Он что-то пробормотал в ответ, но я уже отошёл к другим лежанкам. Там было ещё несколько раненых – один старатель с простреленным плечом, другой с раздробленным дубиной предплечьем. Я не стал вдаваться в сантименты, просто применил все свои знания на практике, замотал их остатками бинтов и применил Руну Исцеления там, где без неё было не обойтись. Каждый спасённый боец – это лишний ствол, когда песчаники вернутся. А они вернутся, я в этом не сомневался. Кровавая Пустошь не прощает слабости. Перед тем как уйти, поговорил с женщинами, которые вызвались ухаживать за ранеными. Объяснил им, что бинты нужно кипятить, руки мыть перед тем как менять повязки, а раны протирать крепким алкоголем. Восприняли они мои рекомендации, конечно скептически, но я не стал отвечать на их вопросы, просто придавив их своим авторитетом. На всё ответил туманно, упомянув новые методы лечения.

311.

Убедившись, что сделал всё, что мог, я задержался в одном из пустых боковых отсеков штольни. Здесь было тише, только гулкое эхо голосов, нарушало гробовую тишину. Я прислонился к прохладной стене, и задумался. Песчаники – не просто толпа дикарей. За их упрямством, за их бесконечной жаждой крови стояло нечто большее. Песчаный Великан. Кто-то считал его демоном, кто-то – древним духом пустыни, но все сходились в одном – без его гибели эта война не кончится. Убить его – значит сломать хребет всей кровожадной орде. Это его тёмная воля объединяет их в единое целое. Без него они превратятся в неорганизованных дикарей, коими и являлись.

Но как победить демона, когда даже подойти к нему – уже самоубийство? Я хмыкнул, представив, как веду кучку оборванцев на битву с мифическим чудовищем. Что же, может, это и есть мой удел – вести людей на смерть, прикрываясь громкой кличкой «Кровавый Генерал». Или, может, всё проще, и я просто проклят сражаться до тех пор, пока не сгину сам?

Мой взгляд упал на Кольцо Защиты, тускло поблёскивающее на пальце. Этот кусок металла не раз спас мне шкуру, принимая на себя удары, которые должны были стать последними. Без него я бы уже лежал в пещере Песчаного Великана, разодранный на куски. Но сейчас его энергия была исчерпана, а текущего развития моих навыков в Рунном Мастерстве не хватало, чтобы перезарядить артефакт. Я крутил кольцо на пальце, чувствуя, как его холод касается кожи, и думал, что это, пожалуй, идеальная метафора моей жизни. Защита вроде бы имеется, но её вечно не хватает, и я сам не могу её восстановить. Смешок вырвался сам собой. Что ж, если этот демон – воплощение пустыни, то я – воплощение вселенской усталости. Посмотрим, кто кого переживёт.

Выкинув из головы мрачные размышления, направился обратно к выходу из штольни. У входа столкнулся с Мико. Её зелёные глаза сверкнули в полутьме, как у дикой кошки. Руки скрещены, подбородок задран. Всё кричало о том, что она снова на взводе. Красивая, как яд в хрустальном бокале, и такая же опасная, если подойти слишком близко. Она шагнула ко мне, перегораживая дорогу, и я внутренне приготовился к проявлению её темперамента.

– Играешь в спасителя? – ехидно прищурившись, спросила девушка. – Или просто ищешь, где бы спрятаться от настоящих проблем?

– А что, Мико, ты решила стать моим личным демоном совести? – я криво усмехнулся, не отводя взгляда. – Если так, то ты опоздала. Моя совесть сдохла где-то на полях сражений.

Мои руки обняли её за талию и притянули к себе. Она фыркнула, но в глазах мелькнула искра. Её манера держаться, как своего в доску пацана, забавляла. Словно девчонка, выросшая среди старателей, пыталась доказать, что ей не нужны ни защита, ни тепло. Вот только я не собирался играть в эти игры. Не сейчас.

– Сколько ещё ты будешь делать вид, что тебе на всех нас плевать? Мы тут за тебя жилы рвём, а ты… ты как ледяной истукан. Хоть слово скажи, что тебе не всё равно!

Я смотрел на неё сверху вниз. Сближение – это ловушка, хуже любой засады песчаников. Я слишком много раз видел, как люди, которым ты доверяешь, либо умирают, либо втыкают нож в спину. Но её взгляд, полный обиды и какой-то детской надежды, пробивал даже мою броню. Чёртова девчонка.

– Если б мне было плевать, я бы уже свалил в закат, – сказал я, понизив голос до хриплого шёпота. – А раз я тут, значит, держу слово. Только не жди от меня песен у костра и слёз над каждым трупом. У меня внутри пусто, Мико. И это не исправить. Так что бери, что есть, и не устраивай сцен.

Она замолчала, кусая губу, но не отвела взгляда. А потом, словно назло, прижалась всем телом, так что я почти почувствовал тепло её дыхания.

– Пусто, говоришь? – хмыкнула она. – А я думаю, ты просто боишься, что если раскроешься, то кто-то увидит, что ты не такой уж и железный. Ну не переживай, твой секрет со мной. Только не удивляйся потом, если я всё-таки проломлю эту твою стену.

– Девочка, ты как тауро в посудной лавке, – я покачал головой, отступая на шаг. – Ломай, если хочешь. Только не жалуйся, когда поранишься об осколки.

Её смех, резкий и короткий, эхом отразился от стен штольни, а я, не дожидаясь продолжения, повернулся и пошёл прочь. Пусть думает, что хочет. Я знал одно, что держать дистанцию – это единственный способ чтобы пока не было мучительно больно.

У выхода из штольни меня перехватил Чор Комач. Этот синекожий коротышка, ростом едва мне до груди, стоял, лениво опираясь на свою винтовку, и ухмылялся, как будто только что провернул очередную аферу с ведьминым корнем. Его глазки блестели хитростью, а кривоватая улыбка намекала, что он опять что-то замышляет. Несмотря на весь его жуликоватый вид, я знал, что из него стрелок – один на тысячу, да и готовил он так, что даже в этой дыре еда казалась деликатесом.

– Ну что, хозяин, опять спасаешь мир, пока я тут от безделья помираю? – начал он, скалясь, словно пустынный гиен. – Я тут такой суп с кореньями замутил, а тебя всё нет. Не ценят меня. Где благодарность, а?

– Благодарность, Чор, будет, когда ты перестанешь воровать всё, что плохо лежит, – огрызнулся я, но без особой злобы.

Он хохотнул, ничуть не смутившись, и потёр щеку, словно размышляя, какую байку мне скормить.

– Ты ж меня знаешь, Кир, я – зоргх честный. Ну, по-своему…

– Лучше скажи, как там на стенах? Твои глаза получше моих видят. Что интересного?

Чор посерьёзнел, хотя уголки рта всё ещё подрагивали от сдерживаемого смеха.

– А что интересного? Песок, пыль, да миражи. Только эти миражи, знаешь, уж больно на живых тварей смахивают. Далеко, пока не разобрать, но чую я, не к добру это. Пустыня, она шепчет, Кир. И не ласковые слова.

Я кивнул, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Чор, хоть и жулик, в таких делах не ошибался. Если он что-то чует, значит, скоро жди беды. Пустыня действительно шептала, и её шёпот был пропитан кровью и смертью. Я взглянул на кольцо на пальце. Может, и мне пора послушать этот шёпот, прежде чем он станет рёвом, который нас всех поглотит?

– Ладно, – бросил я, хлопнув его по плечу. – Может, твой суп последнее, что я попробую перед тем, как Единство решит, что я слишком долго его копчу.

Чор заржал, но я уже шёл дальше, к кантине, где меня, судя по крикам, ждал очередной спор. Хеог Сворг, хозяин этого дырявого заведения, стоял у входа, красный, как закатное солнце, и орал на Минтена, похоже, опять что-то напортачившего. Сворг, высокий, с пузом, перетянутым засаленным фартуком, выглядел как человек, который устал от всего на свете, но готов драться за свою кантину до последнего вздоха. Минтен же, с сальной ухмылкой и сломанным носом, торчащим вбок, казался воплощением неудачника, который всё равно лезет в герои, хотя стреляет так, что лучше бы вообще не брал оружие в руки.

– Кир, скажи этому остолопу, что если он ещё раз проломит мой стол, я его самого в стену вобью! – прорычал Сворг, едва я подошёл. – Этот охламон решил, что ножи метать – его призвание. Только вместо мишени у меня теперь дыра в мебели!

Минтен хихикнул, пожав плечами, и посмотрел на меня, словно ища поддержки. Рука огладила ножны с «медвежьим»кинжалом. Понятно, как он пробил прочный стол. Его лицо, как всегда, светилось какой-то дурацкой уверенностью, будто мир обязан его любить, несмотря на все косяки.

– Да ладно тебе, Сворг, подумаешь, стол! – он подмигнул мне. – Я ж тренировался! Если что, в бою я этот навык применю, песчаникам головы снесу одним броском.

– Ты и ложкой в суп промахнёшься, не то что ножом в голову, – фыркнул я, скрестив руки. – Лучше скажи, Минтен, ты зачем это делаешь?

Он весело хмыкнул, но в глазах мелькнула тень обиды. Однако меня это мало волновало. Если он хочет быть полезным, пусть доказывает делом, а не болтовнёй.

– Ох, Кир, ты прям как мой старый папаша, – он покачал головой. – Вечно меня пилит, что я не мужик, раз не могу ни бабу содержать, ни дело держать.

Я прищурился, чувствуя, как уголок рта сам собой ползёт вверх в кривой усмешке.

– Лучше к Чору иди, с кашей помоги.

Сворг хмыкнул, явно довольный, что я осадил этого шутника. Я махнул рукой, и вошёл в кантину, чувствуя, как жара снаружи сменяется душноватой прохладой внутри. Ами сидела за общим столом, её лицо, как всегда, было непроницаемым, но тёмные глаза следили за мной с холодной расчётливостью. Дочь степного вождя и бывший инквизитор, загадочная, далёкая, холодная. Её присутствие всегда действовало как напоминание, что союзники – это временно, а нож в спину – вечно. Я кивнул ей, и сел рядом. Задумался. Может, я и правда проклят? Или это просто мир такой, где каждый шаг ведёт к новой крови? Я хмыкнул, потягивая из кружки эфоко. Пора идти дальше.

312.

Эфоко на вкус оказался той ещё дрянью, отдавая какой-то застарелой кислятиной. Но выбирать не приходилось. Эта бесконечная, выматывающая череда коротких, яростных стычек, за которыми следовали тягучие, напряжённые затишья, а затем – новые, ещё более страшные угрозы, напоминала дурной, липкий сон, из которого никак не удавалось выбраться, как ни старайся. Словно мы все оказались на какой-то дьявольской карусели, которая неслась с бешеной скоростью, и спрыгнуть с неё означало неминуемую гибель. Вот мне интересно, всё Единство такое – одна сплошная зона боевых действий? Или это просто я такой «удачливый», что умудрился угодить не просто в забытую выжженную пустыню на задворках цивилизации, а прямиком на гладиаторскую арену, где постоянно приходится с боем отстаивать своё элементарное право на жизнь? Отвлечённые вопросы, на которые у меня не было ответов. Да и времени на их поиски – тоже.

Ами, до этого момента молча сидевшая напротив за столом и с преувеличенным вниманием изучавшая остатки бобовой каши в своей щербатой глиняной тарелке, словно это была какая-то древняя, бесценная реликвия, не предназначенная для посторонних, любопытных глаз, бесшумно поднялась. Я невольно залюбовался. Её движения, были плавными, выверенными и хищно-точными, как у пантеры, готовящейся к прыжку, а лицо оставалось абсолютно непроницаемым, словно высеченным из холодного камня. Она подошла ко мне, её сапоги едва слышно скрипнули по затоптанному полу кантины. Не говоря ни слова, она положила передо мной мой иллиумовый полуторный меч – с виду невзрачный, тускло-серый клинок, но если присмотреться, в его металле можно было разглядеть мириады тускло мерцающих изумрудных искорок, словно вплавленных в сплав, – и мой тяжёлый, верный револьвер, в котором я с нескрываемой радостью узнал свою «Десницу». Оружие, которого мне не хватало.

– Держи, – её голос был ровным, почти механическим, без малейшей тени эмоций, как будто она передавала мне не бесценные предметы с почти волшебными свойствами, а столовый прибор. – Оружие должно быть при хозяине, особенно такое. Ценное…

Я с искренней, почти детской благодарностью кивнул, принимая свой меч. Рельефная рукоять, обмотанная загрубевшей кожей, привычно и удобно легла в мою ладонь, словно была её естественным продолжением. Этот клинок из редчайшего иллиума, не раз спасал мне жизнь в самых безнадёжных ситуациях, и я чувствовал с ним необъяснимую, почти мистическую связь. В ответ, недолго думая, я снял со своего пояса «Медвежью» саблю – ту самую, что изготовил из гигантских, острых как бритва, когтей огромного редбьёрна, который едва не упокоил меня, – и такой же «медвежий» кинжал. Положил их перед ней на стол.

– Это тебе, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более безразлично.

Что сказать ещё? Расставаться с этими трофеями было немного жаль, но Ами ни разу не дала повода сомневаться в своей лояльности.