Внедроман (страница 9)
– Вот и славно, Миш, я в тебе нисколько не сомневался! Знаешь, когда я сюда шёл, была одна только мысль: если уж кто в этом городе и сможет из обычной советской девушки сделать зарубежную звезду, так это только ты. У тебя, брат, талант особый, я всегда это знал. – Алексей широко улыбнулся, доставая пачку сигарет, будто собирался снова закурить, но лишь постучал ею по столу и убрал обратно в карман.
– Хватит комплиментов, Лёша, – с притворной строгостью отмахнулся Михаил, невольно улыбаясь в ответ. – Я тебя знаю давно: если начинаешь так рассыпаться в похвалах, значит, дело совсем непростое и наверняка рискованное.
– Ты просто преувеличиваешь, Миха. Что тут сложного-то? Девушка красивая есть, ты со своей волшебной камерой тоже есть. Вся сложность только в том, чтобы не попался кто-нибудь ненужный в самый ответственный момент. А уж за это отвечаю лично я – двери будут закрыты, а коридоры свободны от всякой живности, – заверил Алексей с наигранной серьёзностью, даже подняв палец вверх для убедительности.
– Ну смотри, Лёша, я предупредил. Если что пойдёт не так, приду к тебе на допрос в качестве свидетеля и расскажу там всё как есть. Под присягой и со слезами на глазах, – шутливо пригрозил Михаил, уже почти не скрывая удовольствия от предстоящей авантюры.
– Да хоть с балалайкой и в кокошнике приходи, – расхохотался Алексей и тут же снова стал серьёзен. – Короче, девушка будет уже сегодня вечером. Ты пока всё приготовь, настрой тут своё чудо-оборудование. Она человек стеснительный, нежный, но способный к подвигам ради светлого капиталистического будущего. В общем, будь с ней деликатен, как с депутатом Верховного Совета, понял?
– Понял, – кивнул Михаил, с трудом подавляя желание снова рассмеяться. – Деликатность и профессионализм – это, считай, мои главные качества.
Алексей с довольной улыбкой хлопнул себя по коленям, энергично вскочил и с шумом отодвинул табурет.
Перед тем как направиться к двери, он неожиданно остановился, порылся в кармане и вытащил аккуратно сложенный конверт. Положив его на край стола, чуть придвинул к Михаилу.
– Тут, так сказать, аванс. Чтобы ты не думал, будто я пришёл с пустыми руками. Это за профессионализм, деликатность и, не побоюсь слова, за искусство. Внутри – твой гонорар. Думаю, ты сам поймёшь, что это не просто «на пиво», – сказал он, многозначительно посмотрев на конверт.
Михаил приподнял бровь, развернул его и мельком заглянул внутрь. Купюры были не только плотными, но и явно не советскими. Валюта выглядела вызывающе уверенной, как и сам Алексей.
– Щедро, – сказал Михаил, не скрывая лёгкого удивления. – Даже слишком, если учесть, что модель ещё не вошла.
– Это потому, что я заранее знаю: она уйдёт довольной. А главное – ты вдохновишься. Деньги – это просто форма благодарности, – подмигнул Алексей и чуть понизил голос. – И к тому же, я в тебя верю. Не забывай: за границей твоя слава может начаться с этих самых стен.
– С таких стен только тараканы выбираются в люди, – фыркнул Михаил, но улыбка уже окончательно выбила серьёзность с его лица.
– Ну, я тогда побежал, дела сами себя не сделают. Ты, главное, помни: сегодня вечером у тебя в гостях будущая звезда мирового уровня. И от твоих кадров зависит судьба не только отдельной девушки, но и всей советской эротики в целом. Так что не подведи, дорогой товарищ фотограф, – фарцовщик снова весело усмехнулся и протянул Михаилу руку.
Тот пожал её крепко и коротко, почти по-деловому. Алексей подмигнул напоследок и выскользнул из комнаты, оставляя за собой след яркой улыбки и дорогого импортного одеколона. Дверь хлопнула негромко, будто сама понимала, что лишний шум здесь был бы совсем ни к чему.
Оставшись в одиночестве, Михаил вздохнул глубоко и с явным облегчением, чувствуя, как напряжение постепенно уходит. Тишина комнаты, ещё недавно казавшаяся серой и беспросветной, теперь наполнилась ожиданием чего-то совершенно нового, почти запретного и потому невероятно притягательного.
– Что ж, – пробормотал он самому себе, растягивая губы в невольной улыбке, – давно я не участвовал в таких приключениях. Старею, наверное. Или наоборот – молодею.
Нетерпеливо засучив рукава, Михаил принялся приводить фотолабораторию в порядок. Он быстро убрал со стола старые бумаги и пачку выцветшей фотоплёнки, аккуратно сложил пустые коробки в угол и смахнул пыль с подоконника, расчищая место для будущей модели. Затем осторожно протёр линзу камеры мягкой тряпочкой, сдувая остатки пыли и представляя, как через несколько часов здесь будет разворачиваться удивительное и совершенно абсурдное действие.
Настроив фотоаппарат, Михаил внимательно проверил штатив, который теперь стоял ровно и выглядел почти уверенно, словно сам поверил в важность происходящего. Подвинул лампу поближе, мысленно прикинув угол падения света, поправил провода, которые вечно норовили запутаться, и, удовлетворённый, осмотрел своё творение.
«Почти Голливуд», – усмехнулся он про себя, окинув критическим взглядом скромное убранство комнаты. Ему отчётливо представилась картина сегодняшнего вечера: неловкость первых минут, смешные позы, попытки изобразить изящную красоту советской женщины, живущей в условиях повсеместного дефицита и всеобщего приличия. Эта мысль казалась одновременно пугающей и невероятно смешной, и Михаил почувствовал, как внутри снова закружилась странная смесь волнения и азартного предвкушения.
Он снова взглянул на часы и понял, что до вечера остаётся не так уж много времени. Михаил уже мысленно репетировал будущий съёмочный процесс, представляя, как будет деликатно руководить моделью, объяснять ей, куда и как смотреть, как красиво и естественно расположиться, чтобы заграничные критики и зрители разом ахнули от восторга.
На душе стало легко и почти беззаботно. Михаил вдруг осознал, что давно уже не испытывал такого живого интереса и вдохновения, словно вернулся в свои юные студенческие годы, когда весь мир казался лишь фоном для его личных авантюр и творческих экспериментов.
Фотолаборатория, ещё недавно казавшаяся грустным памятником советскому быту, вдруг стала похожа на яркую сцену, где вот-вот развернётся нечто весёлое и дерзкое, и где он, Михаил Конотопов, впервые за долгое время снова почувствует себя главным героем своей жизни.
Вечерние сумерки медленно опускались на город, окутывая улицы призрачной дымкой, в которой растворялись спешащие домой прохожие. В фотолаборатории горел тусклый свет, превращая небольшое помещение в островок тепла среди холодного моря советской действительности. Михаил в последний раз проверил настройки камеры, когда услышал робкие шаги в коридоре – неуверенные, словно их обладательница в любой момент готова была развернуться и убежать.
Дверь приоткрылась с тихим скрипом, и на пороге показалась девушка. Первое, что бросилось в глаза – её руки, судорожно теребившие край вязаной кофты цвета осенней листвы. Пальцы двигались нервно, почти механически, выдавая внутреннее напряжение сильнее любых слов. Она замерла в дверном проёме, как будто невидимая граница удерживала её от решительного шага внутрь.
Михаил поднялся со стула, стараясь двигаться плавно и не спугнуть гостью резким движением. В полумраке фотолаборатории её лицо казалось бледным пятном, обрамлённым тёмными волосами, собранными в небрежный пучок. Несколько прядей выбились и падали на шею, подчёркивая её хрупкость.
– Проходите, пожалуйста, – произнёс Михаил мягко, отступая от камеры, чтобы дать ей больше пространства. – Алексей предупредил, что вы придёте.
Девушка сделала несколько неуверенных шагов, и дверь за ней закрылась с негромким щелчком, отрезая пути к отступлению. В тусклом свете лампы стало видно её лицо – молодое, с правильными чертами, но искажённое напряжением. Большие карие глаза метались по комнате, избегая прямого взгляда Михаила, губы были плотно сжаты, а на скулах проступил нездоровый румянец.
– Я… я не знаю, с чего начать, – выдавила она наконец, и голос её прозвучал хрипло, словно горло пересохло от волнения. Руки продолжали теребить край кофты, и Михаил заметил, как подрагивают её пальцы.
– Давайте начнём с имени, – предложил он, усаживаясь обратно на стул, чтобы не возвышаться над ней. – Меня зовут Михаил, я руковожу этим фотокружком.
Девушка открыла рот, но слова застряли где-то в горле. Она покраснела ещё сильнее, щёки запылали, как осенние яблоки. Сглотнув, она попыталась снова:
– Ка… Катя, – наконец выдохнула она, и имя прозвучало едва слышно, словно признание в чём-то постыдном.
– Очень приятно, Катя, – Михаил старался говорить спокойно и доброжелательно, чувствуя её напряжение, которое, казалось, сгустилось в воздухе. – Присаживайтесь, если хотите. Или можете пока осмотреться.
Но Катя осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу. Её взгляд скользнул по камере на штативе, по лампам, по развешанным на стене фотографиям – безобидным пейзажам и портретам, которые Михаил специально оставил для создания творческой атмосферы.
– Алексей сказал… – начала она и снова запнулась, облизнув пересохшие губы. – Он сказал, что вы поможете с… с фотографиями.