Он вызвал в памяти момент, когда Арден остановил его клинок и помешал причинить вред женщине – не позволил отправить невинную душу в бездну. Каллинвар знал, что ему не следовало так говорить с Арденом. Будучи Гроссмейстером, он, конечно, имел полное право, но совершил ошибку и жалел о ней.

Еще два всплеска. Илдрис и Таррон.

– Я не в настроении, Руон.

– Мне все равно, – сказала она. – Нам необходимо поговорить. Ты сам это знаешь.

Каллинвар втянул в себя воздух, выдохнул, сел прямо, открыл глаза и коснулся ногами дна бассейна. Вода в колодце мерцала, сверкающие голубые гроздья попадали в более темные области, вращались и перемещались в ответ на движения Каллинвара и других рыцарей. Илдрис, Таррон и Руон стояли в бассейне, глядя на своего Гроссмейстера.

Илдрис опирался о край, свисавшие вниз корни и мох касались его плеч. У него была темная кожа, голова, как всегда, тщательно выбрита, густая борода ухожена. Мощные, широкие плечи истинного воина.

Таррон стоял на фут правее Илдриса, его светлые пряди намокли и прилипли к голове, руки он сложил на груди, уголки губ приподнялись в улыбке, которая выражала лишь беспокойство.

Руон переместилась в центр бассейна, ее темные волосы намокли, облепив шею и плечи.

– Мы знаем, что ты испытываешь боль, – сказал Таррон, глядя на мерцавшие в водоворотах Колодца голубые гроздья. – И мы пришли к тебе, брат. Чтобы помочь, чем только сможем. Ты знаешь, что мы всегда с тобой.

– Шрамы в душе глубже, чем на теле. – Илдрис невольно коснулся пальцами горла и провел по нему правой рукой. Прошло больше шести столетий с тех пор, как Полдрин, сестра-капитан Второго отделения, предшественница Каллинвара, вела его и остальных рыцарей к городу Илиринт – теперь там стоял Эрилон, – где они нашли Илдриса, висевшего на балке арсенала. Лорда, охрану которого поручили Илдрису, убили вместе с женой и детьми. Рыцарь винил в случившемся себя и начал пить, топя свои печали в вине. А когда отчаяние окончательно поглотило его, решил покончить с собой.

Более всего Каллинвара тогда поразило то, с какой охотой Илдрис принял Печать. В большинстве случаев кандидаты находились на пороге смерти – и выбор состоял в том, чтобы смириться с гибелью или служить Акерону. Но Илдрису не грозила смерть.

Полдрин перерезала веревку, и Илдрис выжил. Он мог отказаться от Печати и продолжать жить, но без раздумий принял служение Акерону. В тот день Каллинвар понял, что раны разума могут стать таким же смертельным приговором, как и раны тела.

– Я в порядке, Илдрис. Даю слово.

– Все не так просто. – Руон придвинулась к Каллинвару, отраженный свет от бассейна поблескивал на ее коже.

Она склонила голову направо, и слабая улыбка коснулась ее губ, когда женщина на него посмотрела.

– Шесть веков мы сражались бок о бок. – Таррон оттолкнулся от бортика бассейна и приблизился к Руон. – Ели, сражались, спали. Каждый день я просыпался и видел твою уродливую рожу. Шестьсот проклятых лет. Больше двухсот тысяч дней. Очень много времени, Каллинвар. Ты для меня даже не брат, а скорее рука или нога, от которой невозможно избавиться. Все рыцари – это наша родня, но в целом мире есть всего несколько душ, видевших и сделавших то, что делали мы. Если бы не вы, ублюдки, я бы сошел с ума столетия назад. Так что можешь отталкивать нас, сколько пожелаешь, мы не сдвинемся с места. Я знаю твое лицо лучше, чем свое, – главным образом из-за того, что в нашем богом забытом Храме совсем немного зеркал. Впрочем, по данному вопросу я часто спорю с наблюдателем Ралганом.

– Вот что Таррон пытается сказать, – продолжал Илдрис, бросив на Таррона быстрый взгляд, – лгать нам гораздо труднее, чем лгать себе. Что толку прикрывать своих братьев и сестер на поле сражения, если мы не будем защищать друг друга в остальное время. Ты позволил скорби овладеть тобой. И не только едва не отправил в бездну душу женщины, не тронутой Порчей, но и подверг опасности своих братьев и сестер по оружию.

Каллинвар переводил взгляд с Илдриса на Таррона, потом на Руон, а они смотрели на него. У него перехватило горло и сжалось сердце.

Он снова подумал о Вератине, о беседах поздними вечерами в его кабинете, о разделенных выпивках и трапезах. Он вспоминал о полученных уроках и знаниях, переданных Вератином, о многих часах, проведенных вместе в молчании, когда им уже не требовались слова. Он вспоминал, и его сердце кровоточило от горя и воспоминаний о старом друге: сказанное о нем слово «брат» обретало истинный смысл.

Каллинвар почувствовал, как невольно повлажнели его глаза. Он никогда не плакал много. В этом не было ничего плохого, просто с ним такое случалось очень редко. На самом деле он помнил лишь слезы, пролитые после потери Вератина. Несколько слезинок сбежали по его щекам.

Нет, Каллинвар не рыдал и не содрогался от конвульсий, но сейчас, стоя в Колодце Герайи рядом со своей семьей, позволил себе плакать.

– Я не могу стать таким, как он, Руон… не могу…

– А нам и не нужно, чтобы ты был им, Каллинвар. – Руон положила руку на плечо воителя, ее глаза покраснели, по щекам катились слезы. – Нам нужен ты. Нам нужен наш брат. Наш Гроссмейстер.

– Я чувствую себя потерянным, Руон. Как плот в открытом море. Он…

– Тогда мы поплывем с тобой на этом плоту, – сказал Таррон, и улыбка изогнула уголки его губ. – Как мы уже говорили, брат, мы всегда рядом. Вератин дал каждому из нас Печать, но теперь ты наш Гроссмейстер, и мы будем всюду следовать за тобой.

Каллинвар стряхнул слезу с левой щеки, у него защемило в груди, и тепло наполнило тело, хотя он находился в прохладной воде. Он сделал глубокий вдох, выдохнул и улыбнулся.

– Все это имеет для меня огромное значение, но почему бы нам не одеться и не выпить? – Смех забурлил в груди Каллинвара, он становился все громче, пока Гроссмейстер не потряс головой, чувствуя, как болят щеки.

В той жизни, которую они вели, счастье стало для них чем-то мимолетным. Поэтому он обнял его, как давно утраченного друга.

Руон, Таррон и Илдрис присоединились к нему, и некоторое время все просто смеялись. Только через минуту Руон взяла себя в руки, хотя ей не удалось полностью справиться со смехом.

– Пойдем, – сказала она, хлопнув Каллинвара по плечу, и вода забурлила от ее движения. – Я попросила Лирина прихватить бутылку рома Карвоси, когда он в последний раз побывал в Верлеоне. Я слышу, как ром зовет нас.

– И ты его скрывала? – Таррон посмотрел на нее с шутливым изумлением.

– Только от тебя, брат. Только от тебя.

Глава 18. Изгнание

Скайфелл – начало зимы, год 3081-й после Падения

Дейн, упираясь локтями в колени и вытянув ноги, наслаждался ласковыми лучами полуденного солнца. Он не мог вспомнить, когда в последний раз сидел на берегу и слушал негромкий шум прибоя. В детстве он делал так почти каждый день.

Когда он покинул дом, едва ли не самым трудным для него оказалось научиться спать, не слыша шума волн, ударявших в Абаддианские скалы.

Он наполнил легкие океанским воздухом, ненадолго задержал его в груди и медленно выдохнул. Потом поглубже зарылся ногами во влажный песок, чувствуя прохладные прикосновения воды, когда ленивые волны набегали на берег. Прошло немногим более двух недель с того дня, как они вернули Скайфелл. И вот он сидел и ждал, ничего не делая, пока его народ проливал кровь за свою свободу. Он не винил Элайну за просьбу побыть в стороне, пока она собирала заседание совета. Он понимал ее: возникла весьма деликатная ситуация. И положение не становилось проще.

– Она готова к встрече с тобой.

Дейн открыл глаза и увидел Меру, которая стояла рядом с ним и смотрела на океан. Легкий бриз раздувал ее длинное белое платье.

Даже прежде, до того как много лет назад покинуть Скайфелл, Дейн редко видел ее в платье. Это не имело значения. Платья, туника, доспехи – она оставалась для него такой же необходимой, как сердце.

– Как она?

– Нервничает. – Мера не отрывала взгляда от набегавших на берег волн.

Дейн рассеянно кивнул.

– Она мне не доверяет, – со вздохом сказал он.

– Не полностью, – ответила Мера, сев на песок рядом с Дейном. – Но она пытается. Ты отсутствовал очень долго, и все это время она сама прокладывала свой путь. Элайна нас объединила. Однако она не глупа и понимает, что найдутся желающие разрушить то, что она создала, используя твое возвращение. Потерянный сын Дома Атерес. Старший наследник Аркина и Илии. Ты имеешь полное право занять место главы Дома. Никто не в силах это отрицать.

– Я его не хочу. И не заслужил стать главой Дома.

– Множество людей не заслужили того, что они имеют.

Наступила тишина, которую нарушал лишь тихий плеск волн.

Мера вздохнула.

– Я тебе верю, – сказала она. – Ты уже не тот, кто покинул Волтару двенадцать лет назад. Но твое сердце осталось прежним. И я знаю, что ты готов, как и тогда, использовать все возможности, чтобы защитить Элайну.

– Я умру за нее.

– Знаю, что именно так ты и поступишь, если потребуется, – сказала Мера. – И она тоже знает. Но за то время, что ты странствовал, очень многое изменилось. Целый ряд людей смотрит на Элайну так же, как смотрели на вашу мать. Она сильная и жестокая – в точности как Илия. Те, кто следуют за ней, готовы сопровождать ее до бездны и обратно. Но есть и такие, кто ищут власти. Акулы ждут первых признаков крови. А сейчас вы с Элайной – запах крови в воде. Если Дом Атерес проявит хоть малейшую слабость, соотношение сил может резко измениться. И тогда другой Дом встанет во главе Волтары. И даже внутри вашего Дома имеются свои змеи. Я уже не говорю о Малых Домах, жаждущих возвышения.

Дейн уселся поудобнее и прищурился.

– Кто? – Если он намерен служить Элайне, ему следовало получше узнать ее врагов.

– Рейнан Сарр, Тарик Балиир и Гера Малик, пожалуй, самые заметные. Каждый из них поддержал восстание, но из этого еще не следует, что они на стороне Элайны.

– Я знаю Тарика. Он служил моему отцу. В ту пору он был хорошим человеком.

– Хороший или плохой, но он предпочтет видеть во главе Дома Атерес тебя, а не Элайну. В минувшие годы Тарик не раз становился жертвой яростного темперамента твоей сестры и, кроме того, он не из тех, кто готов подчиняться тому, кто намного младше его.

Дейн кивнул, задумчиво постукивая большим пальцем правой руки по четырем остальным.

– А Гера Малик – дочь Верана Малика, верно? Моя мать страдала от ее матери, словно от занозы в боку. Вероятно, яблочко от яблони недалеко упало.

Мера нахмурилась и покачала головой.

– Гера может стать сильным союзником. Она теперь всадник виверна. Многие ее уважают. Но Гера часто расходится во мнениях с Элайной.

– Рейнан Сарр? Я никогда не слышал о ее Доме.

– Сарр – Малый Дом, чьи владения находятся в четырех днях пути от Скайфелла. Рейнан, две ее сестры и их отец дали клятву верности Дому Атерес без малого семь лет назад. Ее отец назначил Рейнан главой Дома два года спустя, после чего она собрала немало сторонников среди вассалов Дома Атерес. Она хранила абсолютную верность Барену.

– Дерьмо.

– Согласна.

– Ладно. – Дейн вытащил ноги из песка, жалея о прервавшемся общении с океаном, решительно встал и протянул руку Мере, взявшей ее без колебаний. – Давай пойдем и расскажем всем, что я жив.

* * *

Дейн последний раз присутствовал в Зале совета Скайфелла в то утро, когда мир рухнул. Когда-то он мечтал стоять в центре Зала и обращаться к свободным гражданам Волтары. Мечта, до которой, как он надеялся, доживут его отец и мать.

Зал представлял собой массивное круглое сооружение с колоннадой по периметру и красным каменным крыльцом. Над колоннадой зал заканчивался куполообразным потолком с отверстием посередине.

Дейн сделал глубокий вдох, оглядывая зал.

– Они уже внутри, – сказала Мера с мягкой улыбкой.

Она не предлагала поспешить, просто ставила его в известность.