– Я не вижу будущего, мальчик, – резко ответил он. – Я вижу пути. И на том пути, по которому я хочу идти, мне следует отдать ему диск. – Рокка сделал глубокий вдох и снова встал. – А теперь пришло время для отдыха. Я уже говорил, что вы должны уйти отсюда до того, как солнце поднимется на два пальца над горизонтом. Вы можете продолжить трапезу, если пожелаете, но потом отдыхайте. Наверху я приготовил четыре кровати, в комнате справа. Я буду спать в той, что слева. Если кто-то войдет в мою комнату, я ударю его кинжалом в глаз. – Затем Рокка повернулся к Кейлену, и его взгляд слегка смягчился.

– Одеяло для тебя. – Он показал на шерстяное одеяло, висевшее на спинке стула, где сидел Кейлен. Старик протянул руку и положил ее на плечо Кейлена. – Ты должен знать одну вещь, мой мальчик. Тропа, на которой ты находишься, приведет к смертям, каких ты не видел в своих самых худших кошмарах. И я говорю тебе о них не для того, чтобы ты свернул, а чтобы набрался мужества.

Рокка вздохнул, еще на несколько мгновений задержал взгляд на Кейлене и направился к лестнице, которая вела наверх.

* * *

Тармон стоял в дверном проеме дома старика и взглянул на Кейлена, который сидел на крыльце и смотрел в небо, поставив ноги на нижнюю ступеньку; шерстяное одеяло он положил на колени. Лошади, привязанные к ограде перед домом, заржали, когда увидели вышедшего на крыльцо Тармона.

Он сел рядом, и Кейлен услышал, как запротестовали его суставы. Все мышцы Тармона болели.

– Нет, – сказал Тармон.

Кейлен еще некоторое время смотрел на небо, затем повернулся и приподнял бровь.

– Я уже видел такое лицо, – продолжал Тармон. – Оно было таким же в Страге, когда ты сказал нам, что собираешься отыскать Риста. Ты рассчитывал, что мы отпустим тебя одного. Поэтому я говорю: «Нет».

Кейлен рассмеялся, но улыбка почти сразу исчезла. Он всегда делал вид, что не рушится под бременем, которое взвалил на его плечи Эйсон Вирандр. Под тяжестью утрат. Но Тармон видел, что темные тени залегли вокруг его глаз, и улыбка никогда не задерживалась на губах дольше, чем на несколько мгновений. Разум Кейлена постоянно блуждал в поисках наилучшего решения – Даймон выглядел так же, когда умер Артур.

Кейлен оперся локтями на колени и опустил взгляд на землю перед домом.

– Мне не следовало позволять вам меня сопровождать, Тармон. Я должен отыскать Риста. Даже если есть минимальная надежда на то, что он в Бероне, я обязан попытаться. Я не могу его бросить. Не могу, и все, – голос Кейлена стал печальным, и он вздохнул. – Я знаю, что было бы правильно вернуться в Даракдар и вместе с Эйсоном готовить восстание. И я этим займусь. Но я…

– Ты не был бы тем, кем являешься, если бы решил бросить друга. И никто из нас не позволит тебе идти дальше в одиночку.

– Это не твоя война, Тармон. Я… не могу просить тебя и дальше рисковать жизнью.

Тармон задумчиво вздохнул, глядя в темноту ночи.

– Эрик сидит внутри, на деревянном стуле возле камина, он надел на ноги спальный мешок, а его мечи лежат на коленях. Он отказывается ложиться в постель, потому что знает: сегодня ты будешь ночевать рядом с Валерисом, а если он поднимется наверх, то не успеет спуститься, чтобы прийти к тебе на помощь. Я не понимаю, почему он считает, что сумеет защитить тебя лучше, чем дракон, но он остается внизу. Эльф вышел через заднюю дверь за лестницей примерно через пять минут после того, как ты отправился сюда. – Тармон прищурился, глядя в сторону рощи. – Из чего следует, что он прячется где-то за деревьями. Странное существо этот Вейрил. Очевидно, что его связывает с тобой нечто большее, чем данная клятва, – как и со всеми нами.

Кейлен потянулся назад и провел пальцами по волосам на затылке.

– Что ты хочешь сказать, Тармон?

– Я тебе объясню, – проговорил Тармон, глядя Кейлену в глаза. Пурпурный оттенок, который в них появился после Кингпасса, слегка его беспокоил. – Пусть ты и дралейд, но ты не имеешь права говорить, будто это не наша война. Мы встали рядом с тобой, сражались вместе, проливали кровь и страдали. Мы потеряли Фальмина. Хорошего человека, несмотря на дурной характер. – За годы Тармон научился не думать о тех, кто умер. Так было легче переносить тяжесть утраты. Но сейчас настало другое время. – Мы потеряли Корика и Лопира. У меня на глазах королевские гвардейцы погибали в схватке с кератлинами, мужчины и женщины, с которыми я вырос и тренировался. Я смотрел, как горит мой город. Это ты сражаешься в нашей войне. И я сижу здесь не из-за того, что ты дралейд. Я сделал свой выбор, потому что ты, Вейрил, Эрик и я сумели пройти через испытания, которые сломали бы многих других. Мы помогали друг другу подняться, несли на руках, стояли плечом к плечу, когда не оставалось никакой надежды на спасение. Ты воюешь в нашей войне. И она стала твоей. – Тармон посмотрел в сторону рощи, скрытой в темноте ночи. – Этот мир пытается нас сожрать и выплюнуть. И ему все равно, живы мы или нет. Ему все равно, кто вызывает у нас любовь, а кто – ненависть. Он полон страданий, смертей и потерь. Мы никогда не дождемся от него заботы. Но именно по этой причине мы должны вложить наши сердца в битву за тех, кого любим, и защищать то, во что верим. Потому что в мире, где ничто не имеет цены, важно лишь то, что имеет значение для нас. Если мы забудем тех, кого любим, все потеряет смысл.

Слезы, заблестевшие в глазах Кейлена, застали Тармона врасплох. И заметив их, Тармон увидел уязвимость Кейлена, истинную тяжесть ожиданий и утрат, лежавших на его плечах.

– Так много людей погибло, Тармон. Моя мать и отец, Элла, Фейнир, Эллисар, Фальмин, Корик, Лопир… – с каждым новым именем голос Кейлена становился все более сдавленным, по щекам потекли слезы. – Список бесконечен. Я не позволю Ристу попасть в него. Не позволю никому из вас.

– У тебя нет такой власти, Кейлен. Если мы умрем, мы умрем. Красота жизни состоит в том, чтобы жить.

Кейлен сделал глубокий вдох, тихонько кивая собственным мыслям.

– Единственное, что в нашей власти – сделать выбор, как распорядиться тем коротким временем, которое у нас есть, решить, за что мы будем сражаться, найти любимых людей и вещи, важные для нас.

Улыбка коснулась губ Тармона, когда он услышал собственные слова, теперь произнесенные Кейленом.

– Мудрые мысли, – сказал он, негромко рассмеявшись. – Именно из-за этого мы отправимся с тобой в Берону. – Тармон сжал плечо Кейлена и встал.

– Тармон, спасибо тебе за все. Меня бы здесь не было, если бы не вы трое. Если бы вы не вытащили меня из тюремной камеры. Если бы вы – в буквальном смысле – не вынесли меня из Арисфолла.

– А меня бы здесь не было, если бы ты, Валерис и Вейрил не задержали солдат Империи во дворе ветробежцев, или если бы ты не спас мне жизнь в туннелях. Валерис далеко?

– Нет. Он охотится на севере, всего в миле отсюда. Скоро вернется.

Тармон кивнул.

– Постарайся хотя бы немного поспать, Кейлен. Тебе это необходимо.

Оставив дралейда на крыльце, Тармон вернулся в дом и сразу почувствовал приятное тепло камина. Эрик лежал на одном из деревянных стульев справа от огня и храпел, неловко повернув голову в сторону и накрывшись одеялом. Мечи по-прежнему оставались у него на коленях.

Тармон вздохнул и опустился на стул, стоявший напротив, подумал было о том, чтобы подняться и лечь в кровать, предложенную стариком. Утром его кости и мышцы сказали бы ему спасибо. Но тем не менее он остался внизу, поднял с пола свой спальный мешок и забрался внутрь. Оба его меча лежали в ножнах слева от стула. Они все еще находились слишком близко от Кингпасса, чтобы рисковать.

Глава 13. Шепот бога

Храм Акерона – начало зимы, год 3081-й после Падения

Каллинвар опустился на колени и положил на них руки, чувствуя под ладонями мягкую ткань штанов. Теплое сияние мерцавших свечей отбрасывало тени на каменные стены Зала Души. Он довольно давно находился один, но не знал, сколько провел здесь времени. Наверное, часы. Он нуждался в покое.

Вздохнув, он посмотрел на ниши в стене напротив. Сто углублений для ста Печатей.

По одной для каждого рыцаря. Именно сюда, в Зал Души, возвращались Печати, если кто-то из носивших их погибал. Акерон возвращал их на прежнее место, чтобы кто-то другой мог принять его дар и бремя. Все ниши, кроме трех, были пусты. Все три рыцаря погибли во время последнего сражения в Кингпассе. Иритиния, Аленор и Вератин. Иритиния и Аленор принадлежали к Третьему отделению сестры-капитана Олирии.

Каллинвар знал, что ему следовало навестить Олирию после сражения; он хорошо понимал, какую сильную боль та испытывала. Каждый рыцарь чувствовал потерю брата или сестры. Страдание волной проходило через их Печати, пульсировало в телах. Их всех связывали между собой незримые узы.

Но потерять рыцаря, находившегося под твоей командой – совсем иное дело. Каллинвар и сам не знал почему. Возможно, причина состояла в связующих нитях, возникавших со временем, или Печати капитанов чем-то отличались от Печатей простых рыцарей. До недавнего времени Каллинвар думал, что правильнее первый вариант, а не второй, но теперь не был в этом так уверен.

Он смотрел перед собой, переводя взгляд с одной отливавшей зеленым металлическим блеском Печати на другую. Их собственноручно выковал Акерон, придав символическую форму: меч, направленный вниз и пронзающий заходящее солнце. Именно Печати давали рыцарям силу. Они связали бога-воителя с его избранниками. Их ничем невозможно было заменить.

Пульсации Печати Гроссмейстера, прежде принадлежавшей Вератину, теперь наполняли Каллинвара. Так же, как он чувствовал Печать каждого рыцаря с того момента, как погиб магистр. Он поднес пальцы к груди и провел ими по Печати, находившейся под рубашкой и вплавленной в тело. Каллинвар заметил перемены, уже когда держал на руках мертвого Вератина. Он всегда ощущал присутствие братьев и сестер благодаря связи с Акероном, но теперь это кардинально изменилось. Теперь он знал все — их жизни, сердца и страх.

Неужели ты всегда чувствовал нас так сильно, старый друг? Неужели бремя наших душ лежало на твоих плечах?

Каллинвар ясно помнил, как совсем недавно держал на руках обнаженное, безжизненное тело Вератина, лишенное отсеченной от мира души. От образа убитого друга билось в бешеном темпе сердце и сводило челюсти. Это было неправильно. Ярость жгла сердце Каллинвара, и вместе с ней сила Печати наполняла огнем его вены. Вератин служил Акерону веками.

Сотни и сотни лет. Сначала он был спасителем Каллинвара, его наставником и проводником, а со временем стал другом. Он отдал служению все, что имел. Однако душа его лишилась отдыха в залах Акерона из-за нифрала Шамана Отмеченных Кровью. Каллинвара трясло. Перед глазами у него все еще стояла картина сражения… темный, мерцающий нифрал рассекает доспехи Вератина; и тело друга падает на землю.

Каллинвар поднялся на ноги, чувствуя слабость в коленях, шагнул вперед и провел рукой по прохладному металлу Печати Вератина.

– Они заплатят, обещаю. Твоим именем я заставлю их бога дрожать.

Он коснулся пальцами металлической поверхности, и сразу же собственная Печать у него на груди начала пульсировать, а тело наполнили волны энергии. Он задрожал, волосы на руках и ногах встали дыбом. После смерти Вератина ему уже довелось испытать подобные ощущения, но всякий раз удавалось их отбросить, он не хотел – или не мог – принять то, что они несли. Но сейчас они оказались сильнее. Их свет сиял яркой и чистой зеленью, точно ослепительное сигнальное пламя. Дрожа всем телом, Каллинвар рухнул на колени, больно ударившись ими о камень.

– Каллинвар.

Голос прозвучал в сознании Каллинвара.

– Эфиалтир становится ближе к миру, дитя мое. Ты должен встать.

Каллинвар заложил руки за голову. Идущая от Печати энергия пронзала его тело, и он задрожал. Он узнал голос Акерона. Слышал ли его в прошлом Вератин? Шептал ли голос бога в глубинах его разума?

– Тебе интересно, почему я выбрал тебя? Ты сомневаешься.

– Я не смогу стать таким, как он, – прошептал Каллинвар, сжимая пальцами затылок. Их давление успокаивало. – Мне не по силам бремя Вератина.

– Ты сомневаешься, – повторил голос. – Но я совершенно уверен.

Пульсации Печати Каллинвара закончились так же внезапно, как и начались, а слепивший глаза зеленый свет рассеялся.