Чистый лист (страница 11)
Для меня важно было другое: случайный прохожий на улице или любой другой человек, даже в долгой беседе, не мог заметить эту странность. А глаза, волосы и кожа были уже естественных цветов, хотя и необычных.
Май предположил, что эта особенность восприятия связана у меня с временным отсутствием собственной магии. То есть я сейчас настолько восприимчива, что вижу «спектральные метки», не напрягаясь и даже не сознавая, что именно вижу.
– А почему я в таком случае не вижу магию в других местах? Например, приборы в лаборатории, где я очнулась. Они же должны пестреть разноцветными пятнами! Ой, хотя пятна же были… – вспомнила я. – В самый первый момент они надо мной плавали в воздухе, а потом куда‑то делись!
– Давай ты задашь этот вопрос Стевичу, – вздохнул Май. – Я, конечно, могу предположить, что это связано с отличиями магического фона живых существ и неживых предметов и что спектральные метки – больше свойство души, чем тела. Но это только логические предположения, а Горан ответит точно.
– А что, я в ближайшем будущем с ним увижусь?
– Ты не хочешь? – насторожился мужчина. – Не волнуйся, он тебя не обидит.
– Да я и не волнуюсь. Просто вроде бы говорили, что меня нельзя оставлять надолго с другими людьми, не скажется ли это на здоровье? А то я еще с визита портнихи об этом периодически задумываюсь.
– Не волнуйся, Горан предпримет все необходимые меры предосторожности, – заверил меня тезка. – К тому же несколько часов общения вполне допустимы, если это происходит не каждый день. Горан хотел провести какие‑то тесты и что‑то проверить, и я имел неосторожность от твоего имени согласиться. Все же ты – его эксперимент, я не был уверен, что имею право…
– Май, не извиняйся, все в порядке, – отмахнулась я. – Буду только рада компании, и мне тоже интересно, как я получилась. Ты мне лучше вот что скажи, у тебя есть какой‑нибудь знакомый, которого не жалко?
– В каком смысле? – удивился Недич.
– Не жалко побрить налысо, – пояснила ему.
– Зачем?! – опешил он.
– Мне просто интересно, а как будут выглядеть эти спектральные метки на совершенно лысом человеке. Они ведь в волосах, даже если те достаточно короткие, и больше нигде. А у лысого как? Что, будут полоски на черепе? Или вообще ничего? Но ведь это нечестно! Май, ну хватит ржать, серьезный вопрос, между прочим!
Я попыталась изобразить обиду, даже в показном негодовании ткнула его кулаком в плечо, но серьезную мину не удержала и сама рассмеялась.
– Боги! Майя… – пробормотал Недич, когда сумел нормально говорить. – Я не успеваю за галопом твоих мыслей. Давно так не смеялся. Прости, не хотел тебя этим задеть.
– Брось, на что тут обижаться, мне даже нравится. Ты и так очень милый, а когда улыбаешься – ну просто слов нет! – заверила я, подперев ладонью щеку и глядя на тезку с умилением. – Так что с удовольствием буду смешить тебя и дальше, готовься.
Кажется, это заявление мужчину несколько смутило, но глаз он не отвел, продолжал смотреть с улыбкой и теплыми искорками в черных глазах. Хм. Или они у него все‑таки не совсем черные, а темно‑синие? Или тут просто освещение такое?
Вечер у нас прошел почти традиционно: в кабинете, за разговорами и собственными делами. Я читала, Май опять корпел над бумагами. Я не удержалась, спросила; оказалось, это были вперемешку письменные работы студентов, планы лекций, научные журналы и деловая корреспонденция. Не так уж далеко ушел Май от семейного дела: род Недичей владел двумя большими верфями, на которых строились корабли, морские и воздушные, несколькими ремонтными заводами и даже парой исследовательских лабораторий государственного значения, полностью объяснявших интерес и доступ Недича к информации о технических новинках. Управляло этим хозяйством несколько доверенных лиц, а тезка осуществлял общее руководство. Времени «хозяйство» отнимало уйму, но к своим обязанностям мужчина относился ответственно. Хотя, кажется, роль большого начальника ему не нравилась.
– Май, а ты бываешь на верфях и заводах? – с затаенной надеждой спросила я.
– Конечно. На всех и часто не получается, пара заводов находится на другом конце континента, но по возможности стараюсь. Иначе какой от меня толк?
– Я сейчас начну проявлять наглость, – предупредила я и подалась вперед, обеими руками вцепившись в край стола. – Май, возьми меня в следующий раз с собой! Ну пожа‑а‑алуйста! Ужасно хочется взглянуть, как это все выглядит! Особенно на строительство дирижаблей! Я буду себя очень‑очень‑очень хорошо вести! Честно‑честно!
– Если тебе так хочется, то, конечно, поехали. – Май явно растерялся от моего напора, но согласился как будто без внутреннего протеста. Похоже, на самом деле не видел в этом ничего дурного.
А мне с трудом удалось вернуться к учебникам и отвлечься от мыслей о поездке, как будто предстояла она не через неопределенные несколько дней или даже недель, а вот прямо завтра. Не знаю почему, но возможность увидеть настоящий огромный завод, на котором собирают дирижабли, вызывала ажиотаж и непонятный трепет. От подобной перспективы меня переполняли восторг, предвкушение и странное сочетание нежности и умиления, и я все никак не могла объяснить себе это чувство. Интересно, я действительно занималась чем‑то похожим в прошлой жизни или, наоборот, всегда мечтала, но не имела возможности?
Потом я более‑менее успокоилась, отыскала собственную шпаргалку и задала Маю несколько вопросов. Например, узнала, что на дворе восемь тысяч сто сорок девятый год, последний месяц весны – цветань. Что Зоринка – огромный университет магической направленности, но готовит и специалистов в других областях, дипломы здесь получают разные специалисты, от военных инженеров до хроматологов и от физиков‑теоретиков до философов. Учатся тут на равных и парни, и девушки, хотя последних традиционно меньше. Не потому, что им кто‑то мешает, а потому что сами не горят желанием: за красивые глаза в Зоринке никто держать не станет, а к знаниям и саморазвитию местные женщины тянутся несколько меньше мужчин.
Еще я узнала, что Май и Горан работают не только на разных кафедрах, но и на разных факультетах. Стевич оказался значительно старше моего тезки, так что вместе они не учились, а сдружились в спортивной секции: оба играли в университетской команде по звочу. Какая‑то командная игра с мячом, я не расспрашивала подробнее.
Куда сильнее правил звоча меня по‑прежнему интересовали подробности жизни Мая. Конечно, не исключено, что я по жизни сплетница, но мне казалось, что дело тут все‑таки в конкретной личности. Мало того что Недич заинтриговывал даже теперь, когда я в общих чертах знала о произошедшем с ним и могла без труда додумать остальное, но главное, во мне все крепче укоренялась странная уверенность, что я могу ему помочь.
Даже не потому, что я такая веселая и замечательная; думаю, в других обстоятельствах мой характер и поведение вполне могли вызвать осуждение столь аристократически воспитанного мужчины. Нет, все дело в магии, которую я не понимала, но видела. Да тут надо быть слепой, чтобы не замечать: мы сейчас противоположности друг друга. По местным меркам мы оба больны, но – взаимоисключающими недугами. И если общество замкнутого после аварии и закрытого от мира Мая полезно чрезмерно открытой мне, то наверняка это работает и в обратную сторону!
И не по этой ли самой причине Стевич сплавил меня жить именно к проблемному другу, которого он наверняка отчаялся отправить к врачам? Или как минимум эта идея послужила дополнительным аргументом.
Меня даже в конце концов посетила мысль, что ошибка, из‑за которой я появилась в лаборатории, была вовсе не ошибкой, а точным расчетом, но я ее отогнала. Нездоровое какое‑то предположение.
Глава 4
Честность – идеальная политика, то есть в реальности не существует
– Вот объясни мне, почему у женских нарядов пуговицы почти всегда сзади, да еще такие мелкие? – обратилась я к Маю, когда мы ехали в лифте.
– Я? – растерялся мужчина.
– А у кого из нас все хорошо с памятью и знанием здешних реалий? – уточнила ехидно. – Я‑то, выходит, нездешняя. Пришелица. Хотя нет, это что‑то другое, мне кажется. Оно подразумевает какую‑то добровольность, а я сюда попала явно неосознанно. О! Попаданка! Какое глубокое, многогранное слово! Но это если случайно, а если Стевич меня сюда принудительно затащил, то, выходит, уже «затащунка»… Как‑то неприлично звучит.
Я в конце концов захихикала, Недич же с самого начала слушал мою пустую болтовню с благосклонной улыбкой, как обычно слушают лепет маленьких детей.
Кажется, его забавляли не столько мои слова, сколько я сама, но это совсем не обижало. Похоже, я вообще не любила, когда люди вокруг хмурятся и злятся, тем более люди близкие, и готова была на ушах стоять, если их это развеселит. А Май, хоть я его и знала всего ничего, первый мой близкий человек в этом мире. Пусть временно, пусть он даже не друг – приятель и временный покровитель, но от этого он мне не менее симпатичен.
Когда дошли до великолепного вороного монстра, я снова плюхнулась на переднее сиденье, но с этим Май перестал спорить еще позавчера. А я не стала возражать, чтобы он открыл мне дверцу, сегодня вот даже уняла зуд нетерпения и заставила себя подождать этого момента. Во‑первых, зачем ломать многолетние хорошие привычки Недича, во‑вторых, дверь действительно очень тяжелая, а в‑третьих… Приятно же, чтоб мне посереть!
– Ну так что там с пуговицами? – вернулась к прежней теме, когда мы разместились в машине. – Только знай, я ни за что не поверю, что ты впервые столкнулся с этой проблемой три дня назад! Уж очень ловко у тебя выходит.
– Расстегивал. Застегивал. Носить – не доводилось, – легко отбрил Май, выруливая на улицу.
– Логично, – рассмеялась в ответ.
За подобной легкомысленной болтовней ни о чем мы через бурлящий утренний город докатились до Зоринки. Движение в это время оказалось достаточно оживленным. Попалась пара конных экипажей, но они скорее смотрелись диковинками, в основном по Беряне колесили разномастные автомобили.
Больше того, я наконец‑то обратила внимание на наличие трамваев. Пузатые, длинные, выкрашенные в красный, порой сцепленные поездами по две‑три штуки, трамвайные вагончики напоминали связки сосисок. А торчащие пустые сцепки‑хвостики только усугубляли впечатление.
Кажется, я сегодня недостаточно плотно позавтракала.
А вообще Беряна мне очень понравилась. Невысокие, в два‑три этажа, дома с цветными черепичными крышами, широкие улицы, утопающие в свежей весенней зелени. Яркие люди, яркие автомобили, вычурные клумбы и вазоны с цветами… Хотелось пройтись по каменным тротуарам пешком, купить свежую булочку вон в той пекарне с полосатым козырьком, посидеть на бортике фонтана, бьющего в центре тенистого сквера.