Выбранный народ празднично балагурил, а оставшиеся в казарме молча завидовали, весело напутствуя счастливчиков. Я же оделся в свой многострадальный костюм и пальто, из которых почти вырос, вытянувшись за год на десять сантиметров и хорошо раздавшись в плечах – слишком хорошо кушал казённые харчи. Ежели бы шил костюм впритык – точно не влез бы в него. А так стал чуть маловат, зато по моде, так что носить можно. Выйдя вместе с народом на улицу, зашагал в сторону Старого Невского, а коллектив отправился к Неве.

В Адмиралтействе снова был праздник: лилось шампанское, летели конфетти, бахал фейерверк, а пары кружились в танцах. Мария стояла в зале, кого-то высматривая. Прошёл год и она повзрослела, немного вытянулась и похорошела. Вскоре увидела вошедших в зал гардемаринов. Вот и товарищи, с кем в прошлый раз был Сашка. Вот только вместо него сегодня в их компании пришёл другой парень. А вечером начались танцы. В зал вошла Валентина и подошла к стене, встав недалеко от знакомых ей гардемаринов. Почему-то в обеденном зале она не увидела Александра.

Начались танцы и парни приглашали знакомых им девушек. После нескольких танцев она решилась подойти к невысокому пареньку, беседующему с какой-то девицей.

– Гардемарин, а вы не знаете Михайлова?

– Отчего же не знаю? Это мой товарищ, только он отказался идти.

– Почему?

– Сказал, что смысла нет.

– Благодарю вас…

Глаза Валентины вспыхнули и тут же погасли. Похоже, придётся ей искать другую партию. Маша отошла к стене, а затем решила выйти из зала. Заиграла музыка и к ней подскочил лейтенант:

– Сударыня, прошу вас на танец.

– Я не танцую.

– Как же так, сударыня, праздник ведь!

– А, впрочем, пойдёмте.

Валя так и простояла у стенки, а дочь вице-адмирала довольно часто приглашали на танцы.

Я же шёл по городу, полной грудью вдыхая морозный воздух. Хотелось зайти в Александро-Невскую лавру, постоять под её куполом, мысленно представив своего небесного покровителя Александра Невского. Времени было пять вечера, так что по проезжей части часто пролетали украшенные бубенцами и лентами кареты, сани городских богатеев и рядовых извозчиков, а мимо спешили домой идущие с работы служащие. Я подходил к собору, когда меня обогнала процессия из нескольких карет, за которыми скакали кавалергарды из лейб-гвардии. Процессия остановилась возле Лавры, из карет стали выходить гомонящие и смеющиеся люди, а всадники спешились, окружив богатеев.

Когда я дошёл к воротам, весёлая процессия уже прошла через двор и неторопливо входила в собор. Я ускорился и пристроился в её хвосте. Собор был полон пришедших на вечернюю службу людей, которые быстро рассосались по углам, освободив место вошедшим. Поскольку я вошёл с этой компанией, то оказался в их группе. Среди высокородных гостей чуть впереди увидел императрицу. Я засмотрелся на неё, на что меня встряхнули, и я услышал вопрос лейб-гвардейца:

– Чего глаза вылупил? Матушку-императрицу не видел?»

Меня это разозлило, поэтому я громко ответил:

– На императрицу глаза не вылупляют, а смотрят с почтением и радостью. Да, я впервые вижу Елизавету Петровну!

На меня стали оглядываться люди из окружения, а затем и сама императрица, произнеся:

– Прелестно! Господа, послушайте, какое сей юноша имеет понимание. Как зовут молодого человека?

– Гардемарин Морского корпуса Александр Михайлов, ваше императорское величество.

– Отменно!

– Служу вам и России.

– Сие похвально, служи с честью.

Народ одобрительно пошумел, я щёлкнул каблуками, вытянувшись по стойке смирно, после чего царедворцы во главе императрицей потеряли ко мне интерес и отвернулись. Рядом с императрицей стоял не кто иной, как её фаворит Иван Шувалов.

– Лиза, а ведь я знаю этого юношу. Его очень Ломоносов хвалил и мне представил.

– Забавный юноша. Ежели полезен, так приставь к делу.

Зато гвардеец после того, как императрица отвернулась, схватил меня за шкирку и отправил к дверям со словами: «Будут меня всякие сопляки учить. Пшёл вон отсюда!»

Чтобы не шуметь в церкви, я вышел, а затем спокойно зашёл с другими прихожанами, притиснулся к стене и отстоял праздничную службу. По её завершению императрица со свитой, другие прихожане и я приобщились к таинству миропомазания, после чего царственная процессия вышла, не обратив на меня внимания. Эх, жаль, не удалось пролезть на тёплое местечко подле власть имущих. Ну и хрен с ними! 25 января открывался Московский университет, было куча организационной работы, так что ни Ломоносову, который уехал в Москву, ни тем более Шувалову до меня не было никаких дел.

Возвращаясь в Корпус, заглянул в ресторацию. Там гулял служивый и военный народ. На сцене пели романсы, играла весёлая музыка, звучал гул празднующей толпы. Места мне не нашлось, поэтому зашёл в трактир попроще, где наелся натуральной пищи и поболтал с соседями по столику. Посидев часик, расплатился, вышел на улицу и продолжил свой променад. Нагулявшись по вечернему Петербургу, перед поверкой вернулся в казарму.

Поздно вечером после бала заявились довольные гуляки. Самсон рассказал мне о вечере, завершив словами:

– Видели твоих поклонниц – Валю и адмиральшу. Валя тобой интересовалась, а адмиральша хотела, но не подошла.

– Пустое это. Мне и так хорошо живётся.

Наступили зимние каникулы, но в моей жизни ничего не изменилось. Я так же ходил работать в мастерские, а затем готовился по предметам факультативного курса, уделяя им несколько часов в день. Правда, в Корпусе стало тише, многие петербуржцы и жители пригородов разъехались по домам. Мои друзья теперь сами ходили в увольнительные, чтобы встретиться с выбранными ими на прошлом балу девушками. Лобов так же встретил даму сердца на этом вечере.

Глава 5. Плавание за горизонт

Долго тянулся последний семестр моего пребывания в Морском корпусе. Кадеты и гардемарины учились, дрались, за неуспеваемость и хулиганство их пороли розгами и сажали в карцер – жизнь в Корпусе шла своим чередом. Меня это дело не касалось, потому что дурью не маялся, учился прилежно и был у преподавателей на хорошем счету. Наступил июнь – пора экзаменов. Я сдал их с отличным аттестатом, даже по французскому языку, разговаривая на нём вполне сносно – не француз, но и не "деревня неотёсанная".

Прошли летние каникулы, и в конце августа пришло время полугодичной выпускной практики. В день нашего убытия мы стояли на пирсе, готовые взойти на наш учебный корабль. Офицеры и мичманы прощались со своими жёнами и детьми, а гардемарины с мамашами или девушками. Я осматривался по сторонам, увидев знакомую фигуру. Я подошёл к стоящей у причала девушке.

– Валя, здравствуй! Я очень рад, что ты пришла.

– Вот, Саша, решила тебя проводить в плавание.

– Спасибо, Валь, и прости.

Девушка кивнула головой и платочком вытерла набежавшую слезу.

– Прощай, Александр.

– Прощай, Валентина.

Она отошла и скрылась в толпе стоящих на пирсе людей. А я смотрел на море, которое звало меня в дальний путь. Над нами летали чайки, громко галдя о чем-то своём, возможно, комментируя действия бестолковых людей, зачем-то плывущих в чуждую им стихию. В доме Ростовцевых глава семейства собирался отправиться на службу.

– Пап, ты куда?

– Гардемарины уходят в последнее учебное плавание. Надо будет сказать напутственное слово – я ведь куратор училища. Маш, не хочешь со мной проехаться?

– Нет. Мне это не интересно.

– Как знаешь.

Отец одел парадную форму, слуга вызвал экипаж и адмирал уехал в порт. Следом из дома вышла молодая барышня, остановив извозчика на бричке, отправившись следом. Она стояла на пирсе, увидев прощание Сашки Михайлова с девушкой, которую, кажется, звали Валентина. Почему-то после прощания она ушла очень расстроенной. Затем рослый и уверенный в себе парень вместе с другими гардемаринами поднялся на палубу. Там они построились, стоя в белой форме вдоль борта. О чем-то вещал её отец, затем начальник училища, а строй гардемаринов и корабельных матросов кричал "ура". После этого провожающие сошли на пирс, а экипаж судна стал готовиться к выходу в море.

Сейчас мы были выпускным классом и будущими офицерами, так что и практика была офицерской: мы несли вахту помощниками вахтенного офицера и штурмана, самостоятельно прокладывали курс корабля и командовали вахтенными матросами. Правда, всё это происходило под присмотром капитана, офицеров и наших наставников из преподавателей корпуса.

Наша учебная шхуна держала курс в испанскую колонию Экваториальная Гвинея на остров Фернандо-По. Почему туда? Как я узнал от Лангмана, в это время там были одни из самых крупных плантаций кофе. Офицеры покупали его и сдавали петербургским купцам, имеющих торговые лавки типа "Чай, кофе и другие колониальные товары", тем самым подрабатывая к жалованию. Узнав об этом, я также решил подзаработать, отчего поменял все свои рубли на испанские серебряные пиастры. Аналогично сделали и мои друзья.

Мы прошли загруженное торговыми кораблями Балтийское море и оказались в Северном, непредсказуемом своими штормами и наличием большого количества морских мелей, которые здесь назывались «банками». Мы шли вдоль берегов Голландии, и я нёс вахту, командуя кораблём. Погода была солнечной, лишь иногда появлялись порывы ветра. Капитан отдыхал, а вахтенный офицер контролировал мои действия. Я посматривал на паруса, на ветроуказатель, болтающийся на мачте, и на небо в сторону, откуда дул ветер. Иногда для проверки облизывал палец, поднимая его вверх и смотря, откуда он станет холодеть. Наконец, обратился к вахтенному офицеру:

– Господин капитан-лейтенант, шторм намечается.

Офицер проделывал те же операции, так что сделал соответствующие выводы, но поинтересовался у меня:

– Почему вы так думаете, гардемарин?

– Ветер начинает рвать.

– Ваши действия, гардемарин?

– Прямо по нынешнему курсу на карте отмечены банки Лоуренса, поэтому надо уйти от них подальше, чтобы волна не выбросила шхуну на мель. Сменю галс и пойду мористее, обходя банки. Сейчас судно идёт крутым бейдевиндом. Когда ветер усилится, прикажу убрать паруса, а когда начнётся шторм, развернусь носом к волне в положение левентик.

– Хорошо, исполняйте.

Я отдал команды, мы повернули на три румба западнее, повернув в море. Паруса наполнялись ветром, а гардемарины и матросы, выполняя мои команды, маневрировали ими. В небе появилась чёрная точка и ветер усилился. Секстантом произвёл измерение своего положения, сверив его с координатами мелей Лоуренса, и отдал следующий приказ:

– На мачтах стравить шкоты, взять паруса «на гитовы»! Марсовым подготовить судно к шторму. Рулевому ещё повернуть на румб вправо, курс ост-ост-вест.

Чтобы паруса не порвало ветром одни матросы стали тянуть «гитовы», подтягивая паруса к реям, другие ослабляли шкоты фока и грота, третьи рифили «лишние» кливера на бушприте, а марсовые полезли на реи убирать верхние паруса. Вдали небо быстро чернело, волны становились круче, сильнее ударяя в борт. Мы повернули носом к волне, паруса заполоскали, а затем надулись, двигая корабль "задним ходом". Завершив подготовительные работы, я продолжал командовать, и судно вновь побежало вперёд на косых «штормовых» стакселях.

Мы успели подготовиться, а вскоре налетел ветер, принеся ливень и волны. Несколько часов шторм болтал нас, а затем ушёл севернее к берегам Норвегии. К тому же прикрылись от идущего из океана шторма берегами Шотландии, через пролив Ла-Манш прошли мимо Британии и, снова поставив все паруса, «полетели» к экватору. Наша практика шла своим чередом, гардемарины несли полноценные дневные и ночные вахты, командуя кораблём или исполняя роль матросов, по кругу меняясь обязанностями.