Такая позиция проявилась и в последние десятилетия XX века при аятолле Хомейни в Иране, где шахматы были запрещены с 1979 по 1988 год, и при талибах^[10] в Афганистане, которые объединили шахматы с кино, телевидением, алкоголем, лаком для ногтей, воздушными змеями, бильярдом, фейерверками и светской музыкой. Те же афганцы, которые наслаждались этими «грязными вещами», подвергались порке и тюремному заключению. Неудивительно, что, когда Афганистан был освобожден от талибов, первыми предметами, изъятыми из тайников, оказались радиоприемники, музыкальные инструменты и шахматные наборы.

Шахматы и халифат

Несмотря на такие ультраортодоксальные запреты игры на протяжении всей ее напряженной истории, шахматы выжили и процветали в мусульманских кругах. За популяризацию этой игры нужно благодарить знаменитого халифа Харуна аль-Рашида, правившего в Багдаде с 786 года по 809-й. Наряду с нардами, поло, стрельбой из лука и играми с ракетками шахматы стали обычным занятием при дворе. Если вы хотели выделиться в присутствии Харуна, умение играть в шахматы было верным способом привлечь к себе внимание. Необычное мастерство, например умение играть с завязанными глазами, могло открыть дверь в высшее общество и дать доступ к огромным богатствам даже тем, кто имел скромное происхождение. Аналогия с пешкой, возведенной в ранг визиря после пересечения доски (становление пешки ферзем, или «сильное превращение»), была уместна для того, кто поднялся с низов и достиг мирского успеха.

Ходили легенды о щедрых дарах Харуна для тех, кто завоевал его расположение. Сотни золотых монет, рабынь, шелковые одежды и даже чистокровных лошадей получали удачливые придворные от Харуна или от его любимой жены Зубайды. Поэт, сочиняющий стихи, которые тронули сердце Харуна, или шахматист, разыгрывающий замечательную комбинацию, мог стать обладателем сказочных богатств. В одной из историй «Тысячи и одной ночи» рассказывается, как Харун заплатил 10 000 динаров за девушку-рабыню, которая, как известно, была прекрасной шахматисткой. Проиграв три раза подряд, он вознаградил ее, смягчив приговор некоему Ахмаду ибн аль-Амину, предположительно ее любовнику^[11].

Интерес Харуна к шахматам – это исторический факт, вне зависимости от того, правдива история или нет. В 802 году, когда император Никифор взошел на византийский трон после императрицы Ирины, в его приветствии Харуну использовалась шахматная метафора, чтобы описать его недовольство их нынешними отношениями: «…императрица, которой я наследовал, оценивала тебя как ладью, а себя – как пешку и платила такую дань, которую по праву заслуживает от вас. Однако тому виной женская слабость и безрассудство»^[12]. Новый император счел, что бывшая императрица недооценила себя по отношению к халифу, и потребовал, чтобы Харун вернул дань. В конечном счете конфликт закончился сражением. Никифор, чьи войска потерпели сокрушительное поражение, был вынужден дальше выплачивать дань, которую Ирина платила без кровопролитий. Возможно, она была не слабой и безрассудной жертвой, а благоразумным приверженцем реальной политики^[13].

Арабские женщины играют в шахматы

То, что императрица Ирина говорила на языке шахмат, не было чем-то необычным, поскольку высокопоставленные женщины Византии и мусульманки из разных социальных слоев играли в шахматы с тех пор, как эта игра появилась на их родине. Например, считается, что Али ибн Хусейн, правнук пророка Мухаммеда, играл со своей женой. Халиф Мамун, брат багдадского халифа Амина (правил в 809–813 годах), предположительно купил рабыню за высокую цену в 2000 динаров, в немалой степени из-за ее выдающегося мастерства в шахматах. Истории об умных женщинах были широко распространены в арабском мире, особенно – истории о хорошо образованных рабынях, которых учили читать стихи, исполнять музыку на лютне и виртуозно играть в шахматы. Иногда они даже предлагали помощь знатному мужчине, чтобы он мог победить своего соперника, как и произошло в матче между двумя известными учеными, Сули и Маварди, в первом десятилетии X века^[14].

В дополнение к этим полумифическим рассказам, в средневековой исламской литературе появилось множество историй с участием женщин и шахмат. Эти истории часто повествовали о состязании между полами: вероятность того, что победителем может оказаться женщина, усиливала ажиотаж. В одном из таких рассказов прекрасная девушка Зайнал-Масвасиф приглашает Масура, влюбленного жениха, сыграть в шахматы, используя набор из черного дерева и слоновой кости, инкрустированный жемчугом и рубинами. Они начинают играть, но Масур настолько увлечен кончиками ее пальцев, что не может сосредоточиться на игре и терпит поражение.

В похожей истории из «Тысячи и одной ночи» мусульманский принц Шаркан противостоит христианской принцессе Абризе. Принцесса возглавляет группу красивых молодых девушек, которые увлекаются таким неженственным занятием, как борьба. Тайком принц наблюдает, как Абриза побеждает нескольких соперниц, после чего выходит из укрытия и вызывает ее на рукопашный бой. Хотя физически они равны, прикосновение ее тела настолько ошеломляет Шаркана, что он проигрывает, причем по меньшей мере трижды! После боя принцесса оказывает ему гостеприимство и в одну из следующих ночей вызывает его на шахматную партию. Принц снова отвлекается, на этот раз глядя на ее прекрасное лицо во время игры. Он опять терпит поражение. Как и следовало ожидать, эти двое влюбляются друг в друга, Абриза принимает ислам, и они отправляются ко двору отца Шаркана^[15].

В последующих главах мы увидим, как европейские авторы подхватывают тему шахматных матчей между полами, но трактуют ее по-разному. В этих историях, полных предвзятости, обычно именно экзотическая арабская принцесса очаровывается красотой европейского мужчины, и именно она переходит из ислама в христианство.

Подобные вымышленные истории, как и сама игра, пришли в Испанию вместе с арабскими завоевателями. Шахматы появились при дворе Кордовы, столицы испанского ислама, в 822 году благодаря влиятельному музыканту из Багдада по имени Зириаб^[16]. С собой он привез новые формы арабской поэзии и песен, которые были распространены в Багдаде и быстро прижились на новой земле. К X веку Кордова стала городом, равным Багдаду по богатству, великолепию и культурным достижениям. Могущественный халиф Кордовы Абд ар-Рахман III (правил в 913–961 гг.) создал роскошный и утонченный двор, которым восхищались послы как с Востока, так и с Запада. Шахматы занимали видное место в этой космополитической среде: мусульмане, христиане и иудеи, женщины и мужчины – все вместе играли в эту игру. Следует отметить, что христиане и иудеи были юридически защищены от преследований в исламской Испании до тех пор, пока не занимались прозелитизмом и публично не демонстрировали свою веру. Период правления халифов династии Омейядов (756–1013) стал известен как золотой век для мусульман и иудеев.

Тода, королева Наварры

Халиф Абд ар-Рахман III был племянником легендарной христианской королевы Тоды Наваррской. Как и другие гости его двора, она познакомилась там с шахматами и вместе с этими знаниями вернулась в свое королевство. История королевы Тоды так много говорит об отношениях между исламской и христианской Испанией, а также о статусе королевы в ту эпоху, что я остановлюсь на ней подробнее. Королева Наварры Тода Аснарес была главной политической фигурой Испании X века и затмила всех остальных соверенов христианской Испании, как мужчин, так и женщин. Они правили небольшими княжествами на Севере – Галисией, Астурией, Леоном, Кастилией, Наваррой, Арагоном, Каталонией, – и каждый боролся за власть, помня о соседствующей с ними могущественной мусульманской державе, которая занимала оставшуюся часть Пиренейского полуострова.

Успех или неудача христианских королевств во многом определялись характером их правителей. Успешный король должен быть свирепым воином, и королева тоже не могла бояться вида крови. От нее часто ожидали, что она будет сопровождать мужа во главе армии или, при необходимости, сама поведет войска в бой. И короли, и королевы должны быть искусными политиками, заключать союзы с влиятельными представителями знати и духовенства и управлять своими королевствами с неустанной бдительностью.

В Испании, как и повсюду в Европе, дочери знатных или королевских семей становились королевами, выходя замуж за наследников престолов. Так было с королевой Тодой, когда она вышла замуж за Санчо Гарсеса, короля Памплоны, приблизительно в 912 году. Она быстро обрела известность как мудрая соправительница, но после смерти мужа в 925 году превратилась во внушающего благоговейный трепет регента. На многие годы она сосредоточила в своих руках невероятную мощь, поддерживая на троне своего сына Гарсию Санчеса, которому было всего шесть лет, когда умер его отец. Как из христианских, так и из арабских документов явствует, что в мусульманском мире она считалась истинной правительницей королевства, обладательницей решающего голоса в политике, дипломатии и воинском деле^[17]. Даже после того, как Гарсия Санчес женился в 943 году, имя королевы Тоды появлялось в королевских документах чаще, чем имя новоявленной королевы, жены его сына. Иногда в рукописях было написано: «Я, Гарсия Санчес, король милостью Божьей, вместе с моей матерью королевой Тодой…», а иногда: «…вместе с моей женой королевой Терезой». Есть веские основания полагать, что могущественные вдовствующие королевы, такие как Тода, пользовались особым статусом, превосходившим статус жен их сыновей.

Дети Тоды, четыре дочери и сын, отчасти стали ключом к ее успеху. Она удачно выдала замуж и женила каждого из них и тем самым создала сеть влияния по всему Пиренейскому полуострову. Пока Тода находилась в Памплоне, на границе с Францией, паутина ее власти простиралась на восток до Леона и Кастилии, на запад до Арагона и даже на юг до Кордовы, блистательной мусульманской столицы, превосходившей все остальные города полуострова по размерам и богатству.

Однако в правлении и господстве Тоды есть некоторые нюансы. Ее зять, граф Фернан Гонсалес из Кастилии, был не менее амбициозен. Смелый воин и проницательный политик, он пробился из безвестности и стал крупнейшим землевладельцем Кастилии и доминирующим игроком в соседствующем с ним Леоне благодаря браку своей дочери с правящим монархом. Однако после ранней смерти его зятя королева Тода воспользовалась шансом посадить на леонский трон собственного внука Санчо. Поскольку Фернан Гонсалес был не из тех, кто сдается без боя, война оказалась неизбежна. Королева Тода и король Санчо сформировали военную коалицию, в которую вошел и племянник Тоды, халиф Кордовы Абд ар-Рахман III. В конечном счете Гонсалес потерпел поражение и был вынужден признать Санчо королем Леона.

Сомнительность права Санчо на трон усугублялась серьезным физическим недостатком. Он отличался такой тучностью, что не мог сесть на лошадь – это было обязательно для короля. Отчаянно желая улучшить имидж внука, Тода спросила Абд ар-Рахмана, согласится ли его личный врач, всемирно известный еврейский лекарь и государственный деятель Хасдай ибн Шапрут, лечить Санчо. Когда Хасдай навестил Тоду и Санчо в Памплоне, он настоял на том, чтобы пациент приехал на лечение в Кордову в сопровождении своей бабушки. Тода и Санчо, соответственно, отправились в Кордову, где он долго сидел на диете, а она с удовлетворением наблюдала, как в 959 году ее похудевший внук вновь восседает на троне Леона. (К сожалению, несмотря на все свои усилия, Санчо вошел в историю как «Санчо Толстый».)

Королева Тода относилась к королевской политике как к делу семейному. Дочери, сыновья и их супруги, внуки, племянницы и племянники – все находились под ее властью. Роль Тоды не сводилась к ее полу: она находила хитрые способы обращать обстоятельства в свою пользу. Хотя она и получила королевский титул благодаря замужеству, а власть и могущество – благодаря вдовству, королева Тода установила модель жесткого матриархального правления, которой в последующие столетия будут пользоваться многие правительницы.