Перейдя в наступление, Хрущев со товарищи начал «шить политику» Маленкову. Его идея о развитии легкой промышленности и о производстве товаров народного потребления была охарактеризована как экономически необоснованная, рассчитанная на снискание дешевой политической популярности. Кроме того, эти идеи противоречили советской доктрине внешней политики и интересам ВПК, пожиравшим практически всю экономику страны, а также экономическим воззрениям Сталина.

Хуже того, в речи на собрании избирателей 12 марта 1954 г. Георгий Максимилианович выдвинул тезис о возможности гибели мировой цивилизации в случае развязывания третьей мировой войны с использованием ядерного оружия. К схожему выводу тогда же пришли два всемирно известных ученых – физик Альберт Эйнштейн и философ Бертран Рассел. А Маленкову в Президиуме ЦК КПСС устроили за это настоящую выволочку. Особенно лютовал министр иностранных дел Молотов. Было объявлено, что подобные утверждения способны породить настроения безысходности и ненужности усилий народов, протестующих против планов империалистических агрессоров^[38]. Таким образом, нарождавшийся принцип мирного сосуществования двух систем вследствие гарантированного взаимного уничтожения был сталинистами отвергнут.

И уж, конечно, припомнили ему связь со вторым членом его тандема – ужасным и кровавым Берией. Маленков был обвинен в политической близорукости, в результате которой он попал под влияние Берии и превратился в безвольное орудие в руках злейшего врага партии и народа. Интересно, понимал ли Маленков, когда, что называется, сливал своего подельника по тандему в 1953 г., что тем самым он выбивает кресло власти из-под себя?

Финальной точкой, окончательно погубившей авторитет Маленкова, стал состоявшийся в декабре 1954 г. суд над бывшими руководителями Министерства государственной безопасности, обвиненными в фабрикации Ленинградского дела. Он был сильно скомпрометирован как один из организаторов Ленинградского дела и расправы над «ленинградцами»^[39].

В итоге 31 января 1955 г. Пленум ЦК КПСС принял решение об освобождении Маленкова от обязанностей Председателя Совмина^[40]. Покаявшийся и обещавший «исправить ошибки», он был оставлен членом Президиума ЦК и назначен заместителем Председателя Совета Министров СССР, министром электростанций СССР. 8 февраля 1955 г. Верховный Совет СССР назначил второго члена хрущевского тандема Н. А. Булганина новым руководителем правительства. Во главе освобожденного им Министерства обороны стал Г. К. Жуков.

Георгий Максимилианович после июньского Пленума ЦК КПСС 1957 г. (о котором мы расскажем в § 4 настоящей главы) был выведен из состава ЦК и в июле 1957 г. отправлен работать директором гидроэлектростанции в Усть-Каменогорск, а затем в августе 1958 г. – директором тепловой электростанции в Экибастуз. В ноябре 1961 г. по требованию Хрущева был исключен из членов КПСС. При Брежневе в 1968 г. вернулся в Москву. Умер 14 января 1988 г., похоронен на Кунцевском кладбище в Москве. Несмотря на неоднократные обращения, в партии восстановлен не был.

§ 4. XX съезд КПСС

Сама по себе смерть Сталина, а также неудачные, но все-таки попытки изменить некоторые базовые постулаты режима имели необратимые последствия. Казавшаяся незыблемой конструкция сталинизма стала шататься.

В 1953–1954 гг. были пересмотрены основные политические дела, связанные с послевоенными репрессиями. В связи с амнистией и частичной реабилитацией после истечения срока заключения на волю стали постепенно выходить и политические заключенные. Пусть их количество было пока невелико, но сам факт их освобождения заставлял задумываться об отношении режима к своим гражданам.

А отношение это было брезгливое – как к бездушному расходному материалу. Касалось это не только невинно репрессированных, но и крестьян во время сплошной коллективизации, солдат во время кровавой войны и вообще отношения начальства к своим подчиненным.

Вытекало это прискорбное обстоятельство из концептуальных основ марксизма-ленинизма, согласно которому течение истории обусловлено некими объективными закономерностями, и потому победа коммунизма неизбежна. При этом люди понимаются не как личности, а как функции, исполняемые в соответствии с повелениями других функций, стоящих выше по иерархической лестнице, – в общем, навязший в зубах образ мелких винтиков в мегамашине. Они могут быть самыми разнообразными, в том числе и в виде «врагов народа», «лагерной пыли», шпионов, диверсантов и т. д.

Вряд ли кто в то время мыслил такими категориями и вообще оперировал понятием «тоталитарный режим», но многие чувствовали несправедливость и обиду. Особенно обидно было представителям элиты (партийным функционерам, управленцам, военачальникам, научной и творческой интеллигенции), которые имели повышенную личную самооценку. Впрочем, и простым людям было обидно за свое полунищенское существование, беспомощность перед бездушной бюрократической машиной, высокомерное отношение со стороны представителей элиты, зримо проявлявшееся в наличии спецраспределителей, персонального транспорта, спецсанаториев и прочих привилегий.

Расчеловечивание и обезличивание всех, начиная с ближайшего окружения правителя и заканчивая зэками и опустившимися, – вот, полагаем, главный признак тоталитаризма, а не культ вождя. Стремление людей вернуть свою личность витало в воздухе, а это грозило крахом тоталитарного режима и вообще завершением коммунистического эксперимента. Советское руководство если не понимало, то чувствовало это и потому страшилось всяческих перемен, противодействовало им.

Вместе с тем ситуация могла выйти из-под контроля. Было понятно, что по мере освобождения политических заключенных они начнут рассказывать, как и за что их посадили, доказывать свою невиновность и, скорее всего, справедливо обвинять в своей трагедии не только Сталина, но и его близких и дальних соратников. Могли возникнуть серьезные вопросы о причастности к репрессиям членов «коллективного руководства», в том числе самого Хрущева, в частности за период, когда он возглавлял партийные организации в Москве и на Украине. В то же время оставлять политических заключенных в лагерях было так же опасно: в обществе мог создаться негативный климат и сформироваться мнение, что нынешние вожди и есть главные зачинщики незаконных репрессий, боящиеся расплаты. К тому же в 1953–1954 гг. во многих лагерях прошли бунты и массовые акции неповиновения заключенных.

Побороть эти тенденции было уже невозможно. Оставалось только их возглавить. Никита Сергеевич поступил в полном соответствии с общеизвестным анекдотом о трех конвертах, оставленных уходящим руководителем своему преемнику. Как известно, в первом конверте была записка: «Вали все на меня»^[41].

Начало эпохе разоблачения культа личности Сталина было положено ударным, хотя и секретным докладом Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС (14–25 февраля 1956 г.)^[42].

Перед новым 1956 годом, на заседании Президиума ЦК КПСС 31 декабря 1955 г., обсуждались «вопросы, связанные с реабилитацией». Была создана «комиссия в составе тт. Поспелова, Комарова, Аристова, Шверника, которой поручено просмотреть все материалы». Непосредственно на заседание Президиума был доставлен заключенный Б. Родос, в свое время следователь по особо важным делам МГБ СССР, один из главных исполнителей политических процессов конца 1940-х гг. Его показания подтвердили, что Сталин лично руководил террором.

Непосредственно перед началом XX съезда, 8 февраля 1956 г., «комиссия Поспелова» представила в Президиум ЦК многостраничный отчет о репрессиях прошлого^[43], в котором содержалась убедительная картина массового террора власти по отношению к населению страны.

Именно из этого доклада нам известны очевидно неполные данные, что только за 2 года (1937–1938) было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1 548 366 человек, из них расстреляно – 681 692 человека, было разгромлено партийно-советское руководство страны – арестовано по 2–3 состава руководящих работников республик, краев и областей; из 1966 делегатов XVII съезда ВКП (б) арестовано 1108 человек, из них расстреляно – 848.

9 февраля 1956 г. этот доклад был заслушан на Президиуме ЦК. Сразу же развернулась дискуссия о том, нужно ли говорить об этом на съезде, как оценивать Сталина. За то, чтобы донести содержание доклада до делегатов съезда, были Аристов^[44], Шепилов^[45] и Маленков. Против доклада выступили Молотов, Boрошилов и Каганович. Картина террора была ужасной даже для членов Президиума. Они все были не просто свидетелями, но и соучастниками. Но систему понимали не все.

Первоначально в проекте повестки XX съезда, подготовленном Отделом партийных органов ЦК, упоминания о докладе Хрущева по этой теме не было. Буквально перед началом съезда были внесены изменения. 13 февраля 1956 г., за день до начала съезда, состоялось заседание Президиума ЦК, на котором было принято решение: «Внести на Пленум ЦК КПСС предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности и утвердить докладчиком Н. С. Хрущева».

Никита Сергеевич сам включился в подготовку доклада: пригласил к себе стенографистку и продиктовал 19 февраля, то есть в разгар работы съезда, свой вариант доклада, который затем был объединен с докладом комиссии Поспелова. Обращаем внимание на то, что текст доклада Президиумом не утверждался, хотя это противоречило традициям подготовки не только съезда, но и вообще сколько-нибудь крупного партийного мероприятия.

В докладе Хрущев все крупные проблемы страны старался свалить на Сталина, на его скверный характер, на его «полную нетерпимость к коллективности». Пытался оправдать партийное руководство, мирившееся со сталинским произволом: «Он действовал не путем убеждения, кропотливой работы… а путем навязывания, путем требования принятия его понимания вопроса, и кто этому сопротивлялся или старался доказать свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим немедленным уничтожением»^[46].

Докладчик пересмотрел выдающийся вклад Сталина в Победу в Великой Отечественной войне. По его мнению, Сталин оказался совершенно неспособным к руководству армией и страной в начале войны, целый год не подписывал приказы. На Сталина Хрущев возлагал ответственность за неподготовленность к войне, за окружение частей Красной Армии под Киевом в 1941 г., под Харьковом в 1942 г.

В своем докладе Первый секретарь ЦК КПСС впервые предал огласке так называемое Завещание Ленина, точнее – приведенную в нем негативную характеристику Сталина, и обвинил последнего в попрании ленинских принципов коллегиальности руководства партией, в насаждении собственного «культа личности». В общем, «Сталин не марксист и не ленинец, и партию уничтожил. Все святое стер, что есть в человеке. То, что он строил, – вовсе не коммунизм»^[47].

Возлагая вину за все плохое в прошлом на Сталина и Берию, Хрущев всеми силами демонстрировал стремление реабилитировать коммунистическую партию, придать новый импульс идеям социализма и коммунизма. При этом парадоксальным образом по-прежнему считал Троцкого, Зиновьева, Бухарина и иже с ними врагами.

Думается, замысливая и произнося этот эпохальный доклад, Никита Сергеевич кроме политических целей преследовал и сугубо личные: сбросить с себя функцию пособника и шута Сталина, возродить свою личность – как человека и лидера Советской страны.