Ударила она снизу, но – проклятье! – зря: опять мечник извернул ситисито, да так, что оба трезубца попали в выемки «ветвей». Он дернул. Руки Окиды заныли, но она упрямо повела трезубцы на себя, заставляя его поднять клинок. Он не был так уж сильнее – это помогло. Только Окида понимала: это малая передышка. Бить сикисито сверху почти так же удобно, как саями снизу, одно неверное движение – и клинок воткнется ей в живот. Обычно она легко читала по глазам намерения противника: насколько измотан, готов ли убить… Но не тут. Глаза незнакомца были отчужденными. Он действовал как-то… механически, скорее решая задачу на счет. И Окида наконец сделала простой вывод: перед ней всего-то рюдзюцуби. Один из чудаков, которые и в армии-то не служили, но отдали денежки какой-нибудь частной школе боевых искусств, где их худо-бедно поднатаскали махать мечами и выдали соответствующие грамоты. Хорошо, не худо-бедно, этот махал мечом на зависть многим знакомым Окиде асигару. И все-таки…

– О, так ты мирняк, – пробормотала она, и его глаза расширились. – Поверь. Таким, как я, вас сразу видно.

Она увлеклась и оступилась. Как иначе он успел сделать то, что сделал? Одна его рука быстро соскользнула с рукояти меча, дернулась и схватила Окиду за косу, петлей перекинула эту косу вокруг ее горла. Грязно, но хитро, и она сама виновата, что не собрала пучок, пока могла. Окида опять извернулась и, прежде чем удавка бы затянулась, с силой пнула противника в грудь. Голову пронзила боль: он ее не выпустил, потащил за собой, сжимая косу в кулаке!

– Придурок! – прохрипела она, тоже падая и торопливо отпуская трезубцы.

Выбора не было: как бы она ни рухнула, хоть один вонзится этому типу в живот или в грудь, и больше он не поднимется – никогда. Окида не убивала с того проклятого сражения, где лишилась отряда, и нарушить зарок собиралась только ради одного человека. Ну, может, прикончит еще парочку правобережных баку, штурмуя Красный дворец, если придется, но на этом все.

Падая, она понимала, как опозорилась: противник-то даже не поймет, что она буквально поддалась. Вот-вот он вскочит, а в горло ей упрется меч. Унизительнее было бы только молить: «Слушай, ладно, сдаюсь, только не убивай меня, вообще-то я иду свергать Желтого Императора и делать жизнь, в том числе твою, сноснее». В лучшем случае он решит, что она спятила или врет, в худшем – вырубит ее, скрутит и оттащит в участок. Проклятье! А впрочем, дальше она не думала ни секунды, ее как озарило.

Был ведь еще трюк, который мог в ее случае и сработать.

Сработал.

Парень все-таки выронил меч, когда Окида быстро, грубо сгребла его ворот и прильнула губами к губам. А через еще пару мгновений ловко подхватила ситисито.

Она собиралась сразу вскочить, но удача кончилась: парень ее поймал. Непонятно, что там он хотел сделать, врезать ей лбом по лбу или отнять меч, но она почувствовала одну его руку на шее, вторую – у локтя. Губы, даже обветренные, оказались теплыми и нежными; конечно, незнакомец не ответил, но и не сжал зубы. И пахло от него восхитительно – пряной листвой; этот запах, тоже естественный для правобережных осенью, но обычно менее заметный, бил в нос. Буквально на миг Окида поймала себя на забытом желании – зайти подальше. Ну… немного. Оценить языком остроту его клыков, ощупать сколотый правый резец в верхнем ряду, узнать, в каком ритме колотится сердце. Нет. Тут же она поняла, что одна рука незнакомца вот-вот ее придушит, а вторая заламывает ее собственную, ту, где меч. Последнюю ценную секунду она не упустила: все-таки вырвалась, скатилась на гальку, поднялась одним прыжком…

И опять упала, потому что он подсек ее, отнял-таки сикисито и сам откинул в сторону.

– Так. – Он дышал тяжело, но и вполовину не так, как Окида. Будто и не устал. – Ладно. Хватит.

Медленно разжав левый кулак, он показал свою ленту – видимо, выудил у Окиды из кармана, пока…

– Крыса, – без обиняков сообщила она, только теперь почувствовав, что краснеет. Сильно краснеет. Да что у этого типа в голове?

Явно сочтя ответ ниже своего достоинства, незнакомец хмыкнул, сел, быстренько распустил волосы и принялся перевязывать их вновь обретенной лентой. Окида следила. Красные переливы все пульсировали, уже в другом ритме. Она прищурилась. Хотела торжествующе воскликнуть: «О, так тебе понравилось!», – но кинула взгляд на собственную косу, змеей лежавшую на гальке, и прикусила язык. Что сказать, ей тоже. Или у нее просто давно не было мужика, раз она кинулась на первого встречного?

Нет. Просто как-то так ей представлялись поцелуи тайи.

– Очень красивая, – понуро сказала она, подобрав саи и кивнув на ленту. – Где взял?

Он, поглядывая из-за завесы прядей, нахмурился, широким жестом сгреб их все и впихнул в хвост.

– Там уже нет. Нигде нет. Это подарок.

Окида кивнула снова и хмыкнула. Ну да. Вот на памятных-то вещицах она обычно и терпела крах. Из-за них люди переживали так, что не вернуть было совестно; за ними следили так, что даже она, довольно ловкая, попадалась… да вот незадача: к памятным вещицам ее сильнее всего и тянуло. Для Окиды счастливые подвески, платочки, шпильки, ленты, перстни, кинжалы и изящные, украшенные резьбой или гравировкой кисэру^[27] словно испускали свет. Она не соврала Хараде, сказав, что «заполняет дыру на месте своего мира». Так она это и чувствовала.

– Почему ты воруешь? – тихо спросил незнакомец, точно прочтя ее мысли. – Ты не кажешься бедной, да и взяла всего-то…

Окида мрачно обвела взглядом его хвост и проворчала:

– Чтоб отучить людей считать чаек.

– Благородно. – Трудно было понять, поверил ли он, но допытываться не стал. – Ну так вот, я их не считал. Я восхищался мастерством твоего брата. Он отличный воин. Как и ты.

– Сейчас растаю, – усмехнулась Окида и стала ощупывать лодыжки: не потянула ли чего. – Ладно… ты тоже ничего. Как хоть зовут?

В его глазах мелькнуло сомнение: представляться он не хотел. А вот Окиде стало вдруг жутко любопытно узнать его имя. Своим потрясением он, конечно, подтвердил, что мирный, а значит, интереса особо не представляет, но боевой стиль впечатлял. Видно, усердный ученик.

– Согласись, это нечестно, – сказала она. – Ты-то знаешь, как зовут нас с братом, да все в деревне знают…

– Ичи, – это будто ветер донес. – Ичи Ру, ловец жемчуга. – Окида не успела даже удивиться, что он это добавил. – Мирняк, как ты выражаешься. И бродячий наемник.

– И чего бродишь? – Остальное она пока решила не уточнять, слишком зацепилась: рюдзюцуби, если не примыкали в конце концов к регулярной армии, каким-нибудь кан или, наоборот, преступникам, редко достигали такого мастерства и изобретательности.

– Несу добро, – все так же просто сообщил Ру и опять улыбнулся.

– В каком, э-э, виде? – Окида насторожилась. Она надеялась, что не в виде ловли воришек.

– Где что придется. – Он задумчиво посмотрел на воду. – Зарубить чудовище в таком же, как ваш, бою, попугать разбойников, поймать дикое животное, вернуть похищенного человека, кого-то защитить или немного поохранять повозку…

– И давно так? – Окида прищурилась. – А жемчуг чего?

– Лет пять, – ответил Ру, теребя в длинных пальцах переливчатые пряди. Опять он выглядел чудным и хрупким. – А жемчуг… ну, не ловится, вот.

Что-то он точно скрывал. Ну и ладно, пусть.

– Поня-ятно. – Окида начала было подниматься, но замерла: заметила, как тонкая рука подхватила кое-что с гальки. – Эй, погоди. Если уж ты меня ответно обчистил, возвращай мою…

Но старенькая грязная лента уже исчезла у Ру в кармане.

– Зачем тебе? – Он безмятежно кивнул на ее косу. – Тебе есть чем завязываться. Будет мне на память.

Окида все-таки вскочила. Сама не поняв почему, сначала рассердилась, а потом смущенно рассмеялась:

– То есть ты захочешь это помнить?

«Меня помнить?» прозвучало бы дурацки.

Он задрал голову, смотря снизу вверх и продолжая чуть улыбаться.

– Почему нет? Моя жизнь довольно бедна на впечатления.

– Учитывая, что ты наемник? – Окида все недоумевала. Он что, издевается? Или совсем плохо с головой?

– В таких вещах нет ничего веселого и увлекательного, – ровно отрезал он и прищурился. – Даже для мирняка. Это работа, она грязная.

Занятно. Окида не удержалась и задала вопрос, по которому обычно отличала своих:

– Так. Королева Орфо или король Эвер? Кто твой любимый гирийский герой?

Вспыльчивая, героичная девушка-воин, победившая злобных призраков своих же предков, или ее спокойный муж, призванием которого было всех умиротворять и не давать жене сигать в самое пекло? Брови Ру приподнялись, а потом он вдруг улыбнулся шире, даже ямочки обозначились на щеках.

– Скорфус. Их говорящий кот-ками. В нем было столько жизнелюбия и остроумия, не говоря уже о пушистых ушах и хвосте… Я завидую ему.

Окида покачала головой. Точно. Ненормальный. В следующий миг ненормальный резко подскочил – и опять оказался вплотную. Окида едва откинула нелепую мысль, что да, момент удачный для еще одного поцелуя, как почувствовала на губах его дыхание, потом – ладонь.

– Слышишь?

В отдалении раздались крики. Много криков. В основном мужские, но постепенно нестройным звоном влились и женские. Небо полыхнуло оранжевым. В одном месте. В другом. В третьем. И загремели взрывы. Окида рванулась: несколько мужских голосов она узнала. Местные канбаку. Они орали во всю глотку. Угрозы. А еще что-то вроде…

«Где он?»

– Кстати. – Хотя голоса были далеко, в деревне, Окида уже прянула за ближайшую скалу, чтобы, оставаясь незамеченной, сообразить, кого ищут. А вот Ру… Ру стоял на месте, на этот раз в позе и вправду безмятежной: расставленные ноги, ссутуленные плечи, руки не просто сунуты за пояс, но лениво постукивают по бедрам. – У меня была еще одна причина тебя найти. Я хотел тебе сказать вот что. То, на что подбил вас мальчишка, – безумие. Вам лучше отсюда убираться, и поскорее, ведь о том, что он сюда пробрался, уже донесли.

– Что?!

Слова он сопроводил легкой, совсем не виноватой улыбкой, да еще моргнул. Окида скрипнула зубами, оставив соблазн опять швырнуть пару камней ему в башку. А еще она догадывалась, как выглядит ее злобная раскрасневшаяся рожа, торчащая меж острых каменных выступов, но уж об этом точно не переживала.

– Почему ты сразу… – начала она безнадежно.

В голове крутилось другое: он подслушивал. Он знает. Интересно, а не он ли…

– Я думал, ты просто вернешь мне ленту, я все скажу, и мы разойдемся! – Ру пожал плечами. – Так что, боюсь, ты сама виновата.

Небо полыхало все ярче. Окида таращилась в это миленькое лицо, но вопросы один за другим осыпались, так и не сорвавшись с языка. Ясно: мирняк и есть мирняк. А у этого голова еще и… странная. Серьезно. Ну кто будет шататься по улицам в одежде, расшитой черепашками?

– То есть ты не понимаешь, как это важно? – все-таки спросила Окида под новую череду криков, лихорадочно в них вслушиваясь, но уже почти не сомневаясь: Ру прав. – Ну, время! То, что мы задумали! Что нас могут вместе с мальчишкой задержать и…

– Я вне политики. – Ру подошел чуть ближе. – И тебе советую туда не лезть.

Он спокойно смотрел ей в глаза. Там, в деревне, уже гремело то, что ломали – скорее всего, двери. Окида ничего не чувствовала: за эти месяцы уяснила, что канбаку Желтой Твари, набранные в основном из правобережных, сполна наслаждаются правом пригляда. Правом захвата, как это зовут левобережные. То есть полностью развязанными руками: за один косой взгляд можешь и дверь выломать, и дом обчистить, и учинить расправу.

– Пошел ты со своими советами! – понимая, что губы едва шевелятся, а глаза – проклятье! – опять предательски наполняются слезами, огрызнулась Окида. – И вообще пошел!

Она думала о кадоку с тоненькими седыми волосами, о славном старике, который мило болтал с Харадой. Если подкрепление канбаку приехало по доносу – а похоже, – они первым делом вломятся к старосте, чтобы выяснить, где искать добычу. Уже вломились? Ру вздрогнул от очередного громкого треска, ближе. Добрались до рогэто? Окида пригляделась. Невысокое здание на холме отделяла от береговой линии жидкая полоска молодых сосен и кустарников.

– Если донес ты – найду и убью! – шикнула она, выскакивая из укрытия.

Хватит терять время. Брат не смог бы проспать такой шум, но…

– Я же сказал, я вне политики, – на этот раз прозвучало раздраженно. Окида, как раз поравнявшаяся с Ру, нервно повернула голову. – И тем более не стал бы доносить на детей!

– Откуда тогда ты… – Окида едва поборола желание схватить его за ворот.