Понятно, что так называемое объективное расследование «преступной деятельности Берия и его банды» осуществлялось отнюдь не в рамках позитивного права. Как и все фальсифицированные показательные процессы и расследования во времена сталинского режима, результаты этого самого расследования были определены заранее указаниями политического руководства, то есть в рамках Права катастроф.

Судебный процесс по делу Берии рассматривался Специальным судебным присутствием Верховного Суда СССР под председательством маршала И. С. Конева 23 декабря 1953 г. Берию приговорили к смертной казни. По указанию вождей Руденко был свидетелем расстрела Берии 24 декабря 1953 г., после чего доложил Хрущеву о «решении проблемы».

Отметим, что Берию и его ближайших соратников из органов госбезопасности^[30] судили по особой процедуре, обжалование и подача прошений о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания исполнялся в течение суток^[31].

Мотивы организаторов этой типичной для сталинского режима интриги столь же неблаговидны, сколь и очевидны. Кроме банальной борьбы за власть налицо стремление свалить всю ответственность за кровавые репрессии на наиболее одиозного соратника Сталина, а самим остаться в стороне. Кроме того, расправа над «бандой Берии» стала своеобразной клятвой на крови со стороны нового руководства в том, что сталинским репрессиям отныне будет положен конец. Так оно и случилось – отныне более или менее крупные начальники и видные представители советской интеллигенции почти все умирали собственной смертью.

Расстрел Берии, как положено, получил всенародный отклик и поддержку, а сам он превратился в общественном сознании в знак (бренд) зла, тирании, государственного насилия. На долгие годы Берия стал символом преступлений сталинского режима – как за все содеянное им, так и приписанное ему.

§ 3. Короткая дистанция и падение Маленкова

Расправа над Берией удалила одного из главных претендентов на мундир вождя, но не приблизила новоявленных лидеров к ответу на вопрос, что следует пообещать советским гражданам, чтобы упрочить приобретенную политическую власть. То, что это не могут быть радикальные политические реформы, было очевидно на примере Лаврентия Павловича.

На июльском Пленуме ЦК КПСС 1953 г. с главным докладом «О преступных и антипартийных действиях Берия» выступил Г. М. Маленков. Бывшие соратники Берии непрерывно перемывали кости поверженному титану. Они если не понимали, то чувствовали, что внезапная десталинизация режима может привести к непредсказуемым подвижкам в обществе, деблокированию глубоко загнанного раскола и в конце концов смести и их с вершины власти. Поэтому усердно втаптывали в грунт того, кто осмелился сказать то, о чем и думать совсем недавно было смертельно опасно.

Даже сейчас, читая разные варианты стенограмм этого пленума^[32], испытываешь чувство неловкости. Слишком уж очевидно лицемерие ораторов – государственных мужей, плохо скрывающих приступы сладострастной мести и одновременно попытки самооправдания. Все инициативы Берии извращались с точностью до наоборот: объявил амнистию – на самом деле для того, чтобы благодарные зэки считали его своим вождем, предлагал окоротить полномочия внесудебных органов – на самом деле для того, чтобы поставить органы следствия под свой личный контроль, предлагал шире привлекать национальные кадры в руководство республик – на самом деле насаждал национализм. И т. д. и т. п.

Сложно это представить, но если вождь думал о своем преемнике, то по целому ряду причин это был не Берия, а Георгий Максимилианович Маленков. Он был для Сталина наиболее подходящим кандидатом на эту роль.

Во-первых, в начале 1950-х годов хозяин Кремля больше всего доверял именно ему, они много общались официально и неформально. Сталин даже поручил ему вместо себя сделать доклад на XIX съезде партии. Маленков выступил с отчетным докладом ЦК КПСС 5 октября 1952 года на XIX съезде партии, что «подтвердило позиционирование Маленкова в глазах партийного руководства как второго человека в партии»^[33].

В докладе Георгий Максимилианович, как положено, охарактеризовал внутреннюю и внешнюю политику Советского Союза, обратил внимание на проблемы, существующие в экономике и государственном управлении. Съезд переизбрал партийные органы и внес изменения в Устав, партия стала называться КПСС. Понятно, что и за главным докладом, и за перестановками стоял Хозяин, но исполнение он доверил именно Георгию Маленкову.

Осенью 1952 г. Молотов и Микоян были в опале. Преследования Берии только начинались. Мингрельское дело находилось в начальной стадии, но Лаврентий Павлович из фигуры постепенно превращался в фигуранта. Хрущев вообще не рассматривался. Военным Сталин не доверял, в их среде ему везде мерещился Троцкий и даже Наполеон.

Скорее всего, расчеты по поводу преемника он не делал, думается, что это было на интуитивном уровне: «Этот хуже, а этот еще хуже…».

Одним словом, Маленков был всегда рядом, выражаясь бюрократическим языком, имел неограниченный доступ к телу. Точно выполнял все поручения, умел доложить об их выполнении.

Во-вторых, Георгий Максимилианович родился на Южном Урале, в Оренбурге, был русским. После войны и тем более после знаменитой речи Сталина о вкладе русского народа в победу Советской страны у Маленкова была подходящая и безупречная биография, он был относительно молод для управления государством (51 год) и уже имел богатый партийный, советский и даже военный опыт. Был образован, окончил Московское высшее техническое училище.

В-третьих, Маленков был мастером интриг и чувствовал себя при этом как рыба в воде. Он хорошо знал обстановку, перед тем как ввязываться в ту или иную заварушку или бойню. Понимал расклад сил и настроение вождя в каждой конкретной ситуации.

И наконец, сам Георгий Максимилианович очень хотел возглавить страну, считал, что он не просто может повести ее в светлое будущее, но что это его святой долг – сделать Советский Союз более сильным, а советских граждан – более счастливыми. Марксизм-ленинизм, если его очистить от сталинизма, культа личности, излишних репрессий, мог, по его мнению, помочь в процветании СССР и советского народа.

Маленков первым, но очень осторожно высказался о культе личности, он понимал необходимость реформ, но, поскольку политическое прожектерство оказалось слишком опасным, речь могла идти только о преобразованиях в экономической сфере.

В августе-сентябре 1953 г. Председатель Совета Министров СССР Георгий Максимилианович Маленков и Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев выступили с программами, серьезно корректировавшими привычный экономический курс. Речь Г. М. Маленкова^[34] на августовской (1953 г.) сессии Верховного Совета СССР о необходимости приоритетного производства товаров народного потребления и выступление Н. С. Хрущева на сентябрьском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС^[35] с программой сельскохозяйственных преобразований дали старт гонке обещаний, призванных наконец-то заметно улучшить жизнь советских граждан.

Маленков предложил программу приоритетного развития производства товаров народного потребления. Им был поставлен нетрадиционный для советской практики вопрос об ускоренном развитии производства товаров народного потребления (группа «Б»), значительном увеличении средств на нужды пищевой и легкой промышленности с сохранением высоких темпов роста тяжелой промышленности (группа «А»). На самом деле Георгий Максимилианович беззастенчиво воспользовался наработками Н. А. Вознесенского – ставленника А. А. Жданова – и ленинградской группы, которую сам и погубил. В свое время команда Жданова – Вознесенского смогла добиться определенных положительных результатов в экономической области, в том числе отмены карточной системы, проведения денежной реформы и вызванного этим некоторого усиления товарно-денежных отношений в стране.

С подачи Маленкова в два раза был уменьшен сельскохозяйственный налог с индивидуальных приусадебных участков, за счет которых в значительной степени и существовало сельское население и немалое число горожан. Снижение налогов не только способствовало улучшению материального благосостояния населения, но и укрепляло веру советских граждан в силу социалистических институтов. В результате этих инициатив популярность Маленкова резко возросла, что, конечно, не укрылось от глаз его конкурентов.

Хрущев предложил программу приоритетного развития сельского хозяйства. В его докладе «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», длившемся 4 часа, были выделены объективные и субъективные причины его серьезного отставания. Предпосылками для восстановления баланса между городом и деревней была объявлена появившаяся возможность высокими темпами развивать и тяжелую индустрию, и сельское хозяйство, и легкую промышленность.

Было очевидно, что лидеры двух основных политических сил – партийного и государственного аппаратов – развернули борьбу за первенство. На тот момент взгляды большинства советских лидеров на построение властной иерархии основывались на признании главенствующей роли Совета Министров во всех сферах жизни советского общества. Линию на усиление роли правительства олицетворял его председатель Маленков со своими заместителями. Хрущев был недоволен вспомогательной ролью партийного аппарата и мечтал вернуть ему рычаги управления страной и ее экономикой, как это было в 1920-е гг.

С точки зрения индивидуальных особенностей эти два лидера заметно отличались. Маленков никогда не работал первым лицом, отвечающим за район, область, республику, вся его многолетняя деятельность была связана с аппаратом, подготовкой всевозможных документов. Так что с харизмой у него было не очень. В этом он, несомненно, уступал Хрущеву, в котором партийный аппарат почуял выразителя своих жизненных интересов и амбиций.

В начале сентября 1953 г. на Пленуме ЦК был учрежден пост Первого секретаря ЦК, на который 7 сентября был избран Хрущев. Избрание было во многом обеспечено поддержкой партийной номенклатуры, недовольной решениями от 25 мая и 13 июня 1953 г. об отмене так называемых конвертов – временного денежного довольствия, выплачивавшегося руководящим работникам партийного аппарата ежемесячно с 1948 г. в дополнение к зарплате. В августе стараниями Хрущева эти решения были аннулированы, размеры довольствия увеличены, выплачена разница за три месяца.

Хрущев начал кампанию тотальной атаки на государственный аппарат, являвшийся вотчиной Маленкова. Им был возобновлен еще сталинский курс на борьбу со всевозможными проявлениями бюрократизма в работе правительственных и советских органов. Эта политика оформлялась постановлениями ЦК КПСС «О серьезных недостатках в работе государственного аппарата» (январь 1954 г.) и «О существенных недостатках в структуре министерств и ведомств и мерах по улучшению работы государственного аппарата» (октябрь 1954 г.)^[36].

Деятельность Маленкова была представлена как олицетворение бюрократического стиля работы, оторванного от живого взаимодействия с людьми, для которого характерно затягивание решений по важнейшим вопросам и обильное бумаготворчество. Л. М. Каганович говорил: «Если мы возьмем и подсчитаем сумму бумаг, которые выпускаются за подписью тов. Маленкова, то вы увидите, что несколько Маленковых не прочтут то, что подписано в один день. Для того чтобы прочесть одни заголовки, нужно посадить двух человек. Значит, бумаги сплошь и рядом подписываются не читая, по перечню»^[37].

При этом партаппарат, не отягощенный обязанностью непосредственного контакта с населением, оставался в стороне от этой критики. Граждане писали жалобы именно в партийные органы, поскольку пропаганда подчеркивала роль КПСС как руководящей, скрепляющей основные конструкции власти силы, которая поможет нуждающемуся, утешит обиженного и строго покарает виновного.