В выходные дни я по большей части лежу на кровати со своими воспоминаниями. «Это нормально, – говорила я себе в самом начале. – Тебе нужно время». Но это случилось два года назад. В последний год я стала все больше и больше понимать, что это ненормально. Закусываю губу; я больше не уверена в себе.

– Может, тебе судьбой было предначертано приехать сюда, – говорит Микки. – Просто открой свое сердце, пусти все это в себя, и, я думаю, тебе это понравится так же, как и мне.

Я оглядываюсь, смотрю на поношенную одежду для серфинга на бельевой веревке, с которой капает вода, и на выцветшие палатки. На молодой поросли и кустарниках со спутанными ветками тут и там видны цветы. Кустистые белые цветы внешне напоминают щетки для мытья унитаза, у розовых – острые листья, которые качаются на ветру, как щупальца актинии. А деревья… Их здесь сотни, даже тысячи.

«Должны быть места, куда можно отправиться, чтобы поговорить о тяжелой утрате», – какое-то время назад сказал мне отец. Вероятно, он имел в виду местную церковь или дом культуры в конце нашей улицы. Я уверена, что подобное место он даже представить не мог.

Клемент с Виктором, пошатываясь, идут по тропинке с вещами из машины Джека. Сам Джек перекладывает содержимое переносного холодильника в маленький стационарный.

– Как здесь работает холодильник? Здесь есть электричество? – спрашиваю я.

– Нет, – качает головой Микки. – На кемпингазе. Как и барбекю.

Клемент как раз ставит газовый баллон рядом с холодильником и меняет его.

Райан у барбекю режет овощи жуткого вида ножом. Рядом стоит никудзяга, которую готовила Микки. Ветер приносит ее запах, и внезапно мне страшно хочется есть. Райан очень часто поднимает голову и куда-то посматривает, словно ждет, что что-то должно произойти. Он такой дерганый. Он ловит мой взгляд и быстро отворачивается. Я вспоминаю, как впервые увидела его, когда он лежал на земле. Что, черт побери, он делал?

К нам направляются Виктор с Клементом. Виктор держит в руке чем-то наполненную кружку, из которой торчит металлическая соломинка. Похоже, там какая-то зеленая трава. Неужели?..

– Эй, Микки! – Виктор поднимает руку, чтобы приветствовать ее, хлопнув открытой ладонью по ее ладони. – Ты сегодня словила хорошую волну!

Клемент тыкает Микки кулаком в ребра.

– Это была моя волна! Она ее у меня украла. Снейкнула!

Я не видела Клемента в игривом настроении. Он сейчас совсем другой человек.

Микки хихикает и отталкивает его от себя. Я не могу не улыбаться вместе с ними. Мне нравится та легкость, с которой Микки общается с двумя мужчинами. Есть поговорка «Она нашла свое племя», и в случае Микки это на самом деле так. Ей пришлось переехать в другую часть света для этого, но каким-то образом она встретила группу людей с такой же страстью к серфингу, как и у нее. Но я не могу не обращать внимания на риски, которым она себя подвергает.

– Меня беспокоит, что отсюда до ближайшей больницы много миль, – говорю я. – Неужели никто здесь никогда не получает травм?

Улыбки исчезают. Неловкая тишина. Микки встречается со мной взглядом, смотрит укоризненно.

Я поворачиваюсь к Клементу.

– Как твоя рука?

Восклицание, которое он издает, выражает досаду.

– Выбил палец, но все нормально. Вставил его назад. Я проделывал это много раз.

– Я один раз вывихнула палец. И это было очень больно, – говорю я.

– Я его потом перебинтую, но вначале я прикладываю лед. – Он все еще сжимает пакет со льдом.

– Я могу посмотреть.

Клемент вопросительно приподнимает бровь.

– Он может быть сломан.

Клемент раздраженно вздыхает, снимает пакет со льдом, и я беру его руку в свою. Вывихнутые пальцы – это обычное дело у регбистов местной команды, так что я часто вижу их во время работы, но осмотр кого-либо никогда по ощущениям не был таким интимным делом. У меня сжимается горло при прикосновении к его холодной ладони, а потом еще и кончики его пальцев давят на мое запястье. Судя по тому, как он замирает, он тоже это чувствует.

Я осторожно осматриваю каждый палец. Поют птицы, но я слышу, как Клемент сглатывает. Даже в угасающем свете я вижу, с каким именно пальцем проблема. Безымянный покраснел и опух. Я очень осторожно осматриваю его и двигаю им, Клемент не дергается, продолжает стоять неподвижно.

– Не так и плохо, – делаю вывод я. – Я бы как можно дольше подержала лед, а затем перевязала.

– Как я и говорил, – огрызается он.

– У тебя есть тейп?

– Да. – Клемент вырывает у меня свою руку и уходит.

Еще одна неловкая тишина.

Ее нарушает Виктор:

– Ты катаешься на доске, Кенна?

– Раньше каталась. – Я киваю на его чай. – Что это?

– Chimarrão.

– Что?

Виктор смеется.

– Бразильский чай. Из трав. Попробуй. – Он протягивает мне кружку.

– Нет, спасибо.

– Хороший чай. Попробуй.

Я вежливо делаю маленький глоток.

– Боже! – Горячая терпкая жидкость обжигает мне горло. – Какой крепкий.

– Но классный, правда? Выпей еще.

Поскольку, похоже, выбора у меня нет, я пью еще. Может, он поможет мне справиться с разницей во времени.

– Ты откуда? Я не могу определить по акценту, – говорит Виктор.

– Из Шотландии, – отвечаю я. На меня производит впечатление, что Виктор смог уловить мой акцент. – Но я уехала оттуда, когда мне было десять лет, и не думаю, что он у меня еще остался. – Дети в Корнуолле так дразнили меня, что я приложила немало усилий, чтобы сознательно избавиться от него. – Ты из Бразилии?

– Да, из Рио.

– У тебя хороший английский.

Виктор сияет и кричит в спину Клементу:

– Ты это слышал? Она говорит, что у меня хороший английский!

Клемент не отвечает.

– Что думаешь? – Виктор кивает бритой головой в направлении пляжа.

Парень кажется довольно дружелюбным, но он такой шумный. Мне хочется немного отступить назад, но это будет невежливо.

– Красивое место.

Он надувает грудь.

– Самое красивое. А ты знаешь, что здесь самое лучшее? – Он широко разводит руки и хлопает меня по плечу. – Оно все наше. – Оглушительный смех.

Я заставляю себя улыбнуться, но его слова меня беспокоят. Несмотря на то, как ему этого хочется, это не их волны. Это национальный парк, поэтому следует предположить, что место принадлежит всем. Да, место красивое, но почему больше никого здесь нет? Судя по обрывкам информации, которую мне удавалось вытянуть из Микки во время наших разговоров, она ездит сюда почти год, а другие еще дольше. Неужели дорога сюда перегорожена столько времени?

– Сколько серферов могут сказать, что у них есть своя волна? – Виктор больше не улыбается. – Говорю тебе, Кенна: я готов убить за эту волну.

Судя по выражению его глаз, он говорит это вполне серьезно.

Глава 11

Кенна

Единственная польза от моего телефона сейчас – это то, что он показывает время. Но вскоре он и это не сможет делать, если я не найду способ его подзарядить. Я засовываю его назад в сумку. Сейчас пять часов вечера, жара наконец начинает спадать. Лорикеты кричат на верхушках деревьев, словно спорят о том, что делали в этот день; в тени танцуют комариные тучи.

Клемент подтягивается на перекладине, которая установлена между двух деревьев. Никогда не догадаешься, что он только что вывихнул палец.

Я направляюсь к нему.

– Тебе не следует этого делать.

Во время следующего подтягивания он встречается со мной взглядом. Отвечает сквозь стиснутые челюсти, не меняя ритм:

– Почему?

Я качаю головой и возвращаюсь к своему рюкзаку. Поменяю сланцы на кроссовки, чтобы мои пальцы на ногах не кусали комары и муравьи. Когда я встаю голой ступней на землю, что-то впивается мне в пятку. Я поднимаю ступню, но ничего не вижу.

Ко мне подходит Микки.

– Что случилось?

– У меня что-то в пятке.

– Бамия?^[21]

– Что это? Ох! Как больно.

– Они оставляют в траве жутко колючие семена. Погоди. – Микки бежит в свою палатку за фонариком и светит мне на пятку. – Вот, видишь? Здесь еще одно семечко.

Она поднимает ноготь, чтобы показать мне тоненький острый шип толщиной с волос у меня на руках. Поразительно, что он вызывает такое раздражение.

– Они здесь везде, – сообщает Микки. – Поэтому смотри, куда ставишь ногу. У меня ноги огрубели, поэтому я их не чувствую.

Она наклоняется и срывает что-то с какого-то растения.

– Хочешь?

Томат черри.

– Спасибо! – Стоит мне только надкусить его, как я чувствую сладость на языке. – Они дикие?

– Нет. Мы тут много чего выращиваем. – Она показывает рукой на кусты, и я вижу различные растения, высаженные ровными рядами.

До нас доносится мужской смех. Клемент с Джеком стоят рядом, склонив головы. Клемент что-то говорит, Джек снова смеется и хлопает Клемента по спине.

– Готово! – кричит Райан.

Никудзяга Микки вместе с жареными овощами разложена в разнообразные миски с отбитыми краями.

Виктор хлопает себя по рукам в районе бицепсов.

– Сегодня вечером прохладно. Давайте разведем костер.

Совершенно точно, что у бразильцев другое представление о холоде.

Джек убивает комара.

– Да, разгоним комаров.

Виктор достает зажигалку. На внутренней части запястья у него татуировка (в том же месте, что и у Микки) – огромная, просто чудовищная волна разных оттенков синего с густой белой пеной на липе^[22]. Они с Джеком склоняются над костровой ямой, что-то бормочут себе под нос и ругаются.

Клемент отталкивает их в сторону.

– Дайте мне.

Мышцы на его спине двигаются – перекатываются при движении рук. Если думаете, что спина не может быть сексуальной, посмотрите на спину серфера. У них самые лучшие спины.

Вскоре разгорается небольшой костер. Мы усаживаемся вокруг на разных пнях и камнях. Скай сидит рядом с Виктором, на ней сетчатая блузка персикового цвета и армейские шорты. Джек ест одной рукой, второй поглаживает бедро Микки с внутренней стороны, водит вверх и вниз. Райан сидит на небольшом удалении ото всех, склонившись над своей тарелкой, светлые волосы закрывают его лицо.

Я поворачиваюсь к Клементу.

– Ты вообще откуда?

– Из Испании, – отвечает он, не глядя на меня. – Из Барселоны.

«Еспания. Барс-елона». Какой сексапильный акцент.

– Ты часто ездишь домой?

– Не был семь лет.

– Ты скучаешь по дому? – спрашиваю я.

– Нет.

Вытягивание слов из Клемента подобно выдавливанию крови из камня, поэтому я сдаюсь и просто смотрю, как он ест. Пока не замечаю, как другие смотрят на меня, наблюдающую за ним.

Скай расплывается в улыбке.

– Мы забыли про правила хорошего тона. Нам нужно представиться нашей гостье. Я начну. Итак, меня зовут Скай, в школьные годы я занималась плаванием, участвовала в соревнованиях, а затем открыла для себя серфинг.

Это объясняет ее плечи. Для серфера также полезно хорошо плавать. Жаль, что я не могу сказать это про себя.

– Я из Голд-Коста^[23], – представляется Джек. – Пляж начинался в конце нашей улицы. Я часто прогуливал школу, чтобы серфить. Учителя считали, что из меня ничего путного не выйдет, но первые спонсоры появились у меня, когда мне еще не исполнилось двенадцать лет.

– Меня зовут Виктор, – говорит Виктор. – Я люблю большие волны, и я не умею врать.

Все хохочут. Скай дает Виктору подзатыльник. У нее на бицепсах татуировки: дико переплетающаяся лоза и цветы, этот рисунок напоминает мне подлесок здесь.

Клемент молчит, пока Скай не сжимает его руку.

– Я прилетел в Сидней пять лет назад поработать в отпуске, но домой так и не вернулся, – сообщает Клемент.

– У тебя вид на жительство? – спрашиваю я.

– Да, – кратко отвечает он, но добровольно не предоставляет дополнительную информацию.