– Спасибо, ворожея. Вся злоба из меня испарилась, и я готова идти с вами. За твою доброту проси чего хочешь, – сказала игоша, когда Углешка взяла ее на руки и запеленала в подол своего одеяния.

– Мне бы зуб твой, Ерга. Коли не жалко.

Дав молчаливое согласие, игоша разинула рот с кривыми пеньками гнилых зубов. И не поморщившись, Ведана просунула руку, выкорчевала с корнем из мягкой десны один из них и тут же сунула в котомку, замарав в чужой крови не только рукав, но и платье и даже дорожную суму.

– Для чего тебе все это надобно, Ведя? Неужто для обряда защиты? – задорно спросила Углешка, укачивая прикорнувшую игошу.

– Для него самого. Так написано в книге матушки. Волосы повинной матери, ивовый пруточек, пучок полыни, трава мертвых и непременно три дара. Первый – забранный силой, второй – что дух сам пожертвовал, и последний – того, кто ритуал проводить будет, но с этим всегда успеется, а теперь идем через кладбище в поле, где мужики нечисть видели. Сейчас самое время. У тебя еще поленья остались?

Собрав по пути плесень и мох с могил, Ведана оставила Углешку у кладбища, чтобы вернуть игошу туда, где ей и положено быть, а сама развела большой костер, освещающий теперь всю округу. Ырка боится огня, однако, если сделать все правильно, он явит себя, несмотря на опасность. Вытащив из котомки ножичек, ведунья провела лезвием от запястья до локтя, позволяя крови стекать и впитываться в землю-матушку, покуда приторный манящий запах не достигнет злого духа.

Спи, дитятко, почивай, свои глазки закрывай,
Стану петь я, распевать, колыбель твою качать,
Ходит Сон по терему, Дрема под окошечком,
А как Сон-то говорит: «Я скорее усыплю»,
А Дрема-то говорит: «Я скорее удремлю»,
А как Сон-то говорит: «Где бы колыбель найти?
Где бы колыбель найти, поскорее усыпить? »^[9]

Затянул кто-то песнь красивую, песнь знакомую, мягким голосом, да так ласково, будто мать родная убаюкивает. И тепло на душе сделалось, веки сами собою смыкаются, но нельзя поддаваться тьме ночной, сгубит каждого, разберет по косточкам. Прежде чем Ведана заметила нескладное безволосое тело, подбирающееся к ней на коленях, ырку выдали глаза, ярко горящие в темноте на сине-сером лице. Кожа туго обтягивала кости и череп, причинное место сухим черенком шлепало по бедру при каждом движении, а рот открыт в немом крике. В щели между острыми зубами проникала завораживающая мелодия, призванная усыплять уставших путников, и только когда ырка подошел ближе, стали видны трупные пятна и гнойные язвы, покрывающие его с ног до головы.

– Я-то уж думал, деревенские костер жгут, чтобы согреться, пришел отужинать, а тут ведьмовское отродье, дитя нечисти явилось. Не говори, что изгнать меня вознамерилась? – Ырка хрипло рассмеялся, и смех его после раскатистой колыбельной звучал жутко, поглощенный вязкой темнотой.

– Вижу перед собой лишь одного жалкого злобного черта, что с собственной жизнью был не в ладах, а теперь на других покушается. Себя убил, такой грех на душу взял, и ради чего, спрашивается? Надеешься за чужой счет дожить недожитое? Не выйдет! – топнула ногой Ведана, сжав зубы до скрипа.

Углешка наблюдала издалека, пораженно распахнув глаза, за время службы на земле ничто, казалось, не способно удивить ее. Но вот стоит жрица и смотрит на то, как некогда близкое ей существо человечье пляшет у костра перед гнусным демоном. Ведана, раздевшись догола, извивалась ивовым прутиком, высоко попрыгивая, аки молоденький козлик подле матери, и молясь самой Нави. Пшеничные волосы разметались по ветру, кровь, стекающая с руки, окрасила шелковую кожу на груди с острыми пиками розовых сосков и кожу ниже, у самого лона, а ей все равно, мурлычет песню под нос да радуется. Ведана, словно почувствовав нахождение поблизости Углешки, слизала остатки спекшейся крови с кончиков пальцев, уставившись на другой конец поля. Понеслась жрица со всех ног к избе ворожей, раня нежные ступни; разбудила Грезу и трясла несчастную за плечи, пока та окончательно не пришла в себя.

– Очнись, скорее же, когда ваша матушка родила Ведану? Сколько зим назад?

– Никто точно не знает. Мама нашла ее у кромки леса еще младенцем и принесла домой. Не родная кровь она нам. А что случилось-то? Где Ведя? – сонно потирая кулачками глаза, спросила Греза.

В это время дверь в избу отворилась, и уставшая старшая сестра вошла в дом, снимая с плеча полную котомку припасов. Ничего в ее внешнем виде не напоминало сцену, увиденную в поле, даже рана на руке, хоть и была свежа, но чиста и покрыта сорванным по пути подорожником.

– Вот ты где, а я тебя обыскалась. Думала, будешь ждать у могильника. Раз уж все в сборе, можем провести обряд и сейчас. Я все собрала.

– Что? Ночь же на дворе, – простонала Греза, спуская босые ноги с полатей.

– А чего медлить, завтра уже седмица, а там и праздник начнется. – Ведана поставила на печь большой котел и по очереди принялась доставать ингредиенты из сумы, укладывая на дно. Углешка то и дело поглядывала на оставленный на столе серп, с которым обычно никогда не расставалась, но любое резкое движение могло выдать ее план. Задумала она сделать вид, что все между подругами по-прежнему, а как только ворожея отвлечется, схватить серп и зарубить на корню. Предать огню Ведану можно и позднее, а после оплакать как подобает. За окном вдруг раздалось воронье граянье, множилось, разрасталось, будто зерновая горчица. Громкий стук заставил жрицу вздрогнуть, Греза за ее спиной вскрикнула, увидев птицу, со всей силы разбившуюся о ставни, за ней последовала еще одна и еще, пока кровавые мазки не украсили каждое окно дома.

Углешка обернулась в поисках серпа, но его на месте не оказалось, и только девица открыла рот, как перед ней тотчас оказалась Ведана, отсекая детскую голову, покатившуюся по полу с вывалившимся наружу языком. Младшая сестра ворожеи застыла в ужасе, глядя на обмякшее тело жрицы, и осела на пол, не в силах произнести ни звука.

– Чуть не забыла, нужен и четвертый дар. Плоть богини. – Схватив за волосы голову Углешки, Ведана опустила ее к остальным ингредиентам, тщательно вымешивая получающийся отвар. Сковырнув запекшуюся рану, девушка капнула добрую порцию собственной крови в котел и, зачерпнув половником вязкую жидкость, выпила все до дна.

– Я та, пред кем расступаются границы миров! Теперь Явь, Навь и Правь будут принадлежать лишь мне! – Раскатистый смех Веданы отскакивал от стен, окружающее пространство дрогнуло, исказившись, и пошло волнами, обрушивая стены избы. Ворожея, ныне и сама ставшая богиней, воспарила, раскинув руки в стороны. К деревне потянулись духи, призванные силой Веданы, желающие быть причастными ко всему, что явит им новая покровительница. Повсюду разгорались пожары, сметая все живое и мертвое на своем пути. Крики женщин и детей, стоны мужчин и мольбы – ничего слаще этого Ведана не слышала никогда в своей жизни, наслаждаясь каждым мгновением в новой ипостаси.

– Все вы будете мертвы и воскреснете, навеки преданные мне, мои дети, дети мха и полыни!

Смех ее еще долго раздавался в поднебесье, пока весь мир окончательно не погрузился во тьму.

Алена Тимофеева

Танец купалки

Глава 1
Билет в один конец

До поездки оставалась одна короткая ночь. Семейный тур в Ростов Великий, город-маяк для любителей древнерусских традиций, обещал молодой паре «отпуск, который им запомнится на всю жизнь». Авиабилеты до Москвы ждали своего часа. В столице молодожены одолжат у друзей джип и отправятся на фестиваль, посвященный летнему солнцестоянию. «Иван Купала, магическая ночь, запах костров и литры медовухи… месяц выйдет действительно медовым с привкусом дорожного приключения», – усмехнулась Дана. Она стояла на самом краю причала, дышала глубоко и размеренно, соединялась душой с природой. Неосторожный шаг, и ее пленит морская стихия. «Рискованно, ведь плавать я так и не научилась», – пулей выстрелила в сознании мысль.

Балтийское море шумело, хлесткие волны разбивались о камни в пену. Слушая тревожную арию прибоя, Дана утопала взглядом в бездне темных вод, на поверхности которых багровел след заката. Каштановые волосы ее трепал северный ветер. Соленый воздух завивал длинные пряди в локоны, лучи догорающего солнца целовали кожу, подсвечивая веснушки. Она сильнее закуталась в вязаную кофту, что еще хранила аромат духов матери. Запах влажных пионов после дождя, словно только что срезанных, кружил голову. «Интересно, что бы сказала мама, сообщи я ей о своем замужестве? Как она говорила? Работу хорошую после института нашла, теперь и мужа достойного надо», – слова покойной матери вонзились в разум Даны ножом, бередя раны еще не пережитой утраты.

Июль в Зеленоградске выдался не слишком теплым, к вечеру на курортный городок стремительно опускалась прохлада. Купание в море сменялось спокойными прогулками по песчаной полоске пляжа, искристый смех детей уступал место звукам популярной музыки, что лилась из колонок местных кафе. Ритм пригорода Калининграда замедлялся, Зеленоградск разгорался вечерними огнями.

«Почему мама считала, что работа в научной библиотеке – предел моих мечтаний? Понравился бы ей Ярослав? Она всегда любила блондинов». Горький поток воспоминаний и размышлений прервал звонок мобильного телефона. Энергичная песня Tanz auf dem Vulcan ^[10] старалась перекричать рев моря. Дана вытащила из кармана джинсов телефон. С дисплея на нее смотрел зеленоглазый молодой человек с пшеничного цвета волосами. Со вздохом Дана провела пальцем по экрану вправо. Звонок любимого означал одно – пора было возвращаться.

– Алло?.. – хриплым голосом отозвалась она. Прозрачный воздух становился все холоднее, а ветер злее.

– Душа моя, ты домой собираешься? – приятным тенорком отозвался муж. Дана развернулась к морю спиной, направилась в сторону берега. Стук ее широких каблуков терялся в грохоте волн. Ветер подгонял порывистыми толчками, вынуждая едва ли не перейти на бег. Природа гнала ее прочь, обратно в заключение четырех стен.

– Уже иду, скоро буду. По дороге зайти в магазин?

Ярослав прочистил горло.

– Кхм. Зачем? Утром все равно уедем.

– И то верно, – согласилась она. Тратить время на прощания Ярослав не стал, молча отключился. «И как только мы выиграли поездку? Всегда полагала, что лотереи лишь очередной способ проиграть». Когда Дана сошла с причала, протяженностью метров в сорок, день окончательно сдался ночи. Дана обернулась поглядеть на волны в последний раз, она умела прощаться. Небо цветом слилось с водой, порождая бесконечную тьму. «Надеюсь, мы еще встретимся… море», – с грустью подумала Дана, и сердце у нее защемило.

Извилистая тропинка восходила по песчаному холмику с редкой порослью к спальному району. Коробки панельных домов, башни новостроек. «На берегу приятнее», – отметила Дана, перепрыгивая ямку на асфальте. На третий этаж «башни» Дана взбежала быстро, желая отогреться от уличной стылости. Деликатно постучала в дверь, надеясь, что ей не придется искать в сумочке ключи. За дверью был слышен только белый шум телевизора. «Ярик заснул, наверное», – улыбнулась Дана, стараясь схватить позвякивающую связку.

Она тихонько вошла в квартиру, бесшумно положила ключи на деревянный комод. Сняла туфли, осторожно поставила их на коврик, чтобы не оставлять песчаные крошки на ламинате. Ярослав много раз напоминал жене, что в дом нельзя нести песок, говорил: «Потом он, как болезнь, поразит все комнаты».