Лиллехейм. Кровь семьи (страница 4)

Страница 4

– А сами-то хоть одну книгу прочитали? – Йели выглядел необъяснимо угрожающе, способным одним только своим здоровым видом переломить парочку скверных стариков. – Или вы только учебники по географии листаете, как коровы?

– И разве можно говорить об извращениях при детях? – поддакнула Янника.

– Мне показалось или они называют тебя отцом, дорогой Вигго? – Батильтда намеренно игнорировала младших Миккельсенов.

Вигго пожал плечами:

– Чего греха таить. Я и есть их отец.

Он признавал, что разница в возрасте бросалась в глаза. Ему на вид – двадцать шесть или около того, а детям, тоже на вид, – по тринадцать-четырнадцать. В каком же это возрасте они с Сиф, по мнению этих пуритан, соединились, чтобы родилось сие тройное потомство? Правда заключалась в том, что тогда, на Подкове Хьёрикен, Вигго получил от Сиф не только титул вожака, но и взрослое тело.

А взрослое тело – это территория взрослой ответственности.

Вигго стал отцом, хоть и не вполне понимал, как им быть. Он мог только опираться на воспоминания о собственном родителе, Леониде Хегае, писателе ужасов. И опять о себе какими-то окольными путями заявлял Лиллехейм. Как будто нечто решило вернуться. Именно сейчас. Спустя тринадцать лет.

Алва странно посмотрела на Вигго, но ничего не сказала.

– Мы помним, что ты – их отец, – сообщила Батильтда, и Йон, важно кивая, взял ее под руку. – И мы признательны, что ты до сих пор искупаешь грехи юности. Иначе развелось бы столько бродяжек.

– Это мы, что ли… – Йели осекся, когда Янника пнула его по ноге.

– К чему вся эта прелюдия, соседи? – поинтересовался Вигго.

Батильтда подбоченилась. Ее острый нос, казалось, заострился еще больше.

– Не подкармливайте бездомных собак, чтобы наш район и впредь оставался тихим и спокойным.

– Мы видели, как они шныряют по ночам на вашем поле, – вставил Йон. – Будто огромные голодные крысы.

– Так это мы шныряем, – сказал Вигго.

Его серые глаза смеялись, но таилось в них и нечто такое, отчего Йон и Батильтда растеряли весь пыл. Вдобавок детишки Миккельсен вылупились так, словно были голодными псами, глазевшими на мясную вырезку. Поспешно откланявшись, Йон и Батильтда направились в другую сторону.

Перед уходом Батильтда вскинула голову, как бы говоря, что разговор не окончен.

Утро было испорчено, но не окончательно. Солнце по-прежнему ярко золотило крыши домов и макушки. Вигго повернулся к детям.

– Чего замерли, детишки? Никогда склочных соседей не видели? Я к дяде Ролло, послушать его новую сказочку о волках, а вы отправляйтесь-ка в школу.

– Будет новый ужастик? – обрадовался Йели. – Ты обязан дать мне его почитать. Без меня у тебя только мазня соплями получится, пап. Сам знаешь.

– Посмотрим. – Вигго опять улыбался.

– Сперва географию и второй родной подтяни, – ввернула Янника, обращаясь к Йели.

– Какой еще второй родной?

– Коровий!

Она запрыгнула на велосипед и, громко гогоча, покатила по улице. Йели, шипя и вполголоса ругаясь, рванул следом.

– Я присмотрю за ними, папа, – со вздохом сказала Алва. – А ты, пожалуйста, присмотри, как вернешься, за мамой.

– Конечно, родная.

Алва села на свой велосипед и поехала за братом и сестрой. С велосипедных спиц срывались слепящие утренние искры. Вигго немного постоял, а потом пошел к машине.

Дядя Ролло обещал страшилку. Как подозревал Вигго, далеко не новую.

7.

Сиф тайком наблюдала за разговором Вигго и соседей.

Она стояла у широкого окна гостиной, прячась за шторой карамельного цвета, но не касаясь ее. Сиф понимала, что говорят эти люди, и прекрасно слышала сарказм в их словах. Старики напоминали ей злобных опоссумов, готовых в любой момент хлопнуться в обморок.

Нечто заставило ее повернуть голову. Алва назвала бы это прекогницией или шестым чувством, формой экстрасенсорного восприятия. Однако Сиф вполне хватало и того, что она должна была оглянуться.

Сиф всмотрелась в убранство коттеджа, в котором легко угадывались следы большой и шумной семьи. Дом изнутри был отделан дубовыми панелями и обставлен недорогой, но прочной мебелью, дизайн которой – крапчатые бежевые тона и мягкие углы – полностью удовлетворял потребность Сиф в естественном минимализме.

Правда, в семье оборотней ни о каком минимализме не шло речи.

Йели разбрасывал обувь и швырялся едой. Янника бросалась в ответ чем ни попадя и обожала драться ногтями и подушками. Алва же постоянно возводила курганы из книг, словно боялась упустить хоть одну букву. Но не это привлекло внимание Сиф – или обострило ее экстрасенсорное восприятие, как выразилась бы Алва.

Сиф быстро пересекла коридор, ведущий в северную часть дома, и прижалась лицом к стеклянной панели задней двери. Салатовые волны панели искажали перспективу, и Сиф распахнула дверь.

В лицо ударил ветер, несший душок спутанных трав с поля.

Глаза Сиф отыскали кромку леса. Деревья вдалеке стояли неестественно тихие, окутанные туманом, в котором золотилось солнце.

На границе поля и леса темнели два силуэта, точно исполинские черные пальцы, выбравшиеся из земли, чтобы поглазеть на синеву. Они растворились в дымчато-золотой утренней взвеси, как только Сиф обнаружила их.

Незваные гости.

Внутри Сиф ничто не дрогнуло. Она вернулась в дом и приготовилась посвятить себя домашним делам. Но сперва избавилась от неудобной одежды и всюду задернула шторы.

Глава 2. Намеки

1.

Тормоз заклинил заднее колесо, и на асфальте остался черный след. Но еще до того, как велосипед окончательно застыл, Йели спрыгнул с него. С трудом подавил желание сделать кувырок на школьном газоне.

– Ну и кто папочка, а? Сделал я вас, бабессы! – возвестил он, тыча пальцем в сестер.

Янника, которая, к слову, задержалась на светофоре, попыталась дотянуться до брата. Однако зацепилась высоким воротником кеда за педаль и с шумом растянулась. Йели зашелся в счастливом смехе. Продолжая трястись от хохота, помог сестре подняться.

На них оглядывались. Позевывая и вяло переговариваясь, учащиеся направлялись в Общеобразовательную школу Альты, разбредаясь по корпусам. Сценка с Янникой едва ли сделала их мысли более радужными. Тем более в четверг, когда неделя только перевалила в сторону выходных.

Янника растерялась. Ей хотелось обнять Йели и мимоходом хорошенько двинуть ему по шарам. Алва завела свой велосипед на велопарковку, а потом проделала то же самое с велосипедами брата и сестры. Ее донимали мрачные мысли, но даже и без них она бы не включилась в очередную игру детишек Миккельсенов.

– Как дела, бычара? – раздался звонкий голос.

Подошел Дагги Толлефсен, паренек с вдовьим мыском, сын местного аптекаря. Он тоже был ребенком стаи, одним из тех, чьи родители покинули Лиллехейм.

– Ты что же это, Дагги, назвал меня парнокопытным? – проскрежетал Йели.

Дагги опешил:

– Какая муха, Йель? Это же просто приветствие. Типа: «Как дела, чувак?»

– Она. – Йели мрачно показал на Яннику. – Она меня укусила.

– Он просто потерял свое топливо. Свое коровье топливо!

Йели взвыл, когда Янника, заливаясь хохотом, помчалась в школу. Она взлетела по ступеням и, миновав парадную дверь, устремилась в холл. На ходу оглянулась – и тут же врезалась в кого-то.

Через мгновение ее швырнуло на пол.

Она не просто отлетела от препятствия, как мячик от стены.

Ее намеренно отбросили.

На нее угрюмо взирал Нильс Нюгор, старшеклассник. Но знали его в школе не за рост или нрав дурной кобылки. У Нюгора неизменно пахло изо рта протухшей зеленью. Рядом лыбились его дружки, Спагетти Элиас и Хокон. Оба пытались походить на своего лидера и даже одевались примерно одинаково – ботинки на высокой шнуровке и обилие драной джинсовой ткани.

– Ты меня пнула, сука, – заявил Нюгор гнусавым голосом.

Губы Янники растянулись в улыбке.

– И поэтому ты ударил девочку в ответ, Нюгор? Боялся, что она окажется так близко, что почует падаль и немытые подмышки?

Какое-то время Нюгор размышлял. Спагетти Элиас попытался шепнуть ему на ухо, но Нюгор отпихнул приятеля.

– Падаль я вижу только перед собой, дочь писаки.

Янника нахмурилась. Однако вставать с пола не спешила, ожидая подвоха. Ее рывком поднял Йели – вот уже второй раз за утро. Многие задержались в холле – чтобы позырить, что к чему. Примчались Алва и Дагги.

Все следили за тем, что сделает Йели.

– Так-так, всё в порядке, – пробормотал он. – Что там отец говорил про такие случаи? А, точно. Будь как человек!

В следующую секунду все ахнули.

Правая нога Йели описала полукруг – сначала пошла назад, а потом рванула вперед – и впечаталась Нюгору в промежность. Глаза Нюгора полезли на лоб. С губ сорвался глухой стон.

Дружки Нюгора ринулись в атаку. Йели со смехом запрыгал. Хокон отвалил почти сразу, обиженно держась за разбитую губу. Остался только пыхтевший Спагетти Элиас, но и он поворачивался под ударами Йели, точно курица на жаровне под языками пламени.

Хокон выдернул из-за голенища пружинный нож.

– Пустишь его в ход – и сгинешь в лесу, – предупредил Дагги.

Что-то во взгляде Дагфинна Толлефсена подсказало Хокону, что именно так всё и будет: он воспользуется ножом и расплатится за это чем-то пострашнее обычных синяков.

Нож вернулся на место.

Тем временем Нюгор с ревом кинулся на Йели и обхватил его сзади.

Янника тихо зарычала.

– Я сам, Янни, не лезь! – Йели охнул, когда ему в живот впечатался кулак Спагетти Элиаса.

Алва отрешенно оглядывалась. Ей казалось, что школу затапливает сила, не имеющая формы и названия. Что-то вроде дурного сновидения, принесшего, будто прибой, в разум спящего грязь и кости. И вдруг прибой сформировался в нечто конкретное.

В руку, что остановила драку.

Посверкивая золотым перстнем на безымянном пальце, она явилась из толпы галдевших учеников и с хрустом сжала кулак Спагетти Элиаса. Перстень имел гравировку в виде Валькнута – фигуры из трех пересекающихся треугольников. Йели хорошо рассмотрел перстень, потому что тот некоторое время маячил у него прямо перед носом.

«Сердце Грунгнира! – изумился Йели. – Кто-то носит знак павшего в бою!»

На досуге он иногда просматривал различные символы, планируя сделать себе татуировку. Разумеется, без разрешения отца или одобрения стаи. Это ведь ерунда, верно? Одним из символов, завладевших вниманием Йели, был Валькнут, или Сердце Грунгнира. Еще его называли Узлом Павших, хотя подлинное историческое значение оставалось тайной.

Впрочем, одно Йели запомнил хорошо: этот символ обожали белые расисты.

Следом за рукой с перстнем показался ее обладатель.

Это был широкоплечий мужчина, имевший на удивление узкое лицо, как у придворного отравителя. Его короткие черные волосы были тщательно уложены, словно у офицера из фильма про военный госпиталь. Серый шерстяной костюм-тройка довершал необычный образ.

– В школе есть место только для учебы! – громогласно объявил узколицый. – Школа священна, как поле боя! Или вы хотите бесславно пасть прямо в этом коридоре?

Под взглядом его неприятных желтоватых глаз все разбежались. Даже Нюгор с компашкой засобирался. Почему-то никто не сомневался, что узколицый вправе приказывать.

– Мы еще не закончили, тройняшки Миккельсен! – выкрикнул Нюгор.

– Хочешь закончить распятым в кабинете директора, Нильс?

– А вы-то еще кто?

– Школьный надзиратель. Ступай.

Нюгор надулся и громко затопал по коридору. Спагетти Элиас тут же замахал руками, повествуя о божественном ударе, который едва не обратил сынишку Миккельсена в прах.

Йели поправил сбившуюся футболку:

– Хороший перстень, господин. И довольно мрачный. Игрушка только для белых, да?

Учитель внимательно посмотрел на Йели:

– В тебе много силы, мой юный друг. Но достаточно ли ее, чтобы справиться со взрослым?