Но три месяца назад, насмотревшись пять дней кряду на пустую страницу там, где должен был быть черновик новой книги, я нырнула так глубоко в «Инстаграм»^[4] и бутылку вина, что почти разглядела свет в конце тоннеля. Тогда-то мне и попался на глаза пост старой участницы «Единственной», щеголявшей миллионом подписчиков. Большинство авторов о такой аудитории только мечтают!

Это открытие заставило меня погрузиться в мир видеокомпиляций лучших моментов «Единственной», и чем больше я смотрела, тем больше задумывалась: что может быть полезнее для продвижения моей писательской карьеры, чем образ автора романтических книг, которая ищет свое собственное долго-и-счастливо?

Участие в шоу могло бы значительно увеличить продажи моей неудачной библиографии. Ну а потом, быть может, когда я докажу свою ценность как автора, я смогу построить что-то новое. Продать что-то новое. В любом случае лучше плана у меня не было с тех пор, как я покинула Нью-Йорк.

С безрассудной беспечностью, которая появляется, когда отчаянно пытаешься отсрочить дедлайн, я перешла на сайт «Единственной» и подала заявку на участие в самом популярном за последние двадцать лет реалити-шоу. Я не была уверена, пройду ли кастинг – я знала только, что довольно привлекательна, потенциально интересна, и, что самое важное, из меня может получиться замечательный персонаж. Никаких гарантий у меня не было.

Пока мне не позвонили и я не прошла через все этапы кастинга. Я знала, что это произойдет, когда на одном из интервью Шарлотта сказала мне: «Писательниц у нас еще не было».

Так что я смотрела предыдущие сезоны как одержимая и делала заметки, читала блоги и советы и занималась тем, что у меня, в общем-то, получается лучше всего – создавала идеального персонажа. Ни мне, ни другим участницам за это не платили, и я не собиралась упускать свой единственный шанс завоевать сердца фанатов.

Чтобы посмотреть на последних участников, мы с Сарой созвонились в Zoom и залпом прикончили весь сезон Шейлин. Мы смотрели на Маркуса, его привычки и глупые шутки, и где-то на середине просмотра Сара сказала:

– Это мужчина твоей мечты. Он эмоционально открыт, но не слишком прилипчив. Он остроумен и знает, чего хочет.

– У тебя крыша едет, – ответила я. – Мы, вообще-то, собирались продумать стратегию, благодаря которой я задержусь на шоу. И ничего больше.

В Маркусе была некоторая уверенность, честность, что мне нравилось. Многие зрители не поняли его прямоту на шоу, но я видела просто человека, который знает, чего хочет. Играть героя-любовника, но при этом быть честным в том, что чувствуешь, – совсем непросто, и его попытки были достойны уважения.

– Да ладно тебе, Жак, разуй глаза! Ты не просто так выбрала «Единственную» из всех шоу, которые помогли бы тебе завоевать внимание аудитории. Зачем ты идешь именно на эту передачу, – спросила Сара, – если не чтобы влюбиться? Это же просто идеально!

– Сара, – вздохнула я, – я не стремлюсь получить кольцо. Я стремлюсь получить аудиторию.

Подруга прищелкнула языком.

– Просто будь готова, – сказала она мне тогда, – он ищет что-то настоящее.

И пока Элоди, младшая продюсер, провожает меня к бару, мне в голову приходит до смеха нелепая мысль: а что, если Сара была права? Что, если у нас с Маркусом достаточно общего, чтобы найти общий язык? Может, это будет весело.

Я не строила иллюзий, не подумайте. Люди не находят любовь на реалити-шоу, особенно на этом. Здесь находят подписчиков в соцсетях и начинают рекламировать чай для похудения, сколько бы участниц ни заверяли всех, что «пришли сюда по зову сердца». Они зарабатывали деньги и создавали свой бренд. И, если я правильно разыграю свои карты, через несколько недель я могу оказаться на их месте.

– Жак, у тебя есть минутка на ИВМ? – спрашивает Элоди, как только бармен ставит передо мной стакан жидкой храбрости. – Интервью в моменте, – поясняет она.

– Конечно, – говорю я, и съемочная группа тотчас же провожает меня в тихую комнатку, выделенную специально под эти цели. Стены здесь выкрашены красной краской, а задником служат золотые занавески.

– Похоже, вы с Маркусом нашли общий язык, – начинает Элоди.

– Я пока не уверена насчет Маркуса, – осторожно говорю я. Играю недоступность, жду настоящих искр – таков мой ход. – Мы только встретились. Я хочу быть уверена, что мы друг другу подходим.

– Ты кажешься нерешительной. Как давно ты в последний раз в кого-то влюблялась?

Я хмурюсь. Ее вопрос застал меня врасплох. Я ожидала, конечно, вопросов о прошлых отношениях – мне уже приходилось отвечать на них, и не единожды, но о влюбленностях я особенно не раздумывала. Из принципа.

– Э-эм… Не знаю…

– Можешь отвечать, как будто меня здесь нет? – с улыбкой говорит Элоди. – Мои реплики мы потом вырежем.

– Я не опасаюсь любви, – говорю я камере, живо исправляя свою оплошность. – Но я ищу что-то настоящее, – добавляю, потому что публике такое вроде как нравится. (В эпизоде сразу после этих моих слов идет кадр, в котором я залпом выпиваю напиток у барной стойки, а потом еще один кадр: я смеюсь в комнате для интервью.)

– Ладно, справедливо. Когда у тебя в последний раз было что-то настоящее? – спрашивает Элоди.

Я прикусываю губу, просчитывая ответ. Не люблю делиться своими чувствами, поэтому над этим придется поработать.

– Мне не страшно быть открытой, – говорю я. Вроде выходит искренне. – Да, мне делали больно в прошлом, но кому не делали? Я просто хочу быть уверена, что откроюсь тому самому.

– Супер! – говорит мне Элоди и кивает оператору, который прекращает съемку. – Ты будешь так здорово смотреться на экране, Жак!

Она возвращает мне мой стакан.

– Ну что, пойдем обратно на вечеринку? Другие девочки должны были уже прийти.

Мы идем через коридор печально известного «Единственного» особняка. Вживую он выглядит значительно менее гламурно, чем по телевизору. Я слышу звуки начинающейся вечеринки. Мы проходим мимо еще одной комнаты для интервью.

Я опрокидываю свой стакан – на этот раз бурбон, рыдайте, южные красавицы, – и направляюсь к бару за добавкой. Я чувствую, что Шарлотта, добравшаяся таки до особняка, внимательно за мной следит. Она наклоняется к одному из ассистентов и спрашивает, сколько я уже выпила за этот час. Это только мой второй стакан, если считать от часа к часу.

Вижу, как открывается дверь еще одной комнаты для интервью. Оттуда выходит мужчина – наверное, еще один из продюсеров. А потом я его рассматриваю. Темноволосый, загорелый; рукава его рубашки закатаны и обнажают мускулистые руки; его тело напряжено, как пружина на взводе.

Он замечает меня.

Я роняю стакан, он прокатывается по барной стойке, падает на плитку пола и разбивается.

Пять дней назад

Я прилетела в пятницу рано утром, на ночном рейсе из Чарлстона через Даллас. На такси приехала к дому Сары в Санта-Монике, пляжному и современному, почти что на бульваре Сансет. Джош был на работе – из-за которой они вдвоем и оказались в Калифорнии, – а Сара сидела дома с ребенком и готовилась к экзамену на адвокатскую деятельность.

– Не хочешь попробовать немного поспать? – предложила она после моего приезда, и я согласилась. Спалось мне неспокойно, как бывает, когда тело знает, что сейчас не время для сна. К двум часам дня я уже проснулась и успела принять душ.

– Не хочешь, случайно, пойти перекусить? – с надеждой спросила я. Сара оторвалась от книг и файлов, занимавших весь ее залитый солнцем стол, и взглянула на меня усталыми глазами.

– Не могу, – ответила она. – У меня онлайн-кружок в три часа.

– Как ты себя чувствуешь? – Я зашла в комнату, тихонько, чтобы не разбудить малышку Эстер.

– Чувствую, – отрезала она. Сара по натуре своей очень прагматична. Мы с ней подружились в колледже, когда она заметила, как легко мне дается английский.

– Символизм, – мудро сказала она тогда, – это фигня полнейшая. Больше половины этих ребят писали свои книги либо пьяными, либо накурившись опиума или чего покрепче. Наверняка галлюцинации на стенах видели. Я не собираюсь в этом копаться.

Мне понравился ее подход, а еще то, что она не спешила никого осуждать. Мы подружились так же, как смертельно уставший человек падает в постель – со счастливым вздохом: наконец-то можно просто побыть с кем-то, кому так же кристаллически пофиг.

До встречи с Сарой я не то чтобы умела дружить. Значительную часть подростковых лет я видела во всех, кто меня окружал, только соперников: в учебе, в борьбе за гранты, в спорте. Я легко подпускала людей к себе и так же легко отпускала их. Но в Саре я нуждалась. Она была гаванью, в которой можно скрыться от штормов реальности.

Днем в пятницу Санта-Моника кипела жизнью: сплошь толпы гуляющих, молодежь на электроскутерах и велосипедах. На бульваре Санта-Моника люди садились обедать на патио, с пинтами пива, или игристым розовым вином, или водой, или сидром в стаканах; всюду шорты и майки, и солнечные очки – вся Южная Калифорния в одной сияющей улице.

Я собиралась перехватить где-нибудь салатик, но вместо этого оказалась в баре, как со мной обычно случается. В худшем случае, рассудила я, можно будет перекусить какими-нибудь начос из меню закусок.

Меню оказалось смехотворным: все коктейли стоили неоправданно дорого – на деньги с продаж моих книг так не разгуляешься. Из-за таких цен я и покинула Нью-Йорк.

Я кивком подозвала барменшу и заказала Bud Light. Она откупорила бутылку и передала ее мне с усмешкой, но меня этим было не остановить. В один глоток я выпила чуть ли не половину.

«Спокойно, – подумала я тогда. – Ты спокойна».

Две недели назад Прия заявилась в мою квартиру в Чарлстоне, чтобы отснять визитку для шоу. Как я играю с Янком, моим метисом боксера; как занимаюсь пилатесом; как печатаю что-то на компьютере («просто попробуй выглядеть, как когда пишешь книги»), на заднем фоне – обложки двух моих книг, висящие в рамках на стене. Потом Прия хитро предложила сходить на пивоварню чуть дальше по улице, и операторы сняли, как я потягиваю пиво.

– Я делаю перерыв в творчестве, чтобы найти любовь, – по команде сказала я в камеру. Прия чуть ли не облизывалась. – Пора мне стать героиней своего романа, – это была хорошая фраза. Мне до жути не хотелось быть одной из многих «девчонок по соседству». Таких в истории шоу пруд пруди. Я знала, что придется ломать стереотипы.

Я сидела на высоком табурете в слишком дорогом, слишком модном баре в Санта-Монике. Разблокировала телефон и обнаружила, что мама успела уже трижды справиться в семейном чате о моем безопасном приземлении. Истерические нотки с каждым следующим сообщением делались все заметнее.

Ты уже приземлилась?

Джеки, это я, твоя мать! Помнишь, я просила мне отписаться?

Я уверена, ты не умерла, но я в десяти минутах от того, чтобы позвонить в American Airlines за подтверждением.

– «На месте. В порядке», – наконец ответила я.

Почти минуту спустя я получила сообщение в ответ: Ты пытаешься найти себе мужа на реалити-шоу, уверена, что это считается за «в порядке»?

Остин, мой младший брат. Когда он узнал, что я собралась пойти на «Единственную», он истерически рассмеялся. Полагаю, его все еще не отпустило.

Хватит уже, пишет Эйлин, невеста Остина. Жак, все будет супер! Удачи!

А потом папа непонятно к чему написал: Я так напился, что не чувствую вкуса курицы, и я положила телефон.

Я допила свой Bud Light и показала на бутылку проходившей мимо барменше. Она без пререканий направилась к холодильнику и принесла мне еще один.

– Ты пьешь такое отвратительное пиво, сидя в Chalet?