– Знаешь, меня всегда интересовали тусканские религиозные практики. – Она мысленно пробежалась по своим рефератам за прошлые курсы. – У них сложился собственный, уникальный вариант распространенной в Дельвее системы верований. Очень любопытна их концепция пантеизма.

Мэт Талли нервно отпил из стакана.

– Пантеизма?

– Да. Центральным религиозным убеждением дельвейцев является концепция: «Бог создал Вселенную и удалился, оставив ее в наше распоряжение». Но большинство тусканцев верят, что бог и сейчас присутствует во всем, что нас окружает. Океаны, горы – они считают их телом бога. Именно поэтому, кстати, они называют наш материк Землей Сердца.

Мэт Талли выглядел так, будто готов был утопиться в собственном стакане. Было очевидно, что он ничего этого не знал, – что было не слишком к лицу специалисту, который вот-вот должен был приступить к исследованию того, какие тусканские религиозные практики могли бы продвинуть вперед развитие современной медицинской магии. В ее мозгу теснились и другие научные факты. Тусканское название Дельвеи – Земля Сердца – отражало их веру в то, что она действительно является настоящим сердцем живого бога, но также и намекало на тот факт, что только здесь люди обнаружили магию. Кроме того, они считали Дельвею сердцевиной – мистическим центром – всех известных миров.

Но выражение лица Мэта Талли напоминало о гримасе Девлина во время их последней встречи. Тебе необходимо доказать свою правоту. Доставшееся тяжелым трудом знание так и просилось на язык, но она его прикусила и изобразила улыбку.

– В общем, все это очень интересно. Я с удовольствием обсудила бы эту тему с тобой, но лучше как-нибудь в другой раз. Если услышишь о каких-либо открытых вакансиях в доме Винтерсов, замолви за меня словечко. Это было бы мило с твоей стороны.

Мэт сделал очередной глоток из стакана.

– Да, конечно. Хорошо. То есть, я уверен, ты найдешь себе место задолго до того, как я там освоюсь. Очевидно, что ты очень умная. У тебя высокие баллы за экзамены. Ты ведь входишь в число первых пятнадцати студентов у нас на курсе? Тебе надо просто пошерстить по знакомым, дать им знать, что ты в процессе устройства на службу. Не вижу никаких проблем.

Зато я вижу проблемы. Одни проблемы, и больше ничего. И я в пятерке, а не в числе пятнадцати, чтоб ты знал.

Ее попытка произвести впечатление явно провалилась. Она не стала отвечать и только кивнула. Возникшей паузы хватило на то, чтобы Мэт выкарабкался из кресла. Он отсалютовал ей стаканом и пожелал хорошо провести каникулы.

– Я буду следить за вакансиями и дам тебе знать, если что-то всплывет.

По его тону было понятно, что это тупик. Она поблагодарила его и тихо допила свой напиток. Студия постепенно наполнялась людьми. Рен задумалась, не отправиться ли на поиски Тиммонс. В конце концов, она очутилась на этом празднике только из-за нее – и без нее голоса здесь были слишком громкими, смех слишком резким, огни слишком яркими.

Рен предпочла бы исчезнуть отсюда и оказаться в своей комнате – либо, если на то пошло, в любом другом тихом месте.

8

Сидя в том же кресле, Рен допивала третий стакан. Студия то заполнялась группами студентов, то пустела – к сожалению, ненадолго. Рен были знакомы их лица, она знала их имена и баллы за экзамены. Складывалось впечатление, что в здание набились все старшекурсники академии. В особняке Брудов было тесно, шумно и невыносимо.

По крайней мере, звучала хорошая музыка.

Нежные ноты доносились до Рен с широкой террасы. Она видела в большое окно, что там на фоне звездного неба стояла семнадцатиструнная арфолютня. Вокруг массивной вертикальной рамы инструмента располагалась тройка музыкантов. Один играл на узкой «шее» инструмента, извлекая из него самые высокие звуки; второй отвечал за средний регистр, расположенный на уровне «рук» арфолютни; третий сидел перед низкими струнами, натянутыми в ее «ногах». Они не только играли, но и пели: их фальцеты то вплетались в основную мелодию, то выводили собственную линию. Музыка рождала в Рен чувство, будто она плывет по течению реки. Действительно, сейчас бы уплыть отсюда куда-нибудь.

Спасла та самая единственная причина, которая привела ее на этот праздник. В дверях появилась Тиммонс. С каждым шагом по паркету в ее сторону поворачивалось все больше голов. Тиммонс всегда одевалась со вкусом. Сегодня на ней была белая рубашка, заправленная в черную юбку с высокой талией. Вместо пояса юбка прикреплялась к жесткому черному корсету, надетому поверх рубашки, – она была хорошо видна в его вырезах в виде косой клетки. Рен впервые видела Тиммонс в этом наряде и подозревала, что она не купила его в магазине готового платья. Он был сшит специально для нее. Тиммонс без церемоний плюхнулась в кресло и сморщила носик.

– Почему от тебя лавандой пахнет?

Рен ткнула пальцем в брошенную на кресло декоративную подушку.

– Они набиты сушеными цветками.

– Вот оно что. Я вижу, ты нервничаешь. Извини. Не могла от Клайда отвязаться. И еще: не ходи в ванную на втором этаже – очумеешь. Там стоит служитель из живого камня. Когда я сделала свои дела, он подал мне полотенце.

– Служитель из живого камня? – с удивлением переспросила Рен. – Разве у нас нет указа, запрещающего их использование?

Редкий камень, оживленный посредством магии. Рен знала, что лучшим резчикам города требуется самое меньшее год работы, чтобы изготовить такую фигуру. И только одна из тридцати оживала после серии заклинаний. Остальные оставались бесполезными мертвыми скульптурами. У Рен не укладывалось в голове, как можно использовать бесценную статую для прислуживания в ванной.

Тиммонс кивнула:

– Статуи могут быть задействованы только «в целях защиты города или его интересов». Видимо, интересы города требуют, чтобы задница Тео Бруда была подтерта надлежащим образом.

Рен хмыкнула. Получилось довольно громко, и кое-кто из студентов на нее покосился. Наплевать. Тиммонс при случае с удовольствием прохаживалась по каторской знати, и Рен не сомневалась, что она продолжит делать это, даже когда вскоре вступит в их ряды.

– Ты собрала вещи? – спросила Рен. – Дом Монро не предоставит тебе таких удобств, как здесь.

Тиммонс отмахнулась.

– Что там собирать? Я и еду-то к тебе только затем, чтобы всю неделю ходить в удобной одежде и вообще ее не менять.

– Ты сейчас, одетая в эксклюзивный костюм, рассказываешь, что тебе наплевать на то, как ты выглядишь?

– Ага. – Тиммонс рассмеялась. – Хорошо, что ты у меня есть, – надо хоть кому-то следить за логикой речи. Подарок от семьи Винтерсов. Идеально подходит для собеседований. Ну и иногда для вечеринок с танцами.

Рен потеребила оборку на плече Тиммонс.

– Тебе идет.

– Надеюсь, – сказала Тиммонс и вдруг замолчала.

Она смотрела на что-то за плечом Рен. Быстрый взгляд показал, что там ничего нет, но Тиммонс продолжала, не отрываясь, смотреть в пустоту. Только приглядевшись, Рен заметила переливающийся оранжевый – цвета потухающего пламени – ободок вокруг ее зрачков. Так вот, значит, зачем она отлучалась.

– Тиммонс, серьезно? Сколько ты приняла?

Ее подруга расслабленно улыбнулась.

– Совсем чуть-чуть. У тебя на плече сидит гремлин.

– Замечательно. Передай ему привет.

Тиммонс прошептала:

– Она передает тебе привет.

И захихикала, обводя глазами комнату. Она явно употребила дозу драконьего дыхания – часто его называли просто дыханием. Рен один раз тоже его попробовала, еще на первом курсе. Это был не слишком приятный опыт. Дыхание проявляло невидимый мир, существующий рядом с обычной реальностью. Становились видимыми пряди и лоскуты магии и существа из других измерений. Считалось, что именно так когда-то видели мир драконы. Хотя на этот счет среди ученых существовали разногласия. Некоторые утверждали, что употребившие видели иллюзии, которые драконы создавали для отвлечения жертвы. Никто не знал наверняка, ведь драконы – первые хозяева этого материка – давно вымерли.

– Если бы ты знала, как делают драконье дыхание, – сказала Рен, – ты бы держалась от него подальше.

Галлюциноген извлекался из трупов погребенных драконов. При их разложении выделялись ядовитые газы, их собирали и перерабатывали таким образом, что в результате получался летучий дым. Употреблять драконье дыхание значило вдыхать саму смерть. Но Тиммонс лишь улыбнулась в ответ.

– Книжный шкаф горит.

– Вот несчастье. Там одни первые издания.

Они замолчали и продолжили разглядывать обстановку в комнате. В наступившей тишине в голову Рен прокрался голос Девлина: «Тебе просто необходимо доказать свою правоту. Это так изматывает». Должно быть, чувства, которые она так старалась спрятать от окружающих, в это мгновение отразились у нее на лице, потому что Тиммонс неожиданно подняла ее с кресла, схватив за руку.

– Пойдем танцевать.

Даже под наркотиком ее подруга не теряла своего природного дара убеждения. Рен сделала последний глоток и последовала за Тиммонс. Музыканты играли все более быстрые ритмы – вечер был в самом разгаре, и толпа танцоров росла. Привлекая всеобщее внимание, Тиммонс прокладывала им путь. Они выкроили местечко на террасе, и подруга Рен закружилась в танце. Ее черная юбка шелестела и серебрилась в лунном свете.

Рен улыбалась и лениво перетаптывалась в ритм. Естественно, она не привлечет столько взглядов, как ее подруга, но она не могла отрицать: было приятно постучать каблуками по полу. Она несколько раз обвела Тиммонс вокруг себя, забыв обо всем, кроме музыки.

Вскоре число людей на обширной террасе удвоилось. Становилось тесновато. Тиммонс подняла вверх руки, наслаждаясь всеобщим вниманием. Рен уже хотела предложить сделать небольшой перерыв, как вдруг музыка прекратилась. Все повернулись к дверям.

На террасе показался Тео Бруд со свитой.

Было видно, что он уже довольно пьян. Его воротник был расстегнут. «Вряд ли он сделал это сам», – подумала Рен. Он нетвердой рукой поднял стакан, облив яркой жидкостью ближайшего сателлита. Растрепавшиеся светлые волосы падали ему на лоб. Его внешность не произвела на Рен особого впечатления, но улыбался он так, будто весь мир находится в заднем кармане его брюк.

– Минуту внимания! – провозгласил он. – Настало время для моего ежегодного фокуса. Помните прошлый год? Мы подарили Кингстону отличнейшие крылья виверны.

Его реплика была встречена громким хохотом. Рен не поняла, притворный он или нет. Может ли быть, что они искренне считают сверстников-аристократов остроумными? Или просто выслуживаются перед будущими нанимателями? Несколько студентов похлопали по спине парня, которого она видела на занятиях по анатомии.

– Сегодня я покажу такую продвинутую магию, что не удивлюсь, если завтра в мою дверь постучатся дознаватели!

Пошатываясь, Тео двинулся вперед. Толпа расступалась перед ним со сверхъестественной быстротой. Эта картина вызвала у Рен воспоминания о похожем моменте. Она тогда была совсем маленькой. Другая толпа расступалась, чтобы дать дорогу другому Бруду. Отцу Тео – Ландвину. Она навсегда запомнила его гордую поступь, его широкие плечи, его самоуверенный вид. Он облокотился на парапет, отделяющий набережную от канала, посмотрел на каменные обломки и неподвижные тела, затем звучным голосом позвал докторов.

Рен оттеснила воспоминание подальше – живот скрутило спазмом, к горлу подступила желчь. Тео Бруд дошел до перил террасы и жестом отогнал ожидающих музыкантов:

– Идите отсюда! Ну же! Исчезните!

Музыканты переглянулись, но повиновались. Они отстегнули поддерживающие ремни и отошли от массивного инструмента. Никто из них не произнес ни слова. По тому, как самый старый музыкант все оглядывался через плечо, Рен догадалась, что арфолютня – это их личный инструмент.

По крайней мере, была.