Он понимал, что оказался в совершенно абсурдной и невероятной ситуации, но одновременно осознавал и уникальность шанса, которым ему предстояло воспользоваться с максимальной осторожностью. Вокруг был привычный советский мир, с высоты жизненного опыта нелепый и скучный, но теперь Михаил смотрел на него глазами человека, знающего, куда этот мир движется. И от этой мысли внутри смешивались и азарт, и опасение перед грядущим будущим, которое могло измениться от каждого его слова или поступка.

А Сергей тем временем продолжал говорить, не обращая внимания на задумчивость друга, и Михаил, с облегчением осознав, что его растерянность осталась незамеченной, внимательно слушал и улыбался, чувствуя себя немного увереннее в этом абсурдном и таком близком мире, куда судьба вдруг забросила его второй раз.

Михаил внимательно слушал Сергея, стараясь запомнить каждое его слово, будто тот невольно диктовал ему пошаговую инструкцию по выживанию в этой абсурдной советской реальности. За привычным ворчанием и комичными жалобами он пытался уловить детали, которые могли дать хоть малейшую подсказку к пониманию текущей ситуации. И хотя общий тон разговора оставался неизменно шутливым, Михаил неожиданно для самого себя серьёзно задумался, словно его разум, ставший вдруг в разы острее, нащупал важную ниточку среди привычной повседневной болтовни.

Сергей тем временем продолжал разглагольствовать, подкрепляя каждое своё замечание выразительными жестами, будто репетировал роль трагикомического персонажа для театральной постановки студенческой самодеятельности:

– Ты только подумай, Миш, мы тут живём, словно в героической драме. Комендантша – злодей, сантехник Боря – её верный слуга, а мы – жертвы, обречённые на вечную борьбу за человеческие условия. Вот тебе и реализм с элементами абсурда. Одна радость – Высоцкий в магнитофоне да плёнка в кинотеатре, если, конечно, я её опять не порву.

Михаил, внутренне продолжая напряжённо размышлять, рассмеялся чуть тише обычного, что Сергей заметил и удивлённо нахмурился:

– Слушай, Миш, ты сегодня какой-то странный. Вроде каникулы недавно закончились, а ты уже такой серьёзный, словно тебя за лето на завод отправляли в наказание. Что случилось-то? Или опять с кем-то поссорился в своём фотокружке из-за неправильного использования штатива?

Михаил быстро вернулся в реальность и поспешил ответить с максимально естественной улыбкой, слегка пожимая плечами:

– Да нет, Серёг, всё нормально. Просто задумался немного. Каникулы прошли, а мы опять в том же месте, и снова всё по кругу – лекции, очередь в душ и борьба за кипятильники. Невольно задумаешься, что-то менять надо, наверное.

Сергей оценивающе посмотрел на Михаила, словно впервые за всё время знакомства увидел в нём не просто соседа по комнате и товарища по бедам студенческого общежития, а человека, способного на что-то большее, чем жалобы на серость окружающего мира. Затем, словно отбросив внезапно возникшие подозрения, Сергей вернулся к привычному ироничному тону и снисходительно махнул рукой:

– Ну, меняй, если сможешь, герой. Только учти, что изменить тут можно разве что направление кипятильника в кружке или сорт чая в буфете. Остальное советская реальность сама за тебя решает.

Михаил снова улыбнулся, уже более расслабленно, и, ощутив, что разговор начал заходить в безопасное русло, неожиданно для себя почувствовал прилив уверенности. Он внимательно посмотрел на Сергея и осторожно, словно случайно, произнёс:

– Кстати, Серёг, а как у тебя вообще сейчас в кинотеатре дела? Плёнки, оборудование – это всё же техника, а она у нас, как ты говоришь, вечно ломается и рвётся.

Сергей вздохнул и развёл руками с видом измученного человека, на которого свалили непосильную ношу ответственности:

– Да как всегда. Плёнки старые, техника ещё старше, а начальство вообще считает, что я должен чинить проектор исключительно при помощи социалистической сознательности. Ты бы видел, как я вчера этот аппарат ремонтировал – отвертка и моток изоленты были моими единственными помощниками. И то, изоленту я стащил у сторожа, пока тот на минуту вышел покурить.

Михаил снова улыбнулся, а в голове его уже вовсю формировались мысли, в которых Сергей переставал быть просто смешным и ворчливым соседом, а приобретал новое значение – человека с необходимыми навыками и связями, которые в ближайшем будущем могли стать чрезвычайно полезными. Технические знания, доступ к оборудованию, умение находить нестандартные решения – всё это делало Сергея весьма ценным союзником в тех новых планах, которые только-только начинали формироваться у Михаила в голове.

– Ладно, Серёг, не грусти, – Михаил постарался выглядеть бодрым и непринуждённым, чтобы окончательно развеять подозрения друга, – давай позже сходим в столовую или ещё куда-нибудь, обсудим, как жить дальше с таким чудесным набором проблем.

Сергей поднялся с кровати, небрежно поправил полотенце на плечах и, широко улыбаясь, согласился:

– Обязательно! Только сначала я пойду досушу волосы, а то комендантша увидит меня мокрым и решит, что это очередной саботаж, направленный на подрыв социалистического быта.

Они оба рассмеялись, и Сергей, махнув на прощание рукой, вышел, громко хлопнув дверью. Михаил остался один в комнате, снова погрузившись в тишину и свои мысли.

Теперь, когда комната опустела, он вдруг ясно осознал, насколько важной фигурой может стать Сергей в его новой жизни. С одной стороны, мысль эта казалась смешной и почти абсурдной – Сергей Петров, студент-киномеханик с вечно мокрыми волосами и трагикомическим взглядом на жизнь, мог стать важной фигурой в новых планах бывшего олигарха, перенесённого судьбой в прошлое. Но с другой – именно такие люди, скромные, незаметные и практичные, всегда и были фундаментом любых больших начинаний.

Михаил откинулся на спинку кровати и тихо рассмеялся, в который раз поражаясь иронии происходящего. Вокруг был знакомый и абсурдный мир, наполненный вечными бытовыми проблемами и мелкими радостями, и именно в этом нелепом мире ему теперь предстояло заново выстроить свою жизнь.

Вздохнув и решительно встав с кровати, Михаил начал неспешно приводить в порядок комнату, мысленно подготавливая себя к тому, чтобы шаг за шагом, осторожно и осмотрительно, начать движение вперёд по этой новой, непредсказуемой и невероятно комичной реальности, в которой ему довелось очнуться снова молодым и полным сил.

Оставшись один, Михаил несколько мгновений неподвижно стоял посреди комнаты, пристально глядя на уже успевший надоесть облезлый потолок. Сейчас даже эти желтоватые разводы на побелке казались ему важной приметой, своеобразной вехой, зацепкой в водовороте невероятных событий, в который он неожиданно попал. Размышления постепенно уступили место осторожным действиям, и Михаил, словно опытный разведчик на вражеской территории, принялся методично исследовать окружающее пространство, надеясь понять, в каком именно моменте прошлого он оказался.

Первым объектом его внимания стал старый шкаф, который скрипнул недовольно, явно не одобряя такого бесцеремонного вторжения в своё внутреннее пространство. Михаил издал смешок, когда вспомнил, что точно так же шкаф протестовал и сорок с лишним лет назад, когда молодой студент Миша Конотопов торопливо запихивал туда наскоро скомканные рубашки и брюки перед внезапными проверками комендантши.

Теперь он аккуратно перебирал вещи, словно археолог, боясь повредить хрупкие артефакты прошлого. Выцветшие рубашки в клетку, джинсы с модной тогда бахромой по низу, свитера с высокими воротниками, за которыми было принято прятать шею от ледяного ветра суровых зим – всё это казалось теперь трогательно нелепым и комичным, но в то же время внушало уверенность, что здесь таится важная информация.

Дальше Михаил перешёл к ящикам письменного стола, которые открывались с таким же протестующим скрипом, словно были солидарны со шкафом в его неприязни к неожиданной ревизии. Содержимое ящиков, на первый взгляд, было таким же банальным, как и всё остальное вокруг – разноцветные шариковые ручки, сломанный циркуль, пачки дешёвой бумаги и целые стопки исписанных тетрадей, конспектов и разрозненных листов с пометками на полях.

Но именно среди этих, казалось бы, незначительных мелочей, Михаил вдруг почувствовал дрогнувшее сердце. Перед его глазами лежало расписание занятий, заботливо выведенное аккуратным, почти школьным почерком на плотном листе бумаги, украшенном по углам чуть нелепыми рисунками, вероятно, созданными от скуки во время нудных лекций. Взгляд его стремительно пробежал по датам и дням недели, пытаясь понять, на какой конкретный момент времени он сейчас смотрит.

«Октябрь… восьмидесятый год…» – Михаил с облегчением вздохнул, чувствуя, как сердце его стучит ровнее, а напряжение начинает понемногу спадать. Он точно знал теперь, где находится: октябрь одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, начало учебного семестра: впереди ещё множество дней, месяцев и лет, наполненных событиями, память о которых теперь стала самым ценным ресурсом в его распоряжении.

Он осторожно переложил расписание на край стола и принялся перебирать тетради и учебники, стараясь зафиксировать в сознании любые детали, которые могли бы иметь хоть какую-то значимость. Конспекты лекций, покрытые хаотичными записями о преподавателях, экзаменах и вечных студенческих переживаниях, теперь казались не скучными и однообразными, а неожиданно полезными, даже стратегически важными документами.

Среди вороха бумаг Михаил с особым интересом обнаружил небольшую, немного потрёпанную тетрадку в синей клеёнчатой обложке, исписанную знакомым почерком, в котором он теперь с лёгкостью узнал собственный. Это был дневник – личный, немного наивный, немного комичный, но всё же честный и искренний дневник молодого студента Михаила Конотопова.

Он осторожно открыл первую страницу и с лёгкой улыбкой пробежал глазами несколько строк:

«Понедельник, 6 октября. Снова проспал первую лекцию, потом пришлось выслушивать лекцию комендантши о дисциплине и ответственности. Сергей опять слушал Высоцкого ночью, но тихо, чтобы не разбудить зверя. В фотокружке дети продолжают жаловаться на скуку, завтра попробую придумать что-нибудь более весёлое».

Михаил усмехнулся, листая страницы дневника, и вдруг с удивлением понял, насколько сильно изменилось его восприятие жизни. Если раньше все эти мелочи – пропущенные лекции, занудные нравоучения комендантши, нытьё детей из кружка – казались незначительными, почти бессмысленными, то сейчас каждая деталь воспринималась им как ценный и важный элемент, способный подсказать решение, помочь сориентироваться и выжить.

Перебирая записи, Михаил обнаруживал имена людей, которые в его предыдущей жизни играли совершенно разные роли. Кто-то стал важной фигурой в политике, кто-то сделал карьеру в бизнесе, кто-то остался заурядным советским служащим, так и не сумев выйти за рамки привычной серости и посредственности. Теперь каждое из этих имён приобретало новое значение и вызывало в его душе целую гамму чувств – от удивления до расчётливого интереса.

Он почувствовал, как внутри нарастает уверенность, причём не та бравада молодости, которая обычно скрывает неуверенность и страх перед будущим, а спокойная, осмысленная уверенность зрелого человека, прекрасно знающего цену успеха и провала, побед и поражений. Теперь он не был тем юнцом, который наугад шёл по жизни, полагаясь на случай и удачу. Он стал человеком, в руках которого был уникальный инструмент – знание будущего.

Михаил закрыл дневник и аккуратно положил его обратно на стол. Он понимал, что теперь главное – действовать осторожно и расчётливо, не допускать спешки и необдуманных шагов, которые могли привести к непредсказуемым последствиям. Каждый его шаг должен быть чётко выверен, каждый поступок – осмыслен, каждое слово – взвешено и продумано.

Осознание того, что ему дан второй шанс, наполняло его одновременно азартом и внутренним трепетом, который заставлял сердце учащённо биться. Он не был простым студентом, попавшим в типичную советскую комнату общежития, – он был человеком, перед которым лежало совершенно новое, неизведанное поле возможностей.