Знание этикета – обоюдоострая штука. Нарушая его, можно подавать определенные сигналы. Правда, это работает только в случае, если и спутник с этикетом знаком.

Филипп сощурился и чуть-чуть более поспешно, чем собирался, встал следом за мной. Бросил несколько крупных купюр на стол, ускорил шаг – и успел-таки открыть передо мной дверь.

Причем даже не стал делать замечание, что я собиралась сделать это сама. – за это ему плюсик. Слишком часто я встречалась с «джентльменами», которые обожали позанудствовать, что леди нынче не дают им проявить галантность.

– Сюда, – направил меня Филипп к припаркованной у ресторана машине. Яркий свет фар ударил в глаза, и я не сразу осознала, дверцу какой машины он открыл передо мной.

Это был золотистый «майбах».

Роскошный, огромный, сияющий.

Новый.

С сиденьями цвета топленых сливок.

Так вот почему он так отреагировал на фото машины моей мечты!

Мы сошлись во вкусах. Только его мечта была на порядок шикарнее.

Я обернулась и окинула Филиппа взглядом, заново его оценивая.

Почему-то вспомнился женский стендап, который я недавно смотрела.

«Он возит тебя не просто так! Тебе придется с ним за это переспать!»

«Подождите, давайте разберемся. У него «порш панамера», у него шесть кубиков пресса, у него трешка в центре… ЕМУ придется со мной переспать!»

Не знаю, что насчет кубиков пресса, но серо-голубая рубашка Филиппа не топорщилась на животе – уже неплохо.

Не знаю, что насчет трешки в центре… Разве что «трешка» – это трехэтажный дом. Хотя подобные ему клиенты предпочитали покупать целый этаж в небоскребе. Три этажа.

С машиной все понятно.

Остальное же…

Его резкие черты лица были вполне в моем вкусе. Мне всегда нравились британские актеры с острыми скулами, а он чем-то напоминал то ли Камбербэтча, то ли Хиддлстона, то ли Теннанта.

Его властная энергетика, вблизи особенно подавляющая, меня больше будоражила, чем пугала.

Однако это все было не главное.

Если бы меня в мужчине интересовали только деньги или внешность, я бы вышла замуж за своего бывшего начальника, когда он полушутя-полусерьезно предложил это во время затянувшегося как-то заполночь совещания.

Но жизнь с ним я могла предсказать на десять лет вперед. Мне было заранее скучно, поэтому и влюбиться в него я так и не сумела.

Сейчас все было иначе.

Что скажет или сделает этот мужчина в следующую секунду, я предсказать не могла. Поэтому встретила холодный взгляд его стальных глаз с вызовом.

Ну же! Удивите меня, Филипп Завадич!

3. В машине

К моему изумлению, Филипп следом за мной сел на заднее сиденье.

Я так удивилась, что чуть не спросила его, кто поведет машину, но тут заметила третьего человека – за рулем.

Ах да, он же пил вино.

Не так уж много, но, получается, этот крупный зверь – законопослушен?

Или он в принципе всегда ездит с водителем?

Пфффф! Тогда о чем с ним говорить? Этот «майбах», считай, не его.

Мы, водители, считаем своими машинами только те, что нам подчиняются!

Когда-то я думала, что водить слишком сложно, лучше я разбогатею, куплю машину и сразу найму водителя, чтобы не мучиться.

Потом меня возили мои мужчины, и мне это не нравилось.

Сидишь, в ужасе смотришь, как он обгоняет, подрезает, притирается к огромной фуре и ни-че-го не можешь сделать!

На заднее сиденье тоже не сесть, чтобы расслабиться и не следить за дорогой – сразу начинаются обидки, что он тебе любовник, а не прислуга.

А на переднем даже не поболтать толком.

«Ты что, не видишь, что перекресток сложный? Можно меня не отвлекать?»

Не вижу!

Для меня сложно – это двумя ногами три педали нажимать!

А про перекресток я ничего не понимаю.

Правила дорожного движения я начала учить, когда на меня наорал таксист за то, что я ждала его ровно под знаком «Остановка запрещена». С моей точки зрения по этому перечеркнутому кружочку вообще невозможно было понять, что от меня хотят.

Выучила. Теперь могу за полчаса прощелкать все восемьсот билетов ПДД для теоретического экзамена. И седею, когда еду в такси, потому что таксисты явно эти билеты явно не читали!

«Майбах» тронулся с места, выруливая на один из бульваров. За окнами замелькала ночная Москва. Я не очень люблю город, в котором родилась, но временами готова с ним мириться.

Например, вот в такие вечера, когда в приоткрытые окна машины врывается ветер с запахом цветущих вишен и черемухи, а густая ночь разбавлена разноцветьем огней.

Время от времени приходилось тормозить на светофорах, и тогда хаос полос и вспышек света замедлялся и оборачивался то рощей цветущих розовыми лампочками деревьев, то накрытой сияющей сетью огней площадью с музыкальным фонтаном, то изгибом черной реки, в которой утонули золотые фонари.

Мы то сворачивали на узкие старые улочки, где из баров доносились обрывки будущих летних хитов, а у их дверей курили продрогшие девчонки. То вырывались на магистраль и разгонялись до свиста.

Ой!

Я настолько увлеклась ночным городом, что не обратила внимания, на то, что водитель не спросил адрес! Куда меня подвозят-то?

Да и вообще забыла, что рядом сидел Филипп.

В полутьме салона мне почудилась улыбка на его губах, но когда я повернулась, она исчезла, будто и не было. Он успел налить себе в бокал виски и вертел его в пальцах, наблюдая за мной.

– Куда мы едем? – спросила я, делая вид, что всегда задаю такие вопросы после пятнадцати минут поездки.

– Я подвожу тебя домой, – Филипп отсалютовал мне, едва-едва приподняв бокал. – Как обещал.

– Но я же не сказала адрес!

– Поэтому мы пока просто катаемся.

Он тоже вел себя так, будто подобное с ним случается регулярно.

Я решила лица не терять и тут же предъявила:

– Филипп, а когда мы с вами успели перейти на «ты»?

– Ты против? – спокойно спросил он, глядя поверх моего плеча в окно. – О, любишь старые машины? Вот здесь можно свернуть на Хлебозавод, там можно посмотреть на ретро-«волги». Вечерами у них тут тусовка. Скоро открытие сезона, а пока проходят детейл-кэмпы, блошиный рынок тюнинг-партов и стоянки stance-проектов рядом с газгольдером.

Мда.

Вот и как признаться, что из всего сказанного я поняла примерно десять процентов? Блошиный рынок – чего? газгольдер – где? открытие сезона – а?

Показывая мне поворот, за которым и начнутся все эти диковинные чудеса, Филипп придвинулся пугающе близко, и на миг аромат его парфюма перебил густой запах кофе и горелой резины, которым были окутаны окрестности.

– Стенс-проекты – это что? – вычленила я самое непонятное.

– Заниженные тачки для дрифта.

Не то чтобы мне стало сильно яснее…

– А ты, значит, днем ты серьезный человек и продаешь элитные автомобили, а ночами ходишь на… – я махнула рукой в сторону улицы. – Стенс-кэмпы?

– Почти. – Филипп даже и не думал возвращаться на безопасное расстояние. Он уперся ладонью в спинку сиденья и устроился вполоборота ко мне. – У меня все серьезно и все – для души. И не только элитные автомобили и дрифт.

– А что еще? – попалась я на крючок.

Любопытство – моя главная слабость. И еще желание разгадать этого мужчину.

Пока он походил на горку деталек паззла из разных комплектов, но пока мне было интересно.

– Много чего, – хмыкнул он.

– Очень конкретный ответ! – фыркнула я.

– Ты тоже была не слишком откровенна насчет своей работы.

– Ничего там интересного нет!

– Вот и у меня нет… – он сделал глоток виски, и я почувствовала его дыхание с привкусом дымного алкоголя и карамели.

Я не знала, что сказать. Похоже, не знал и он, потому что молчал. И смотрел на меня.

По его лицу мелькали блики от уличных огней, то зажигая алые огни в глазах отсветами стоп-сигналов, то ярким ксеноном фар расчерчивая резкие тени лица и превращая его в портрет работы Пикассо.

В этом хороводе метаморфоз можно было потеряться. И смотреть на него было даже интереснее, чем в окно.

«Майбах» двигался мягко, урча, как сытый кот, убаюкивая и вводя в транс.

Это тебе не учебная «Киа» с пробегом в двести тысяч…

И в следующую секунду автомобиль затормозил так резко, что меня бросило вперед.

Ремень безопасности натянулся на груди, причиняя боль. Филиппа швырнуло на меня, виски из бокала выплеснулся, наполнив салон резким запахом спирта.

Мы оказались лицом к лицу, так что я видела только черные расширенные зрачки в светлом поле его радужки.

Раз… Два… Три… – сосчитала я про себя, глядя в эту черноту.

В окно машины ударил дальний свет фар – и зрачки мгновенно сжались в микроскопическую точку.

А я зажмурилась – и почувствовала на губах вкус виски, когда Филипп меня поцеловал.

4. Непристойное предложение

Поцелуй был нежным, хотя я ожидала другого.

Такой человек как Филипп, думала я, в поцелуях, в сексе, в совместной жизни наверняка такой же властный и жестокий, как в деловых переговорах.

Напористый и бескомпромиссный. Грубый до невменяемости – как с Наташкой.

Может быть, я не относилась всерьез ни к ужину, ни к поездке – ждала, что вот-вот он проявит свою натуру. Намекнет, например, на то, что любит послушных девушек, желательно в ошейниках, и я с чистой совестью помашу ему ручкой.

Еще и Наташке пожалуюсь – мол, зря она слюни пускала, очередной мамкин доминатор. От того, что у него есть деньги, только хуже – больше возможностей устроить неприятности.

Но все оказалось иначе.

Внезапно.

Прижатый ко мне Филипп Завадич, властный, давящий, с его стальным взглядом, его ледяными усмешками, провокациями и жестким тоном…

Целовал меня так нежно, словно нам лет по двенадцать, и это первый поцелуй.

И мой, и его.

Словно мы целуемся на излете мая, где-то в густой высокой траве у ручья под сенью ароматной сирени.

И солнечные пятна ложатся на кожу вразнобой, и царапается кора березы под ладонью, и пронзительно голубое небо опрокидывается навзничь, когда кружится голова от этого поцелуя – первого…

Даже не знаю, откуда у меня возникли такие странные ассоциации. В отличие от всех нормальных детей, меня не посылали на лето к бабушке в деревню. Бабушка моя была ученым секретарем археологического музея и каждое лето уматывала куда-нибудь на Черное море на раскопки с отрядом студентов.

А я бродила по опустевшим детским площадкам нашего района, безнаказанно ела мороженое килограммами, гоняла на самокате, подкармливала голубей, гладила рыжих кошек. Одна.

Мне даже учиться курить мне было не с кем – все остальные дети разъезжались по лагерям или дачам. Не то что целоваться.

Мой первый поцелуй случился в глубоко престарелые шестнадцать в пыльных запасниках бабушкиного музей. С одним из ее студентов – очкастым и загорелым Ромкой.

Мне не понравилось, но что делать? Такова взрослая жизнь!

Ты берешь за нее ответственность: делаешь зарядку, чистишь зубы, ешь куриные грудки с брокколи, чтобы не растолстеть и целуешься с парнями, потому что так положено. Работать тоже не всем нравится! И памперсы детям менять. А надо!

Почему вдруг в салоне этого роскошного автомобиля во время поцелуя с наглым хищником меня вместо слякотной городской весны накрыло деревенское лето?

Трепетный поцелуй.

Осторожная ласка – костяшками пальцев по щеке.

Длинные черные ресницы, неожиданно изящные для мужчины.

Горячая кожа под моими руками, рефлекторно обхватившими его шею.

Вкус виски и карамели.

– Все в порядке? – водитель вырулил с опасного перекрестка и обернулся к нам.

– Все прекрасно, – голос Филиппа был абсолютно спокоен, хотя мгновение назад он оторвался от моих губ.

Оттолкнувшись ладонью от спинки кресла, он вернулся на свое кресло и пристегнулся. Достал упаковку салфеток и протянул мне.

Вытирать было уже нечего, и я лишь понюхала свой рукав, который теперь пах виски – надеюсь, дорогим!