Когда он закончил, и положил дощечку на ткань, Чхве Тансу встал. Его движения были тихими, как у призрака. Он подошёл к парню и долго смотрел на оберег. Его сухие от возраста пальцы осторожно скользнули по спирали. Остановились на смещённой оси. Погладили пятно. Некоторое время он просто молчал. А потом сказал:

– Плохо. – Его голос был суров. – Но ты старался. Видно. И узор не развалился.

Он забрал дощечку. И поднял на Андрея изучающий взгляд. А потом впервые – чуть усмехнулся.

– Будешь учиться. Если молчалив, пусть руки говорят за тебя.

Потом, когда Тансу ушёл в глубины лавки, Андрей остался наедине с тишиной и лёгким запахом змеиной крови на пальцах. Его мысли были весьма сумбурны. Так как ему было понятно, что старик всё же понял, что парень был не просто каким-то бродягой из городских трущоб. При этом, было заметно, что старик отреагировал на такие новости вполне ровно. Значит решил, что парень ему не враг. А если враг – то хотя бы умный и терпеливый. И пока Андрей не делает ему зла, то и этот старик даст ему место.

Только потом парень медленно стер с пальцев выступившую там кровь, и мысленно усмехнулся. Про себя. Теперь он стал частью этой лавки. И, возможно, начнёт учиться по-настоящему…

………..

Ночь в лавке ритуальщика наступала не с заходом солнца, а с щелчком – едва Чхве Тансу запирал изнутри дверь тройным замком, и спокойным жестом гасил основной фонарь. За городскими стенами шум постепенно стихал, но внутри лавки жизнь ещё долго не замирала.

В этот раз старик сидел за своим верным письменным столом, что стоял в задней комнате. Сейчас в его руке была зажата кисть с серебряным наконечником, а перед ним – ровной полосой был расстелен узкий свиток, исписанный вертикальными рядами иероглифов ещё в старом, доимперском стиле. На этом шелке была изложена летопись его рода, передаваемая из поколения в поколение. Которая со временем превратилась в дневник его собственных деяний, и событий, которые могли повлиять на его собственную жизнь. Тихо выдохнув, он чуть склонился, поправил лампу, и, обмакнув кисть в особые чернила из толчёных червей и угля благовоний, спокойно и аккуратно вывел:

“День двадцать восьмой. Новый ученик. Молчит, возможно немой от рождения, но такие обычно ещё и глухи. А он всё слышит. Так что это может быть травма. А может быть молчит либо от страха, либо по убеждению. Не ворует. Не врёт. Работает с точностью, но делает ошибки… И те, с умом. Руки – слишком “прямые” для уличного беспризорника. В ауре, мне кажется, есть нечто завуалированное. Тяжёлое. Пространство вокруг него искажается, как у тех, кто трогал запретные печати. Но дух спокоен. Пока. Назову его – Бездонный сосуд. Пусть покажет, чем наполнится.”

Потом он поставил печать, высушил чернила и спрятал свиток за фальшивой панелью в нижней части шкафа, на первый взгляд – незаметной. После чего старый лавочник пошёл спать. Уже было поздно. И именно поэтому он и хотел, чтобы утром никто не понял, что он ночью занимался чем-то таким, что не хотел демонстрировать другим.

Но он не знал о том, что в этот час и Андрей не спал. Его слух, усиленный духовной практикой, улавливал шелест кисти, движение по шелку, запах чернил, которых не было на рабочем столе днём. И он понял, что старик ведёт записи. И делает это так, как делают те, кто бережёт наследие, или скрывает какую-то информацию. Иначе можно было бы такие записи делать и в присутствии слуг. А не посреди ночи. Как те же самые бухгалтерские записи учёта ингредиентов и проданного товара.

На следующий день, когда Тансу вышел к клиенту в переднюю часть лавки, Андрей, осторожно войдя в заднюю комнату под предлогом уборки, стал внимательно изучать шкаф, который, судя по следу пыли на полу, немного перемещался. Стена за ним “дышала” магией. Присмотревшись к подозрительному месту более тщательно, он нашёл крошечный замок из тонких спиралей, и чуть толкнул пространство – не физически, а духовно. Замок раскрылся практически беззвучно. Панель сдвинулась. И перед ним показался свиток. Он лежал ровно, так что парню не составило труда отогнуть край. С которого он и прочёл. Каждый иероглиф. Каждое слово. И понял две вещи. Этот старик мог быть куда более могущественен, чем казался на первый взгляд. Этот свиток писали те, кто обучен техникам сохранения духа рода. Это не просто ритуальщик. Это – человек системы, носитель знаний и… Возможно, бывший представитель какой-то из сект. К тому же парню стало понятно ещё и то, что он всё же находится по пристальным наблюдением. И не просто так, а как потенциальная опасность.

Насторожившись ещё больше, с этого дня, Андрей начал замечать больше. Он обращал внимание не только на ингредиенты, но и на тех, кто входил в лавку за покупками. И даже просто поделиться сплетнями и слухами.

Один человек приходил с накидкой цвета чёрной глины, смешанной с кровью, которую носят только ученики школы Чёрного Тигра – организации, практикующей искажённые техники поглощения души через резонансные свитки.

Второй был с нашивкой журавля с девятью перьями – школы Туманных Перьев, где практиковали огненную алхимию и вызывали духов через сожжение жертвенных фигур. А также очень стараются использовать яды. Даже для лечения.

Но особенно часто приходили те, у кого был незаметный, но единый знак. Бледный синий амулет в виде спирали, почти всегда спрятанный под воротом. И Андрей узнал его. Он видел такой раньше… У одного из магов, погибших у самой Гробницы Павшего Бога.

“Они все – из одной секты. Они что-то ищут. И, возможно, этот старик – их связной в этом городе…”

Теперь он не просто наблюдал. Он запоминал лица. Следил за почерком заказов. И даже начал догадываться, какие артефакты и печати готовятся для чего-то более крупного. И с каждым днём он всё яснее понимал:

“Я оказался не просто в лавке. А в самом сердце какой-то странной, и вполне возможно даже весьма опасной паутины. И теперь мне нужно понять, кто здесь паук… А кто – муха.”

………

В тот день, когда сумерки пришли раньше обычного, а над городом навис туман, пропитанный запахами жженого ладана и пыли с базара, в лавке Чхве Тансу наступила странная, плотная тишина. Даже амулеты на дверях, всегда позванивающие при малейшем движении воздуха, в этот раз замерли.

Андрей, теперь для всех – Анд Рей, работал молча, как и всегда. С утра он перебирал пучки сушёных трав, готовил глиняные чернила, и сортировал пергаменты, сохнущие на деревянных рамах. Но ближе к полудню старик внезапно попросил:

– Сегодня – не лезь в приёмную, слышишь? – Он даже не притворился, что говорит это как бы вслух. А направил слова прямо ему, при этом смотрел прямо на парня, внимательно и даже как-то… Зло… Глаза – в глаза. И Андрей понял. Это было явное предупреждение. Почти угроза.

Так что, когда двойная дверь снаружи скрипнула, Андрей уже знал – это не обычный посетитель. Не маг из тени, не наёмник за заказной амулет. Даже не сектант, с очередным заказом на проклятие.

Вошла она. Тихо, как призрак. В традиционном многослойном облачении из плотного синего шелка, украшенного серо-золотыми нитями. На лице – вуаль цвета утреннего инея. На руках – перчатки из тончайшей кожи. Даже пальцы были скрыты. Спина прямая, шаг – ровный. Позади неё – двое мужчин. Один был широкоплечим, с глазами, в которых отражался каждый световой блик. Другой – тонкий, сухощавый, но нес определённую хищную грацию. Оба были в боевых облачениях, в виде достаточно неплохих кожаных доспехов, усиленных кольчугой, и скрытых под накидками путешественников. Но Анд Рей уже научился чувствовать магическую вибрацию. Оба обладали развитыми ядрами Ци, особенно левый. Его боевое поле было угрожающе плотным.

При появлении этой странной “гостьи” Чхве Тансу не встал – но наклонился с таким почтением, которое ранее Андрей у него не видел. Ни разу.

– Уважаемая госпожа Чон, честь видеть вас в этом доме. Всё приготовлено, как вы велели…

Тон был мягок, лицо – почти заискивающе спокойное. Речь ритуальная, как при встрече высшей знати, что скрывается от глаз мира. Старик обращался к ней как к хозяйке – или к чему-то ещё более опасному.

Андрей же, внимательно и очень осторожно наблюдая из внутреннего зала через тонкую щель в деревянной ширме, напрягся. Родственница? Ни один кровный родственник не вызывает такой реакции. Она – или знатная фигура в какой-то секте, или посланник… Чего-то или кого-то более глубокого.

Её холодный взгляд всё же метнулся в сторону заднего помещения. Как раз туда, где стоял Андрей. Он почувствовал это не глазами, а кожей. Хотя довольно плотная и тёмная вуаль скрывала её лицо, аура, исходившая от женщины, была резко настороженной, с презрительной вертикальной волной, словно она вдыхала через губы, сморщенные от неприязни. Она молчала. Но даже через ткань чувствовалось. Этот немой – лишний. Этот немой – грязь. Этот немой – подозрителен.

Андрей же не ответил ей. Он быстро опустил взгляд, как подобает уличному сироте. И сделал шаг назад. Простой, немой, ничем не примечательный помощник… Но он всё равно заметил её ядро. Слишком мощное для обычной "родственницы". Медленное вращение, с тремя осями – характерное для мастеров достаточно высокого уровня. То, как оно излучало магический след, прямо говорило о том, что она – практик. Опытный. И дисциплинированный.

Когда беседа в приёмной пошла тише, Андрей аккуратно сделал шаг назад, растворился в помещении, и исчез в своей нише между травами и полками. Но его разум работал. Она не родственница. Старик знает это. Но также стоит учитывать то, что он явно связан с ней. Долгом или страхом, уже не суть важно. И у неё есть интерес к этой лавке. Или к тем, кто в ней находится. И Андрею нужно понять – зачем она пришла. И кого она ищет. Потому что в том, как она смотрела на него – была не просто неприязнь. А какой-то странный прообраз… узнавания…

В задней части лавки воздух казался плотным и настороженным, как будто сама древесина стен слышала больше, чем хотела бы. Андрей, всё ещё изображая безмолвного помощника, привычно подметал узкий коридор между полками, стараясь не шуметь. Он двигался тихо, грациозно, как тень, и именно потому и услышал:

– …Состязания в этот раз начнутся раньше. Верховный астролог уже дал знак. Площадь активируется в течение сорока дней. – прозвучал мягкий голос девушки. Но даже сквозь приглушённость двери он звучал, как лёд, скользящий по серебряной чаше. Красиво, точно… И обжигающе холодно.

Чхве Тансу ответил с характерной сдержанностью:

– Значит, Древние Печати реагируют уже сейчас… Не рановато ли?

– Нет. – Голос гостьи стал чуть тише, и в нём зазвучала нота… ожидания. – В этом году – десятый цикл. Ровно сто лет с последней Селекции по Внутреннему Зову. Все магические школы уже получили знамение. И все выслали своих молодых бойцов.

Андрей замер. Селекция. Состязания. Зов. Он присел на корточки, будто бы проверяя связку пыльных кистей, но слух его был направлен чётко к узкой щели между стенкой и косяком, откуда доносился разговор.

– Они ведь не знают, где именно появятся артефакты? – Осторожно спросил старик.

– Как всегда. – Девушка усмехнулась, но без веселья. – Даже мы не знаем. Всё зависит от того, кого выберут Печати.

– И что станет с выбранными? – Тут же явно насторожился старый лавочник.

– Что всегда. – Её голос стал холоднее. – Их начнут убивать. Сначала те, кто хочет отобрать артефакт. Потом те, кто не желает видеть чужую победу. Затем правительственные люди, и наконец – сами хранители.

После этих слов возникла небольшая пауза. Звук посуды, словно она взяла пиалу, чтобы отпить вина. А потом…

– Артефакты выбирают только “достойных”. Они пробуждаются сами. Это не просто инструменты – это фрагменты старой эпохи. Погибшего века. И каждый из них несёт отпечаток Воли. Именно она и выбирает.

– Сколько проявится на этот раз? – Коротко хмыкнут старик.

– Неизвестно. Иногда один. Иногда семь. Один раз было тринадцать… Тогда началась война между сектами, и город тонул в крови три дня.