Про утренний венок, который ему подкинул неизвестный, полковник уже и думать забыл, но эксперты позвонили сами и доложили, что отследить «дарителя» не удалось, венок был заказан анонимно, а ленточку заказчик привез сам. Забирал венок курьер известной службы доставки. Никаких данных не осталось.

А вот Чегеваркину нужно держать в уме. Мало ли что…

Когда Гуров приехал в Главк, у кабинета его ждала девушка с растрепанными волнистыми волосами и очень строгим взглядом. Не успел Лев хоть что-то сказать, как она, буквально втолкнув его в кабинет, начала строго отчитывать:

– По какому праву вы в момент скорби стали обвинять мою подругу! Да вы даже не представляете, сколько сил она вложила в этого прощелыгу! А он ее постоянно обманывал! Она даже выбила ему служебную квартиру, да вы вообще не представляете! Машенька позвонила мне и сказала, что вы забрали личные документы Антона, а вы понимаете, что у нее ничего не осталось на память от мужчины, которого она так любила. – Вы даже не представляете! – патетично закончила она свою речь, но так и не договорила, чего именно не представляет Гуров.

– Представлю, если вы расскажете, – сказал полковник и галантно пододвинул даме стул. – И для начала – представьтесь, пожалуйста. Меня зовут Лев Иванович Гуров, а вас? – Судя по взгляду, еще немного – и этот стул полетел бы в стену. В отличие от Чегеваркиной эта гостья явно умела закатывать истерики и сейчас готовилась продемонстрировать свои способности.

Именно в этот момент в кабинет влетела Чегеваркина. Льву даже стало интересно, каким образом Мария Александровна так быстро добралась, но, видимо, у нее тоже была машина.

Временами полковник думал о том, что ему очень везет на странных людей, но чтобы так? Чегеваркина приехала в Главк через двадцать минут после него самого. И на ее лице уже не было ни следа скорби, только ярость оттого, что все пошло не по ее сценарию.

Крячко пришел в кабинет буквально в середине спектакля, в котором роль примы выполняла Чегеваркина. Как потом поделился Стас, единственное сравнение, которое пришло ему в голову в этот момент, – что Мария Александровна очень напоминала маленькую кусачую собачку. С громким пронзительным лаем, ухоженной стрижкой по моде столичных грумеров, подкрашенными коготками и в костюмчике, который хозяйка купила ей на Неделе моды. Уловить суть претензий Чегеваркиной было тяжело в том числе и потому, что она сама пока еще не знала, чего хочет. Правила приличия в обществе вынуждали ее требовать от полковника расследования убийства ее любовника. Но при этом ее гораздо больше интересовали чертежи и записи с последними разработками Сысоева, о чем она несколько раз оговаривалась. И в то же время она была уверена, что тут, в Главке, никто ни в чем не разберется, и прямо сейчас она дойдет до главного и потребует от него, чтобы он заставил своих сотрудников работать. Вторая участница этой же драмы, которая прилетела на защиту своей подруги, пока еще не знала всего контекста, поэтому просто поддакивала, повторяя то, что говорила Чегеваркина, но с задержкой в несколько секунд. И тоже, что характерно, собиралась идти к главному, потому что у них тут, само собой, бардак.

Ситуацию усугубляло то, что в кабинете именно в этот момент находился стажер. И в ту минуту, когда разъяренные дамы бушевали, Вова по телефону рассказывал кому-то, где лучше всего делают сейчас мужской маникюр.

Где-то минут через двадцать непродуктивных скандалов Лайонела Пономарева, подруга Чегеваркиной и тоже сотрудница Пушкинского музея, вдруг заметила, что все это время никто им не отвечает. Гуров и Крячко мало того, что не пытались их успокоить и доказать свою готовность сделать все, что угодно, ради счастья прекрасных дам, они еще и изучали что-то поверх их голов.

На мгновение воцарилась тишина, воспользовавшись которой Гуров негромко сказал:

– Да, ты прав, стены пора перекрасить. Уже трещинами пошли.

– Да как вы смеете! – пошла на второй или третий виток Пономарева, видя, что Чегеваркина захлебнулась яростью.

– Сидеть, – тихо, но в то же время очень веско сказал Гуров.

Дамы сели и с удивлением замолчали. Хотя они и пришли в Главк, уверенные в том, что тут работают одни идиоты, барышни все же не ожидали, что все их угрозы будут восприняты как шум назойливого ремонта у соседей. А сейчас перед ними стоял лишь слегка выведенный из себя полковник. Он не кричал, не повышал голос, а просто заставил их сесть, а потом медленно подошел к своему столу, сел, выровнял папку с документами и только после этого начал беседу.

– По одной, пожалуйста, – сказал Гуров максимально вежливо, – я так понял, что погибший не имел обыкновения делать цифровые копии своих чертежей и разработок и именно поэтому вам так нужны его бумаги. Кому вы хотите их продать? Вряд ли пытаетесь получить для музейной коллекции?

Пономарева молча хлопала глазами. Крячко был готов поставить все, что у него было, на то, что она в самом деле понятия не имела, о чем говорит Гуров и чем занимался Сысоев. Просто скандалила из любви к искусству и потому, что давно знала Чегеваркину и понимала, какой скандал та ей устроит, если прямо сейчас Лайонела не выступит второй скрипкой.

– Я так поняла, что вы не успели еще просмотреть те важные документы, которые вы забрали, словно пачку макулатуры, – ледяным голосом, взяв себя в руки, начала Мария Александровна.

– Да. А вы, как я понимаю, еще не смотрели новости и не знаете, что мы сейчас работаем над делом подражателя серийному убийце. Поэтому если вы действительно хотите, чтобы убийцу вашего мужчины поскорее нашли, то постарайтесь вспомнить все, что было необычного в последнее время. Он болел? У Антона был диабет?

– Нет, точно не было, я бы знала. Я давно уже слежу за его здоровьем. Сами понимаете, молодой жене в таком деле доверия нет.

– Понятно. – Крячко присел на краешек стола, подключаясь к расспросам. – Вы давно вместе?

– Десять лет.

– А сколько времени погибший женат?

– Пять.

Сыщики с удивлением посмотрели на свидетельниц.

Чегеваркина пожала плечами:

– Я замужем уже больше двадцати лет. В браке с Тошей я не была заинтересована. Скорее в том, чтобы быть ему поддержкой и музой. Как я уже говорила. Мне приятно, что множество своих изобретений он сделал при моей поддержке.

– Так, не надо нам пересказывать «Мастера и Маргариту». Еще немного, и вы бы переехали от мужа к нему в подвал, – поморщился Гуров. – Сысоев же преподавал?

– Да, это было его хобби, если можно так сказать.

– Готов поспорить, он сам так не считал, – обронил Крячко, начиная заводиться. Кажется, Чегеваркина была той еще занозой, и странно, что изобретатель прожил с ней столько лет.

– Я не мешала ему заблуждаться. Но имейте в виду, большая часть изобретений моего мужчины, вы очень правильно назвали его, и спасибо, что не использовали более банальное «любовник», засекречена. Я могу рассказать только о некоторых. Тоша работал на оборонку. Он усовершенствовал конструкцию винтов военных вертолетов так, что это позволило бы снизить риски аварий, которые часто возникают именно из-за отказов винтов. И сделать вертолеты более маневренными.

Гуров и Крячко переглянулись. Чегеваркина говорила очень вдохновенно, но в то же время создавалось впечатление, что она шпарила по написанному. Как если бы перед внутренним взором у нее был текст, с которого женщина читала.

– Чертежи, пока ведется следствие, будут подшиты к делу. После вы можете забрать их. Скажите, а почему вы так уверены, что погибший был гением и что за его чертежи можно получить деньги? Ведь вы хотите именно этого? И где сейчас его жена?

– Дома, наверное. Она всю себя посвящает фитнесу, салонам. Дети растут с нянями, – сказала Чегеваркина.

– Вы же мне сами рассказывали о том, что она домашняя клуша, слишком приземленная и посвящает себя только семье и детям? – напомнил Гуров, намеренно снова выводя Чегеваркину из себя.

– Не нужно провоцировать меня на скандал, – холодно откликнулась Чегеваркина.

Пономарева снова поддакнула. Казалось, что даже воздух в кабинете стал таким густым, что дышать им становилось все тяжелее. Гуров открыл окно и отпустил обеих свидетельниц, поняв, что ничего полезного для расследования от них не добьется.

– Что скажешь?

Крячко пожал плечами:

– Я только что от жены Сысоева. Она убита горем, по ее словам, муж все эти дни должен был быть в командировке. Дети в школе. Муж обожал работу в университете, в самом деле работал на оборонку, но есть несколько интересных расхождений. Жена утверждает, что Антон Сысоев занимался разработкой специальных… я даже записал, – Крячку сунул руку в карман и достал оттуда листок бумаги, – подвижных и облегченных пневмоплатформ для крепления орудий к борту боевых кораблей.

– Дай угадаю, жена точно так же вдохновенно расписывала, каким он был гением и как его изобретения изменят жизнь флота? Про бумаги спрашивала?

– И да и нет. Да – она рассказывала, каким он был гением, и нет – не спрашивала про бумаги.

– А вы не думаете, что это не серийное убийство, а убить хотели изобретателя, а все остальное, в том числе и угрозы вам, это только для того, чтобы отвести глаза? И скорее всего, его убили из-за изобретений? – предположил стажер, который по традиции проявил интерес только к тому, что в этом деле его заинтересовало.

– Угрозы? – заинтересовался Крячко.

– Венок похоронный сегодня у двери оставили.

– Красивый?

– Да так себе, – Гуров достал телефон и показал фото, – я его экспертам отдал, пусть разбирают на молекулы.

– Мой в прошлый раз был лучше, – отозвался Крячко, достал телефон, что-то долго искал в галерее, а потом друзья действительно сравнили фотографии венков. Крячко подложили похоронный венок, дорогой, сделанный на заказ, когда он работал над делом известного в Северо-Западном округе контрабандиста.

– Да вы издеваетесь? Вам что, часто венки покладывают? Может быть, вы все-таки займетесь изобретениями Сысоева? А не будете мериться, кому больше цветов подарили на похороны? – вспылил стажер.

Напарники с удивлением посмотрели на подавшего голос Владимира. А потом продолжили сравнивать венки. На памяти Гурова, к его дому и машине похоронные венки и корзины с траурными гвоздиками подкладывали и присылали примерно раз в полгода. В прошлый раз, когда полковника заказали известному киллеру, преступник пошел еще дальше и каким-то образом смог водрузить в холле Главка большую траурную фотографию Гурова и поставить рядом с ней цветы.

И некоторые впечатлительные сотрудники даже приходили в кабинет сыщиков принести свои соболезнования.

Впрочем, это душераздирающее паломничество продолжалось недолго. Благо Главк оборудован видеокамерами, и «доброжелателя» оперативно вычислили, а там и до заказчика «подарка» добрались.

Стажер вылетел из кабинета, а когда он ушел, Крячко улыбнулся и посмотрел на Гурова.

– Позвони Ивану. Может быть, наш шустрый изобретатель проходил где-то по их ведомству?

Иван Подуздиков работал в ФСБ и стал хорошим другом обоих сыщиков. Неугомонный, шустрый, талантливый, двужильный или даже трехжильный капитан. Когда они познакомились, Иван ушел из ФСБ и занимался настройкой систем безопасности, но душа поэта и патриота долго не выдержала, и после шумного дела он все же вернулся в команду своей службы.

Гуров кивнул:

– Да, я думаю, стоит.

Он позвонил коллеге и быстро ввел его в курс дела.

– Пять минут, мы тут немного заняты, и я тебе перезвоню, – весело отозвался Иван, и, судя по его тону и стрельбе очередями на заднем плане, Подуздиков явно не в тире занимался.

– Скорее всего, в служебной командировке, – прокомментировал Лев Иванович. – Ладно, роем дальше. В целом не вижу причин не рассматривать версию нашего стажера. Она похожа на правду, – устало добавил он.