Японская война. 1904 (страница 5)

Страница 5

– Господин полковник, что тут происходит? – Кто-то из поездного начальства, отвечающий за охрану, заметил нашу активность и оперативно заявился наводить порядок. – Срочно прикажите своим людям вернуться в вагон. Пути восстановят меньше чем через два часа, и мы продолжим путь.

– Вот эти два часа мне и понадобятся, – я спрыгнул с края вагона, прямо на ходу погружаясь в пучину ледяного спокойствия. – И чем загонять людей в поезд, капитан, – я оценил погоны своего собеседника, – лучше поставьте вокруг посты и отправьте разъезды, чтобы нас снова не расстреляли как в тире. Или вы забыли, что положено делать в такой ситуации?

Незнакомый капитан несколько долгих секунд играл кадыком, словно раздумывая, подсказать мне, куда идти, или не стоит. Но почему-то не решился. Запоздало пришло понимание, что при железной дороге достаточно аристократов, которые в любом звании могут устроить неприятности. Но капитан промолчал: как будто увидел что-то еще более опасное и решил не ввязываться. Опасное… И ведь я никогда таким не был. И Макаров, в которого я попал, тоже. И откуда только лезет эта жажда крови, словно вместе с моим сознанием сюда попало что-то еще?

Капитан тем временем буркнул что-то себе под нос и убежал обратно к первым вагонам. Я же выкинул из головы все лишнее, подошел к уже возведенной палатке и скользнул внутрь, сразу же оказавшись в облаке карболового пара. Кто-то мог бы назвать его неприятным и смолистым, а вот мне он напомнил ароматы старого терпкого вина. Помыть руки, надеть повязку, и вот теперь можно и подойти к лежащему на поднятых носилках Шевелеву. Его ногу уже успели оттереть от лишней крови, и ничто не мешало прокручивать в памяти все детали предстоящей операции.

Первое: представить проекцию артерии. Я согнул поврежденную ногу в колене и чуть повернул наружу. Теперь второе: провести мысленную линию от середины паховой связки до коленной чашечки. Представил – разрез же пройдет на два сантиметра выше этой линии, только сначала…

– Усыпите его, – я повернулся к паре моих ассистентов из числа фельдшеров. – Что есть?

– Эфир, хлороформ и кокаин, – тут же выпалил Короленко.

Ничего себе, даже выбор имеется. Только от первого могут быть проблемы с бронхами, от второго с печенью, ну а третий… и вовсе оставим на самый крайний случай. Я прислушался к дыханию Шевелева – вроде бы чисто – значит, попробуем эфир. Короленко тут же достал неизвестный мне прибор, оказавшийся изобретением некоего Кловера, как раз для подачи эфирного газа. И всего через несколько минут глаза Шевелева закрылись, а дыхание успокоилось.

Я еще раз на всякий случай проверил рефлексы доктора – мозг не реагировал, можно было начинать.

– Следи за его состоянием. О любых изменениях пульса или дыхания сразу докладывай, – я отдал последнее указание и взялся за скальпель.

Вдох-выдох – руки не дрожали, и я решился. Надрез получился плавный, ровный, совсем как в учебнике. Еще и зрение работало на удивление четко, не нужно было даже склоняться над раной. Теперь два крюка, чтобы развести ее края, и можно увидеть вену и артерию. Сразу иногда не разобраться, что есть что, но тут работает простое правило. Вена ближе к срединной плоскости, а артерия – чуть дальше. Итак, аккуратно обходим вену, чтобы не мешалась, и вот наша больная. Была надежда, что ее просто задело, но нет. Пуля совсем перебила артерию – значит, шить придется по кругу. Долго, нельзя терять ни мгновения.

– Зажимы, – я указал, где мы перекроем артерию.

Теперь можно было и жгут снять. Но это задача фельдшера, а моя – обрезать бахрому в перебитом месте, подвести края артерии друг к другу. Повезло хотя бы в том, что не надо было ничего наращивать – такого на первой операции и врагу не пожелаешь. А теперь важный момент: как шить… Шов Карреля или Морозовой, когда все должно быть выполнено просто идеально, стык в стык – могу не потянуть. Тем более без атравматических игл все может оказаться зря. Тогда… Шов Соловьева с манжеткой – благо у меня в памяти почти на целый век запас всевозможных техник.

Я отметил по полтора сантиметра от края артерии в четырех местах и сделал первые стежки. В чем сложность шить сосуды – в том, что они круглые. Неудобно. И что придумал Каррель, что потом использовали все хирурги после него? Брать по очереди стежки-держалки и натягивать, выпрямляя таким образом часть стенки сосуда, по которой уже по прямой накладывать шов. По прямой, по растянутой ткани – даже студенты без опыта с таким могут справиться.

Только в моем случае я еще сначала загну край артерии, чтобы сделать манжетку внутренним слоем наружу, подведу к нему второй край – и вот теперь уже можно выпрямлять и закреплять все швом по кругу.

– Время? – спросил я куда-то в пустоту.

– Тридцать семь минут, – выдохнул кто-то.

Тридцать семь минут для одного шва многовато. Шучу. Для первого раза – более чем! Но то, что я закончил, еще не значит, что шов работает. Я снял первый зажим – сначала со стороны конечности, чтобы, когда пойдет кровь, ей сразу было куда уходить, – потом со стороны сердца. Кажется, держит, и нет кровопотери, а ведь именно она могла быть главной проблемой при шве по Соловьеву. Ну, еще тромбоз и возможное сужение сосуда, но тут проще – бедренная артерия довольно толстая.

Еще разок выдохнув, я принялся послойно ушивать рану. Все, что разрезал: мышцы, кожу… И вот кажется, что это уже такая мелочь, но расслабляться нельзя: оставишь случайно пустоту-карман, и все, вот тебе готовый рассадник для крови и гнили. Последний узел, теперь еще раз все обработать карболовой кислотой. Готово. Осталось наложить повязку из индивидуального пакета и молиться, чтобы внутрь не попала инфекция. Пока нет антибиотиков, это все, что я могу сделать.

– Шевелева обратно в вагон, тут прибраться! – Я стянул маску, огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что на меня как-то странно смотрят.

– Короленко, вперед-вперед-вперед! – подтолкнул я фельдшера, и тот поспешил сорваться с места.

Увы, снаружи все не сильно отличалось. Другие фельдшеры, солдаты и даже обычно настороженный Хорунженков рассматривали меня словно какую-нибудь безрукую статую в музее.

– Капитан, объяснитесь, – наконец, не выдержал я.

– А мы просто никогда не видели полковников, которые бы врачей лечили, – неожиданно хмыкнул и успокоился Хорунженков. – Вот наоборот доводилось. А чтобы военный медика штопал – нет. И ведь у вас получилось, Вячеслав Григорьевич?

Кажется, впервые за все время капитан назвал меня на «вы».

– Получилось. Не факт, что и дальше все будет хорошо. Нужно ждать. Но получилось.

– А правда, что говорил доктор? Что нельзя такие раны лечить?

– Он говорил, что после ампутаций выше бедра не выживают, так мы и не резали ничего. Просто починили сосуд. Словно трубу с водой.

– Но как вы догадались? И как смогли? Вы же никогда такому не учились.

– А вот это неправда. Я учился, готовился к войне с Японией, о которой ведь каждый из нас знал уже давно, – вру, но а как тут еще объяснить мои способности? – Я готовился сражаться, готовился ко всему, что еще может пригодиться. Увы, без практики, поэтому, как сегодня, браться за операции я больше не буду. Разве что опять… Не будет выбора.

Тишина. Все молчали, и я тоже молчал, приходя в себя.

Внутри все еще потряхивало – от осознания того, что я смог. Что тело снова слушалось, и как слушалось. Движения были твердыми, четкими, резкими – я так даже в своей прошлой жизни никогда не мог двигаться. Возможно, из-за этого все и прошло так хорошо… Я наконец позволил себе расслабиться и несколько минут в тишине наблюдал, как солдаты разбирают палатку. Цельный покров распался на несколько клиньев, вернувшихся к своим владельцам. По отдельности – шинели, вместе – палатка. Ловко!

В спину подул ветер, и я понял, что весь промок. Надо будет переодеться, а то, если сейчас простыну, как же глупо это получится.

* * *

Штабс-капитан столкнулся с тайной. Он знавал полковника Макарова раньше, но как же сильно тот смог измениться. Отпустил Веру Николаевну… Сначала Хорунженков думал, что из-за слабости и нерешительности, но, как оказалось, у Макарова просто появилось то, что было гораздо важнее. Дело. Дело, к которому он готовился и теперь неожиданно стал не просто очередным бесполезным тюфяком, который только и может, что бессмысленно повторять приказы генерала, но и тем, за кем можно идти.

Вот он сделал что-то невероятное с ногой Шевелева, но не стал бахвалиться. Наоборот, признал, что только в начале пути. Это понравилось штабс-капитану. А вот солдатам больше приглянулась другая часть обещания: когда полковник дал слово, что если придется, то он снова возьмется за нож и сделает все, чтобы и их не дать утянуть на тот свет. По крайней мере, так они это услышали. И вроде бы мелочь… Но именно с таких мелочей порой и начинаются настоящие командиры.

Штабс-капитан успел застать Русско-турецкую 1878 года, ходил он и в азиатские походы, так что точно знал, как это бывает.

* * *

В Мукден мы приехали только на следующий день.

Хорошо, хоть без новых приключений обошлись. Только капитан добыл где-то у соседей похожую на сено траву и заварил из нее терпкий чай. После него все и уснули – кроме пары фельдшеров, которых я посадил по очереди присматривать за Шевелевым. И утром доктор пришел в себя. На вопросы отвечал складно, была температура, но вроде бы не слишком большая. В общем, пока шансы складывались в его пользу.

– Вячеслав Григорьевич, прошу, возьмите меня дальше с собой, – вместо вопросов, которые он уже успел задать своим сиделкам, Шевелев сразу перешел к делу. – Понимаю, что это не по уставу, но… Если будут осложнения, разве кто-то кроме вас сможет мне помочь?

Я тут же вспомнил, что нас сейчас ждет почти сто километров перехода до позиций у реки Ялу. Представил, как мы будем тащить человека после операции на ноге – тряска, жара днем, холод ночью…

– Вы не переживете дорогу, – я покачал головой. – Да и нет смысла рисковать. Если теперь что-то пойдет не так, то я уже не смогу помочь, а вам сейчас нужен покой и только покой.

– Значит, оставите… – взгляд доктора разом потускнел.

Захотелось пожалеть, но если жалость ведет к смерти – к черту ее. Оставив Шевелева в покое, я выпил кружку заново заваренного чая и принялся всматриваться в утренний туман, пытаясь разглядеть очертания Мукдена. Столица маньчжурской династии, что сейчас сидит на троне Китая, дом для сотен храмов и место веры для миллионов простых китайцев. Если у меня ничего не получится, то где-то через год тут случится последнее крупное сражение этой войны. И очередное поражение.

Неожиданно поезд остановился, так и не доехав до города. Я сначала подумал – опять беда, но нет, оказалось, просто очередная железнодорожная пробка. Несмотря на зимнее время и то, что из России в Маньчжурию проходило всего два с половиной эшелона в день, местные интенданты постоянно не успевали разгребать грузы вовремя. А что будет, когда потеплеет и заработает переправа через Байкал? А когда в сентябре запустят Кругобайкальскую железную дорогу?

Я увлекся и чуть не пропустил прибытие посланника от начальника 2-го Сибирского корпуса. К нам в вагон забрался подтянутый мужчина в яркой, недавно сшитой белой рубашке, сразу приметил меня и доложился:

– Штабс-капитан Клыков Никита Иванович, собирал в Мукдене пополнение для корпуса генерала Засулича, поступаю в ваше распоряжение!