в тот же час.

Я рта не успела открыть, как в трубке послышались гудки.

– Хам! – Положив трубку на рычаг, я заглянула, в комнату, где громко работал телевизор, поблагодарила хозяйку и вернулась в квартиру подруги.

– Ну и как?

– Ты уверена, что я нравилась ему в школе?

– Кому?

– Москвину.

– Еще как, подруга, – ехидно улыбнулась Натуся. – Глаз с тебя не сводил. А что, ты сейчас ему звонила? Все-таки решила начать расследование? Правильно! Злость лучше отчаяния.

Глава 5

Записи Иволгина. Лидочка. 23 ноября 1966 года (отпечатано на машинке)