Мы замираем, силясь расслышать что-нибудь, кроме раскатов грома и хлопанья, которое издаёт на ветру декоративное привидение, привязанное к дереву через дорогу. Скрип кроссовок Эверетта по мокрому асфальту был бы сейчас очень кстати. Даже его противный лающий смех принёс бы нам огромное облегчение. Когда ничего так и не происходит, я озираюсь по сторонам. Хороший детектив слушает своё чутьё, свою интуицию. И моя утверждает: нас не разыгрывают. Что-то случилось.

– Возвращаться опасно, – отвечаю я. Понятия не имею, что сегодня произошло, но одну вещь я знаю точно: идти обратно на кладбище – ужасная идея.

– Ну знаешь, не могу же я его там бросить! – огрызается Дэн, нервно проводя рукой по волосам.

Сверкает молния. Я качаю головой, не ослабляя хватки на рукаве брата. Меня тоже волнует судьба Эверетта, но и отпустить Дэна на кладбище я не в силах, ужас сковал всё моё тело.

– Мы и не собираемся его бросать. Мы вызовем полицию, – отвечаю я и достаю телефон, потом начинаю хмуриться, увидев подборку названий жутких песен для подкаста. Ещё недавно такой саундтрек казался классной идеей. Знать бы мне, что у этой ночи будет собственное леденящее душу звуковое сопровождение.

– Хорошая мысль, – соглашается Дэн. У него дрожат губы.

Трясущимися пальцами я нажимаю сначала 9, потом 1. Что я скажу полиции? Что на кладбище пропал мальчик? Что нечто вдруг начало завывать? За время своих расследований я поняла: детей не всегда воспринимают всерьёз. И если уж даже мне эта история кажется сомнительной, полицейские тем более так подумают. По крайней мере, на этот раз у меня есть доказательства. Свидетели. Дэн и его друзья видели, как Эверетт убежал на кладбище в поисках места, где спрятаться. И все они слышали вой.

– Хэйзел? Дэн? – прорывается сквозь бурю папин голос.

Я замираю, держа палец над третьей и последней цифрой 1.

– Что вы двое тут забыли? – недоумевает папа, остановившись на крыльце под краем навеса, чтобы не вымокнуть. Пусть на его лице отражается замешательство пополам с желанием посадить нас под домашний арест до конца жизни, я никогда ещё не была так рада его видеть.

5

Остаток ночи проходит как в тумане. Красно-синие огни несколько часов заливают светом всю округу, пока полиция ведёт поиски Эверетта Майклза.

Я сажусь, моргая уставшими глазами от солнечного света, которым залита гостиная. Прошлой ночью я заснула прямо здесь, на диване: слишком боялась оставаться одна. Мы оба боялись. Дэн спал в кресле, но сейчас его нигде не видно – осталась только груда смятых одеял. Не знаю, сколько сейчас времени, но ясно чувствую, что не выспалась. Папа вызвал полицию, как только мы рассказали ему нашу историю, и мы полночи провели, объясняя произошедшее на кладбище.

Не то чтобы мы в самом деле могли это объяснить. Никто не может.

А потом Дэн заплакал. Никогда не забуду, как скрутило живот при виде брата, шмыгающего носом. Не потому, что он мальчик, – мальчики ведь тоже иногда плачут, – а потому что это Дэн. Я видела его таким всего однажды: когда он упал с турника и сломал руку.

Смотреть, как дрожат его плечи, а по щекам рекой стекают слёзы, было ужасно. Не лучше оказались и новости, что Эверетта нигде нет – и зацепок у полиции тоже. Никаких. Зацепок. Пожалуй, хуже слов для любого расследования не найти. Насколько я знаю, полицейские поговорили со всеми, кто был на кладбище прошлой ночью, и все рассказывают одну и ту же историю.

Прятки.

Началась гроза.

Появился звук.

Эверетта нигде не оказалось.

Когда я проверяю телефон на кофейном столике, его экран оживает от новых сообщений. Последнее пришло от Мэгги.

«ОМГ! Что случилось вчера ночью? Я слышала, Эверетт пропал!»

Наклонив телефон, чтобы было удобнее печатать, я отвечаю: «Не знаю. Он пришёл на кладбище поиграть в прятки и не вернулся».

Не вернулся. В комнате тепло, но по телу пробегает знакомый холодок. Точно такой же я ощутила вчера, когда появилось это жуткое завывание. Отложив телефон, я спихиваю одеяла в сторону: мне становится жарко. Мэгги я позвоню чуть позже – мне всегда лучше, когда слышу её голос.

Я до конца раскрываю шторы и чувствую, как внутри всё обрывается: на нашей улице припаркованы полицейские машины. Целых две.

Почему они всё ещё здесь? Неужели что-то нашли? Мог ли Эверетт сбежать с кладбища и зачем-то прийти сюда?

Дэн подходит ко мне и бледнеет, выглянув в окно.

– Они найдут его, – успокаиваю я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. У меня это даже почти выходит.

Брат вздыхает:

– Знал же, что эта дурацкая игра была плохой идеей. Не стоило мне на неё соглашаться.

– Не вини себя.

Дэн замолкает. Он не сводит взгляда с происходящего на улице, напрягшись всем телом, словно в ожидании удара.

Наконец он отворачивается от окна и плюхается на диван.

– Мама с папой ушли в общественный центр, помогают собрать добровольцев для поискового отряда.

– Здорово! – чуть ли не выкрикиваю я. – Готова поспорить, целая куча людей будет помогать – и мы тоже. Мы его найдём!

Дэн бросает на меня тяжёлый взгляд, задавив надежду на корню:

– Они запретили нам помогать, Хэйз. Ты думала, они позволят? Родители Эверетта, наверно, винят меня в том, что их сын вообще пропал.

Я присаживаюсь рядом.

– С чего бы им тебя винить? Это же Эверетт придумал.

– Но они-то не знают. Тем более я согласился на его идею. И позволил ему спрятаться первым, – возражает брат. Теперь срывается уже его голос. Меня это трогает, ведь я столько раз видела, как Дэн делал что угодно, лишь бы избежать наказания. Например, однажды он съел целый яблочный пирог, который мама испекла для школьного мероприятия, и соврал, будто я уронила тот на пол. – Я не нашёл Эверетта.

– Прекрати, это не твоя вина. Кроме тебя, никто больше так не считает.

Дэн поднимает на меня взгляд. Глаза у него красные.

– Я бросил его, Хэйз. А вдруг… вдруг он не вернётся?

Раньше мне и в голову бы не пришло, будто при упоминании Эверетта я могу почувствовать что-либо, кроме раздражения. Теперь мне так хочется, чтобы прошлой ночи никогда не было. Эверетт остался бы дома, отсыпаясь допоздна, как и следует субботним утром. Дэн не сходил бы с ума, сидя в гостиной. Мама с папой не организовывали бы поисковую бригаду.

Я делаю глубокий вдох. Повернуть время вспять у меня может и не получится, но это не значит, что мои руки совсем связаны.

– Я найду его. – Слова вылетают у меня изо рта, не успеваю я даже подумать.

– Я же сказал, – возражает Дэн, качая головой, – родители велели держаться подальше от поисков и не мешать полиции делать свою работу.

– А мы и не будем мешать. Просто я тоже займусь своей работой. У меня отлично выходит, Дэн, честное слово. – Я зачитываю наизусть всё, что помню о делах без вести пропавших: – Первые семьдесят два часа – самые важные. Большинство людей либо находят за это время, либо…

Я останавливаюсь. То, что я чуть не сказала, звучит страшно. Дэну этого явно лучше не слышать, особенно сейчас.

– Я знаю, – хрипло выдыхает брат. Он достаёт телефон и смотрит на экран. – Прошло уже тринадцать часов.

Новость так себе.

– К тому же мама с папой тебя прибьют, если заметят. Ты только недавно попалась на слежке за соседями, – продолжает он.

Стоит мне вспомнить, как кончики ушей начинают гореть от негодования. «Радуйся детству, а взрослые проблемы оставь взрослым», – сказала мама. Но что, если взрослые с этим не справляются? Мне полагается просто сидеть сложа руки и притворяться, будто я тоже не смогу? И позволить Эверетту остаться среди тех, кого так и не нашли?

Я смотрю вниз, на свои носки, на которых засохли капли грязи после вчерашнего побега с кладбища. Нет. Может, это глупо. Может, у меня не получится. Но я обязана попытаться. Даже если в наказание мне на всю жизнь запретят выходить из дома и я никогда не смогу запустить «Что известно Хэйзел». Возвращение Эверетта домой того стоит.

Я справлюсь.

Правда ведь?

* * *

Уже через десять минут у меня получается неплохой список первых зацепок. Это дело особенное, мне ещё никогда не приходилось сталкиваться с подобным: сейчас ставки несравнимо выше.

Я ещё раз мысленно пробегаюсь по всему, что знаю. Ребята встретились на кладбище в восемь часов вечера, я видела их вместе перед началом игры в прятки. Поначалу погода стояла хорошая: прохладно, но без грозы. Эверетт оказался среди тех, кто прятался, а Дэн должен был водить.

Закрыв глаза, я вспоминаю, как убегал Эверетт, когда брат начал обратный отсчёт. Тьма поглотила мальчика так быстро, словно поджидала его.

Но только ли тьма его поджидала?

Я проигрываю в памяти каждый звук, какой слышала тогда.

Мне не удаётся найти ничего необычного, кроме типичного для игры в прятки шума: шаги, хруст опавших листьев, несколько вскриков. Всё казалось таким нормальным. Но должна быть ещё какая-то деталь, которую я упустила. Иначе Эверетт в самом деле взял и… исчез.

Покачав головой, я закрываю записную книжку. Не мог он исчезнуть. Всегда есть объяснение, просто его бывает непросто отыскать. В данном случае мы к тому же бежим наперегонки со временем, а я к этому не привыкла.

Я как раз собираюсь сходить на первый этаж и налить себе воды, когда чувствую странный запах. Нет, не странный – противный. Дым.

Не пользуйтесь плитой, пока нас нет.

Никаких свечей в доме.

Не ставьте металлическую посуду в микроволновку.

Мамины правила сами всплывают в памяти. Дэн в жизни бы их не забыл. Мама настолько боится пожара, что повторяет их чуть не каждый раз, как выходит из дома.

Я выпрыгиваю из кровати и бросаюсь к двери. Распахнув её настежь, я выбегаю в коридор. Запах очень сильный: он висит в воздухе, вызывая кашель.

– Пожар! – кричу я, изо всех сил спеша в комнату брата. – Дэн!

Вот я уже колочу в его дверь как сумасшедшая. Не получив ответа, я толкаю дверь, поморщившись, когда она ударяет о стену и сбивает рамку с гвоздя. Комната оказывается пуста.

Меня пронзает страхом, когда запах становится всё сильнее, а воздух заполняется дымом. Что-то горит. Я выбегаю обратно в коридор, охваченная паникой.

– Да где же оно, где? – повторяю я про себя, открывая все двери и обыскивая комнаты. Огня по-прежнему не видно – только дым и такой сильный запах, что я начинаю сомневаться, забуду ли я его когда-либо потом.

В считаные мгновения коридор затягивает сплошной белой пеленой, и я перестаю что-либо видеть. Лёгкие сжимаются от густого удушающего дыма. Я падаю на четвереньки, изо всех сил пытаясь найти выход.

Я хватаю ртом ещё глоток заполненного дымом воздуха и захожусь хриплым кашлем. Нужно найти лестницу и выбираться отсюда.

Я ползу туда, где, как мне кажется, находится лестница, и натыкаюсь на что-то ладонью. Нога. Я в панике цепляюсь за неё. Это Дэн.

– Хэйз? Что происходит? – спрашивает он. Брат выглядит обеспокоенным: его брови сошлись на переносице, напоминая изогнутую гусеницу. – Я слышал, как ты кричала наверху. Что ты делаешь?

– Пытаюсь выбраться отсюда! Пожар! – начинаю я, снова заходясь кашлем. Я шагаю вперёд, собираясь протолкнуться мимо него и вывести нас обоих на первый этаж, а потом и из дома, но Дэн останавливает меня.

– Пожар? – спрашивает он. – О чём ты говоришь?

Я в недоумении моргаю, глядя на него, и вдруг замечаю, что зрение прояснилось. Дышать тоже получается нормально, и дыма больше нет.

– Тут… тут был дым. Весь дом был в густом дыму, – объясняю я, растерянно оглядываясь вокруг.

Брат сильнее сощуривает глаза:

– Нет здесь никакого огня. И дыма тоже. Иначе сработала бы пожарная тревога, верно?

Я поднимаю взгляд на маленький кружок детектора на потолке. Его огонёк мигает зелёным, показывая, что батарейки не разрядились, да и сирена молчит.