Тут до них кое-что дошло. Оба посмотрели на Алву. Та оторвалась от книги и с улыбкой накрыла ладонью блюдце с говядиной.

– Ну-ка, пусти меня, отец, – потребовал Йели суровым тоном. – Кажется, один книжный червяк решил грызть не только учебники.

Вигго послушно выпустил сына.

Теперь вокруг стола мчалась Алва, не забыв прихватить мясо раздора. Торопливо жуя его, она улепетывала от брата и сестры. Йели и Янника могли окружить ее, но тогда бы всё закончилось, а им хотелось повеселиться. Даже Алве.

Эта троица, выражаясь языком животного мира, была из одного помета.

И тройняшками, если выражаться языком людей.

Алва походила на Сиф. С ее личика не сходила печать вечных размышлений. Одевалась она скромно, но не без вкуса, словно напоминая себе, как должен выглядеть среднестатистический подросток. Черные сапожки, капроновые колготки, прямая белая юбка в серую клетку, джемпер в темно-красную полоску. Вигго всегда казалось, что Алве для образа не хватает очков с нулевыми диоптриями, но он никогда не говорил об этом дочери.

Йели же старался преуспеть буквально во всём, что требовало физических усилий. И для этого он был прекрасно сложен. Но это касалось почти каждого, кто превращался в волка. Сегодня Йели надел спортивные хлопчатобумажные штаны, белые кроссовки и футболку с лаймовыми брызгами. Лицом он походил на Вигго, но сам Вигго не припоминал, чтобы он в этом же возрасте обладал столь живой мимикой.

Янника занимала золотую середину между разумом и силой, но и она была далеко не проста. Ее мир базировался на чувствах и событиях, благодаря которым эти самые чувства рождались. В некотором смысле Янника всем сердцем верила в любовь, находя ее как пример в Вигго и Сиф. Она единственная украшала волосы, поэтому у нее на затылке красовалась багровая индийская заколка, прихватывавшая локоны с висков.

В плане одежды Янника опережала сестру, предпочитая бескомпромиссные заявления. В основном это были кожаные юбки и укороченные джемперы, открывающие живот. Правда, для школы она сдерживалась, поэтому к завтраку спустилась в приличной юбке, хоть и с декоративными заклепками, кедах и в пиджачке, под который надела футболку с недовольной физиономией древнего Айс Кьюба.

Различались тройняшки и цветом волос. Алве достался густой серебристый оттенок материнских локонов, Йели – темно-русый отцовский, а Яннике – серебристо-русый отлив. Только глаза у всех были серыми – того цвета неба, когда вот-вот прольется затяжной летний дождь.

А вместе они образовывали ураган Миккельсенов.

«Как хорошо, что у нас только эта троица», – вдруг подумал Вигго.

Тут спустилась Сиф, и беготня прекратилась.

Сиф робко приблизилась к Вигго и наклонила голову, просыпав волосы по плечам серо-серебристым каскадом. Она так поступала и спустя тринадцать лет, словно боясь, что ее присутствие не одобрят. Сейчас она растерянно оглядывала свою обувь – легкие спортивные тапочки для дома, казавшиеся ей неудобными и громоздкими. Сиф неуверенно коснулась своих потертых джинсов и бело-фиолетового свитера.

Вигго рассмеялся и обнял жену.

Она уткнулась ему в грудь, а потом подняла лицо. Ее серо-зеленые глаза, абсолютно чистые, как прозрачная вода ледника, смотрели с обожанием и детским удивлением. Взгляд как будто говорил: «Я буду одеваться как угодно, только люби меня». Вигго поцеловал ее.

– Да брось, мам, ты отлично выглядишь, – авторитетно заявил Йели, незаметно подвигаясь к Алве. – Ну да, шмотки рвутся, зато в них можно спокойно гулять.

Янника фыркнула:

– Гулять? Несчастный тупица! Мама надевает их ради папы. И смотрит она только на него.

– Да, мам. Что за дела? Разве мать не должна хоть иногда поглядывать на своих детей?

Сиф счастливо улыбалась.

Ее взгляд скользил по подросткам, но не поднимался к их лицам. Она могла смотреть только на Вигго – на человека, которого когда-то выбрала. Как он сам считал, это имело прямое отношение к природе Сиф. Она попросту не была способна обратить взгляд на другое существо, потому что видела всех разом. Вигго и сам не до конца понимал этого. Да и не стремился.

Главное – она любила его.

Разговор усыпил бдительность Алвы, и потому она упустила момент, когда Йели и Янника выхватили у нее из рук мясо. Обнаружив пропажу, Алва горестно взвыла. И теперь паровозик, огибавший столик, помчался уже в другую сторону.

В игру включилась Сиф, и всё окончательно смешалось. Теперь уже было неясно, то ли Алва догоняет брата с сестрой, то ли они бегут за ней и Сиф.

Вигго зашелся в смехе. Ему хотелось побегать с ними, но они обязательно что-нибудь опрокинут, если он присоединится. Вдобавок его беспокоил сон о Лиллехейме, пробудивший давние воспоминания. Часть из них была болезненной, несправедливой. Но так сказал бы человек, а не волк. Сам же Вигго примирился с собой. Однако это не мешало помнить, кем он был и кем мог стать.

Зазвонил кухонный телефон, и Вигго снял трубку.

– Резиденция Миккельсенов. Чем могу быть полезен?

– Вигго, это ты? Инспектор Квислинг.

– Да брось, Ролло, мы не в суде. Что стряслось?

– Ты ведь всё еще пишешь эти свои мерзости? Как думаешь, тебя заинтересует еще одна?

Ролло Квислинг был полицейским и работал в национальной службе уголовного розыска. Занимался в основном убийствами. Ну или тем, что могло сойти за таковые. Как правило, это касалось окрестностей Альты. Но лишь потому, что сам Ролло Квислинг ненавидел торчать в здании полиции округа.

– Что-то стоящее? – оживился Вигго. – Ты знаешь, Ролло, я не могу лепить в книгах истории всяких бродяг.

– Волки. Это касается волков.

Вигго замолчал, не сводя глаз с семьи. Те понемногу сбавили обороты, и теперь просто ходили вокруг стола, глазея на Вигго в ответ. Вчера они охотились, и это не было ни для кого секретом. Вернее, это не было секретом для стаи.

– Алло, Вигго, ты еще здесь? Поезжай к бару «Крутосваренные», если знаешь такое вшивое местечко. Мои люди проведут тебя куда нужно.

– Скоро буду. – Вигго повесил трубку и оглядел всех спокойным, чуть лукавым взглядом. – А мне немного мяса не осталось?

Кухню заполнили веселые визги и смех.

5.

Алва повернулась к матери. Остальные уже вышли на улицу, превратившись в золотистые силуэты октябрьского утра. Сиф переместилась за обеденный стол и теперь с детской непосредственностью вылавливала пальцами размокшие хлопья из молока и ела их.

– Погоди, мама, мы же не в лесу. – Алва взяла салфетку, вытерла Сиф руку, а потом дала ей чистую ложку.

Сиф благодарно улыбнулась. Алва попыталась по привычке поймать ее взгляд.

Безрезультатно.

Скорее всего, после их ухода Сиф задернет все шторы, снимет одежду и во мраке займется домашними делами, будто танцующая ведьма. Обычно так происходило, когда Вигго отлучался. Говорят, сколько волка ни корми, он всё смотрит в лес. И если с отцом, начавшим земной путь как человек, всё было понятно, то с матерью дела обстояли далеко не так просто.

Сиф олицетворяла собой всех волков мира, а ее полное имя звучало как Сифграй – имя из позабытых и страшных легенд. Но она пыталась быть лучшей женой бывшему человеку и хорошей матерью трем подросткам, которым человеческое нравилось куда больше волчьего. Пыталась изо всех сил, потому что приближалось это.

Под этим Алва понимала всё плохое, что могло случиться с их семьей. Она не умела, как Сиф, прозревать будущее, но могла его чувствовать. И сейчас все сенсоры девочки-оборотня говорили о надвигающейся беде.

– Алва, ты идешь? – позвал Вигго с улицы. – Твой брат уже бьет копытом землю.

– У меня не копыто, отец!

И тут же донесся смех Янники:

– О господи, мой брат – парнокопытное!

Они рассмеялись.

Алва улыбнулась. А еще прижалась к матери, надеясь получить ответы. Сиф обняла ее и нежно укусила за голову, как порой делают животные, когда пытаются показать свою любовь.

– Папа должен знать, – пробормотала Алва, рассчитывая, что это всё объяснит. Хотя бы ей самой.

Сиф хранила молчание, но все они каким-то образом знали, что у нее на уме. Знали без лишних слов. Информация просто вливалась в голову, неся образы и эмоции. Сами образы порой были тихими и неясными, как шепот лесных теней. Поэтому иногда Сиф формировала в принимающем сознании слова, чтобы образы не вызвали путаницы.

«НЕЗНАНИЕ – ЛУЧШЕЕ ЛЕКАРСТВО».

Алва ощутила, как внутри нее всё похолодело. Она словно была барометром, предупреждавшем о шторме. Но откуда он придет? И как его остановить? Или ей всего лишь чудилось, что всё начнется с них, с детей черного волка, вожака стаи? Вероятно, Йели, или Янника, или даже сама Алва – кто-то из них сыграет в этом не последнюю роль. Но как узнать наверняка?

– Йели слишком глуп для чего бы то ни было, мама, – наугад сказала Алва. – Ты поможешь нам? Мне так страшно. Страшно, что кто-то из нас… пропустит охоту.

Сиф еще крепче прижала ее к себе, словно укрывая от страха смерти, обитавшего в чердачной пыли. У Алвы задрожали губы. Она улыбнулась, выскользнула из объятий Сиф и, подхватив свой школьный рюкзак, направилась к двери.

6.

Алва задержалась, чтобы испросить у Сиф материнского благословения.

Пусть это было далеко от истины, Вигго нравилось так называть эти короткие беседы. После них Алва немного успокаивалась, прекращая беспокоиться за всех и каждого.

Коттеджи Лилунгсин заливало золотистое свечение, давно утратившее багряные тона рассвета. Йели поставил свой велосипед на подножку и теперь выводил из гаража велосипед Алвы. Янника смотрела с подозрением, словно позднее он планировал сунуть палку в колесо.

– Не суди брата так строго. – Вигго поигрывал ключами от пикапа. Он собирался уехать, как только дети отправятся в школу. – По крайней мере, Йели пытается.

– Дураки тоже пытаются казаться умнее, – возразила Янника.

Йели ахнул и совершенно отвратительнейшим образом показал язык. Надо сказать, Йели умел быть раздражающим и даже липким, когда хотел этого. Однако Янника прошла не через один подобный бой.

– Я где-то читала, что так делают коровы. Ну, когда теряют топливо.

– Какое еще топливо? – не понял Йели.

– На котором работают их мозги. Не знал? – Янника была сама благожелательность. – А для чего, по-твоему, коровы жуют траву? Чтобы работали мозги. Коровы – очень умные. Они даже написали учебник по географии, который ты в прошлый вторник склеил жвачкой. А ведь мог бы жевать и жевать, прокачивая мозги.

Йели в полнейшей растерянности взглянул на Вигго:

– Пап, у меня просто нет слов, понимаешь? Я могу ее только покусать.

– Для этого придется затащить ее в дом. А всё почему?

– Потому что на улице кусаться нельзя, – мрачно выдохнул Йели.

Он уже набрал побольше воздуха, намереваясь если уж не победить Яннику в честном споре, то как минимум переорать ее на манер спортивных болельщиков. Да так и замер с поднятой грудью.

По тротуару вышагивали Сименсены.

Эта пожилая пара жила по соседству. Йон Сименсен одевался неброско, предпочитая и без того старившие кофты, и носил очки в роговой оправе. Его жена, Батильтда Сименсен, выглядела как заправская лабораторная крыса – тощая, с удлиненным носом, запавшими глазками и стянутой рыжей паклей на затылке.

Йон и Батильтда переехали сюда пять месяцев назад. И первым же делом установили «товарищеское наблюдение» за последним коттеджем Лилунгсин – обителью Миккельсенов. В основном их интересовало старое поле за домом.

– Как дела у нашего любимого писателя? – спросил Йон, помахивая тростью. – Какие нынче в почете извращения для книжек?

Йели и Янника тотчас позабыли о дрязгах. На пороге показалась Алва.