Дракон парил, используя воздушные потоки вдоль склонов гор. Быстрее. Гелиос изменил положение крыльев и стал снижаться еще стремительнее, чтобы оседлать другой воздушный поток, сильнее расправив крылья и вытянув шею, отводя назад ноги. Эльтор наклонился вперед, прижимаясь к теплой чешуе, потянулся к Искре и сплел нити Воздуха вокруг тела Гелиоса, заполнил промежутки между чешуйками дракона, смягчая окружавший их воздух. Дралейд улыбнулся, когда горы мелькнули справа, а свист ветра едва его не оглушил.

Мир накренился: Гелиос сложил крылья и нырнул вертикально вниз, мимо пролетел склон горы, и темный океан устремился им навстречу.

Эльтор сделал глубокий вздох, а дракон распростер крылья и взлетел вверх, будто невидимая сила мира потянула его за собой. Вода взметнулась в воздух, пощекотав щеку дралейда, когда когтистые ноги дракона задели поверхность. Мгновенная печаль коснулась мыслей Эльтора, когда он ощутил неукротимую радость, наполнившую сердце Гелиоса. Нет, не печаль человека в противовес ликованию дракона, но понимание того, какой редкой гостьей она бывает в его жизни.

– Дралейд н'алдрир, Гелиос, – прошептал Эльтор, прижав лоб к чешуе на шее дракона.

В ответ в груди Гелиоса возник глухой рокот, а за ним последовала короткая вспышка печали. Эльтор позволил своему разуму полностью слиться с разумом Гелиоса, когда дракон резко взмыл вверх, свернул направо и обогнул невысокую зазубренную скалу. Некоторое время они мчались над открытыми долинами Драколдрира, объединив сознания, а ветер проносился над их телами и свистел в ушах.

Гелиос замедлил полет только после того, как они приблизились к горе Умар, самой высокой точке Драколдрира, где находился великий храм.

Когда Гелиос облетал гигантский утес, долина внизу стала шире. Ее пересекала река Валин, бравшая свое начало у подножия расположенного на вершине горы Умар храма, по берегам которой росли высокие деревья, а с каждой стороны вздымались склоны гор. Эльтор видел ее множество раз. Плавал по ней вдоль и поперек.

Дракон снова нырнул вниз, и его когти оставляли след на поверхности воды, а крылья раскинулись от одного берега до другого. Эльтор поднял голову и посмотрел в сторону горы Умар и храма, построенного на ее пике. Великий храм, святилище Энкаранского пантеона, существовал здесь тысячи лет. Даже с той точки, где сейчас летел Эльтор, в тысячах футов ниже храма, он видел огромные колонны высотой в сто футов, которые поддерживали каменную галерею, и посадочную платформу на склоне, где могло разместиться сразу десять драконов.

Гелиос пролетел над долиной, поднялся вдоль склона утеса к храму и приземлился на холодный камень платформы, его когти подняли пыль, и в воздух полетели мелкие камни.

Низкий рокот эхом прокатился в ночи, платформа задрожала. Перед ними стояла громадная Авандир, дракониха, связанная с Тивар. Она не могла поспорить размерами с Гелиосом, но имела мощную грудь и мускулы, а ее тело достигало почти сотни футов от головы до хвоста. Ее покрывала тусклая пурпурная чешуя, становившаяся более светлой ближе к хвосту, а чешуйки вокруг носа и глаз сияли белизной, точно снег. Авандир подняла голову, и в рогах цвета кости, обрамлявших морду, отразился лунный свет. Затем с таким же глухим ревом она вытянула шею и коснулась носом носа Гелиоса.

Эльтор позволил мягкой улыбке коснуться губ в ответ на чувства комфорта и родства, наполнявшие сознание Гелиоса. Оба дракона вылупились почти одновременно, Гелиос всего на несколько месяцев раньше Авандир. Эльтор соскользнул со спины дракона, воспользовавшись нитями Воздуха, чтобы смягчить приземление – и его ноги коснулись гладкого камня платформы без единого звука. Когда он сделал шаг вперед, Авандир опустила голову и легонько тронула его грудь.

– И я тоже по тебе скучал. – Эльтор лбом прижался к носу Авандир, приложив ладонь к ее щеке. Тепло ее дыхания обдувало его кожу. – Она внутри?

Авандир еще несколько мгновений не двигалась, потом тихонько фыркнула, толкнула головой Гелиоса и взлетела, так широко раскинув в стороны огромные крылья, что поднялся ветер. Почти сразу Гелиос взмыл вверх и последовал за ней. Когда драконы парили над платформой, расправив крылья над оставшейся внизу долиной, в его разуме прозвучало громовое рычание и замелькали образы Тивар.

Я не стану на нее давить. Обещаю.

Эльтор наполнил легкие морозным воздухом, повернулся и стал спускаться по короткой лестнице, которая вела ко входу в храм. Мерцавшее внутри оранжево-красное пламя камина разбрасывало перед ним тени.

Огромный храм состоял из единственного гигантского зала, длина которого в шесть раз превышала ширину и который уходил глубоко внутрь горы. Два ряда масляных ламп на каменных пьедесталах возле центрального входа освещали большие серые глыбы камня и отбрасывали вокруг мерцающие тени. За лампами стояли статуи всех семи богов Энкаранского пантеона, достававшие до самого потолка: каждую изваяли тысячи лет назад, каждую хранили руны йотнаров.

Статуя Акерона, бога-воителя, находилась у самого входа: молодой мужчина, по лицу которого было невозможно определить, эльф он или человек. Короткие волосы, тело с головы до ног облачено в пластинчатые доспехи, руки сложены на рукояти меча.

Через тридцать футов напротив Акерона стояла статуя Элиары, богини-девы. Ее длинные волосы падали на каменные плечи, в одной руке она сжимала посох, а другой держала открытую книгу.

Далее статуи чередовались: Гефесир, Нерон и, наконец, последняя перед Варином и Герайей – Эфиалтир. Его одежда легкими складками струилась с плеч, теплая улыбка озаряла лицо, руки были расставлены в стороны в приветственном жесте. Статую изваяли задолго до того, как этого бога стали называть Предателем или Спасителем, за тысячу лет до рождения Эльтора. Тогда Эфиалтира считали богом-смотрителем, хранителем разума и тела, арбитром жизни и смерти. Даже если бы не сохранилось других свидетельств, подтверждавших древность храма, присутствие всех семи богов говорило само за себя. И именно наличие статуи Эфиалтира убедило Фейна оставить в неприкосновенности храм – тогда как другие он стер с лица земли.

Шаги Эльтора эхом разнеслись по залу, усиленные естественной акустикой храма. Каждый шаг звучал, как звон клинка. Впереди, в дальнем конце зала, Тивар в коричневом одеянии стояла на коленях у ног Варина и Герайи.

– А я все гадала, скоро ли ты появишься. – Тивар не встала и даже не повернула головы в его сторону. Она оставалась неподвижной, ее взгляд застыл на высеченных из камня лицах Отца и Матери. – Я уже сказала Лиине и остальным, что больше не намерена участвовать в войнах Фейна.

– Твои братья и сестры нуждаются в тебе. – Эльтор остановился в нескольких шагах за спиной Тивар, и его сердце сжалось, когда он посмотрел на свою старую боевую подругу. – Я нуждаюсь в тебе. Армии араков становятся все больше, такого не было с тех самых времен…

– …Когда мы убивали своих соратников? – голос Тивар оставался холодным и спокойным, когда она перебила Эльтора, закончив за него фразу. Затем она медленно поднялась на ноги и глубоко вздохнула. – С той ночи, когда мы предали тех, кто безоговорочно нам доверял? Наших братьев и сестер. – Свет масляных ламп танцевал на лице Тивар, когда она повернулась. Ее карие глаза сияли. Темные волосы она зачесала за удлиненные уши, шрам, рассекавший верхнюю губу, начинался под носом. – Ради чего, Эльтор?

– Тивар, ты же знаешь…

– Ради чего? – вскричала женщина, и ее голос громом прокатился по залу, а сжатые кулаки задрожали. – С каждым днем причины кажутся мне все менее вескими. Разбить один цикл коррупции ради того, чтобы поменять его на другой? Именем бога, который стравливает нас с араками, точно фигуры на доске. Вот почему я хочу услышать твой ответ, Эльтор. Зачем мы убиваем тех, с кем должны стоять плечом к плечу?

– Тивар, я… – Эльтор задавал себе такой же вопрос каждый день после Падения, и, как и Тивар, ответы, приходившие ему в голову, со временем казались все менее убедительными.

– «Сосуд», что висит у тебя на шее. – Тивар шагнула к Эльтору, глядя на самоцвет под его рубашкой. Она криво улыбнулась и покачала головой. – Он манипулирует нами, Эльтор. Как ты можешь этого не видеть? Почему не замечаешь, что камень тебя меняет? Он проникает в твой разум. Орден утратил свой путь. – Тивар хлопнула руками по плечам Эльтора и посмотрела ему в глаза. – Мы забыли о наших целях. Мы воевали ради королей и королев, однако отходили в сторону, когда следовало настоять на своем. Наше высокомерие говорило нам, что мы лучше тех, кого дали клятву защищать. Золото, слава и жажда крови поглотили нас. Но ведь всегда были и другие пути. Нам следовало стараться сильнее, брат… намного сильнее.

Эльтор обнял Тивар и прижал ее к себе, положив ее голову себе на грудь.

Плечи Тивар задрожали, и она заплакала.

– Ничего не изменилось. – Она подняла голову и снова посмотрела на Эльтора. – Ты утверждаешь, что все стало иначе. Ты повторяешь это столетия. Но ты ошибся. Фейн хочет, чтобы мы сражались. Он хочет, чтобы мы вели войну от его имени, как делали они.

– Ты ошибаешься, Тивар, – возразил Эльтор.

– Неужели? А разве не для этого ты прилетел сюда? Чтобы просить меня вновь проливать кровь от его имени?

– Все еще есть люди, которые в нас нуждаются, Тивар. И что бы мы ни сотворили в прошлом, сейчас у нас нет права прятаться. Если мы не вмешаемся, погибнут тысячи, десятки тысяч. Ты и сама прекрасно знаешь, что араки не остановятся.

Тивар смотрела на Эльтора, наклонив голову и прищурив покрасневшие глаза. Теплое сияние масляных ламп заливало ее лицо. Она сделала глубокий вдох, стараясь унять слезы.

– Когда-то ты называл этих тварей союзниками. Просил нас им верить. – Женщина покачала головой. Слезы продолжали течь по ее щекам. – Они уничтожили яйца… во всех трех питомниках в Ильнейне, полностью. Сотни маленьких дракончиков погибли до того, как успели сделать первый вдох.

Сердце Эльтора сжалось, желудок свела судорога. Дрожь пронеслась по его сознанию, дрожь, разделенная с Гелиосом: бездонная боль дракона при воспоминании о разбитых яйцах.

– Ты знаешь причину, брат? Тебе известно, почему с той ночи больше не вылупилось ни одного дракона? Потому что боги нас наказали. Они испытывают отвращение к тому, что мы сделали. К тому, кем стали. Нас ослепили. Мы последовали за богом смерти и крови – и назвали его Спасителем. И теперь другие боги наказывают нас за наши проступки. – Тивар обратила взгляд на огромные статуи Герайи и Варина, перед которыми они стояли. – У араков хотя бы нет выбора. Они с ним связаны. Для них он «Приносящий жизнь». Без Сущности они завянут и умрут. Но у нас есть выбор. Мы позволили Фейну и его отвратительным самоцветам изменить наш разум. Тьма лежит на наших плечах. Наши драконы, наши вторые половинки души, нам верят. И мы позволяем им умирать.

Эльтор открыл рот, чтобы ответить, но слова застряли у него в горле.

– Появился новый дралейд, Тивар, – все же, собравшись с силами, заговорил он. – Вылупился новый дракон.

Глаза Тивар широко раскрылись, она не сводила с Эльтора пристального взгляда, пытаясь понять, говорит ли он правду. Затем она отступила на шаг.

– Этого не может быть… не может быть.

– Однако это правда. – Эльтор шагнул к ней. – Первый маленький дракончик за четыреста лет.

– Лиина ничего не говорила… Она скрыла это от меня, – прошептала Тивар.

– Потому что я ее попросил, – признался Эльтор. – Я сам хотел тебе рассказать.

– А ты их видел? – В первый раз за четыреста лет Эльтор увидел радость в ее глазах. – Какие они? Какого цвета у них чешуя?

– Я его не видел. Пока. Но у него белая чешуя, чистая, как снег на вершине горы.

– Его… – прошептала Тивар. Теплая улыбка появилась на ее губах, но по щекам продолжали катиться слезы. – Отведи меня к нему. Я хочу его увидеть и познакомиться с дралейдом. – Она прищурилась, шагнула к Эльтору, и ее руки коснулись его предплечий. – Эльтор… – Тивар заглянула ему в глаза. – Что ты от меня скрываешь?

– Яйцо на континент привез Эйсон Вирандр. Дралейд выступает против Империи.