– Я тревожусь за тебя, дитя. – Эфор повернулся, и Арктус пожалел, что не Салир более объект интереса невидящих глаз.

Находиться под взглядом Великого эфора было крайне неприятно.

– Иридис приходила к нам. Она волнуется за тебя. Она просила помочь тебе.

Арктус удержал едва начавшую зарождаться мысль. Хорошо, что он догадался сразу. Что готов.

– Да, я говорил с ней, – подтвердил Арктус. – Мне беспокойно. Я не знаю, что с этим делать.

– Ты медитируешь? Созерцаешь внутренним взором?

Арктус решил не лгать:

– Я не могу. Не могу сконцентрироваться, не могу найти покой внутри.

– И как давно?

– С самого суда.

Эфор молчал. Арктус заглушил волнение отстраненной мыслью о том, как сложно разговаривать с собеседником, по которому невозможно понять его реакции на твои слова.

– Суд над Мятежником – наша общая печаль, – наконец заговорил Глава эфората. – Потеря двоих Смотрителей – невероятная утрата для мироздания. И для нас, несмотря на то что одному из них приговор вынес сам Совет. – Эфор помедлил. – Вполне естественно, – продолжил он после паузы, – что и ты лишен покоя. Но сейчас ты должен думать о том, что во власти Смотрителей – и твоей в том числе – сделать так, чтобы подобное больше не повторилось. Для того и дана вам Заповедь. Чти ее – и покой вернется.

Арктусу бы благопристойно согласиться с эфором, но что-то внутри, ощущаемое жестким металлическим прутом, идущим через все его существо и не позволяющим согнуться или хотя бы промолчать, не позволило ему этого сделать. Напротив, Арктус почувствовал острое желание говорить и задавать вопросы. Когда еще представится такая возможность? Великий эфор, в отличие от своих собратьев, нечасто дает аудиенции. А жажда знания не порицаема. Заповедь говорит: «познавайте». Вот Арктус и хочет познать.

– В том и дело, Великий, – осторожно начал Арктус, – в Заповеди. Я больше не понимаю ее, – сказав главное, он резко ускорился. – Никогда раньше я об этом не думал, а теперь не могу думать ни о чем другом: почему мы не должны вмешиваться? Зачем Заповедь, в чем ее смысл? Объясни мне, Великий!

– Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе волю Творца? – спросил эфор.

Если бы Арктус говорил с кем-то другим, он бы решил, что в вопросе есть ирония. Но голос и лицо эфора, как и всегда, не выражали ничего.

– Да, я хочу. Я… Я был в Этре, видел, что осталось от мира. Что ничего не осталось. Я не понимаю, почему Максимуса наказали за то, что он хотел это предотвратить. Хочу понять, правда хочу, но не понимаю.

– Начнем с того, дитя, что Максимус не пытался ничего предотвращать. Если бы ему удалось задуманное, на месте Этры ты бы все равно увидел то, что увидел. Мятежник спасал не мир, а его жителей.

– Что это меняет?

– О, дитя, это меняет очень многое. Мир и его жители крепко связаны. Нельзя просто брать и перемещать фигурки, это не тавлеи. Даже без Заповеди то, что собирались сделать Максимус и Аэтернитас, – преступление. Они подумали о том мирке, об Ультиме, который связали с Этрой? Магия там спала, материальная и тонкая сферы мира были разделены, а они бы привели туда разумных говорящих зверей, драконов и человеческих колдунов. Что бы стало с ними и как бы на это отреагировали жители Ультима? А что такое для мира внезапное увеличение его населения в десятки раз, ты понимаешь? Войны, голод, эпидемии – Ультим всего этого почти не знал, но узнал бы благодаря чудесным спасителям миров.

– Я понимаю, путь, выбранный ими, возможно, не был верным, но суть… Почему нельзя было спасти Этру? Ведь это детище Творца, жемчужина Его творений.

– Потому что время Этры пришло. Потому что нельзя вмешиваться.

– Да, но почему нельзя? – Слова вылетели раньше, чем Арктус успел подумать.

Разговор с Великим эфором так захватил его, что он уже не боялся возможных последствий.

– Потому что есть вечная воля Творца и равновесие, которое Он велел хранить, Арктус. Миры рождаются и умирают в свой черед. Мироздание само знает, когда приходит время одной форме энергии перейти в другую. Мы можем лишь созерцать и не мешать механизму, который совершенен сам по себе.

Арктус молчал. Слова эфора казались разумными, но в то же время не отвечали на вопросы, что терзали Арктуса.

– Ты беспокоен, потому что вовлекся, – продолжил эфор. – Пока мы здесь говорили, десятки миров увидели свой конец, десятки родились, и тебя это не волнует. Этра был тебе знаком, поэтому тебя тревожит его судьба. Не поддавайся страстям, Арктус. Медитируй, и покой вернется.

– Я постараюсь, Великий, – сдался Арктус.

– Постарайся, дитя, постарайся. – Эфор отвернулся и снова принялся созерцать Салир.

Арктус принял это за знак окончания аудиенции.

– Я могу идти?

– Иди, дитя. И помни о Заповеди.

* * *

Только удалившись от башни эфоров на приличное расстояние, Арктус позволил себе думать свободно. Он не знал достоверно, открыты ли его мысли эфорам, но предпочел перестраховаться на случай, если это так. Удивительно, как раньше его этот вопрос совсем не заботил.

«Раньше у тебя и мыслей-то таких не было», – подсказал он себе.

Древние мудрые существа огромной силы, которые видели самого Творца, – эфоры были для Смотрителей кем-то вроде старших братьев, и Арктус, сколько себя помнил, жил в полной непоколебимой уверенности, что они желают Смотрителям только добра, хоть и строги, и что их слова есть истина.

Теперь же он больше не находил в себе этого чувства. Великий эфор говорил логичные вещи, демонстрировал едва ли не участие к сомнениям, терзающим Арктуса, но за всеми словесами Арктус вдруг стал видеть ложь. Неясную, непонятную, неизвестно для чего нужную, но ложь. Что-то не складывалось. Что-то смущало. Что-то ужасное было в том, как погиб Этра, и во всем остальном. Арктус еще больше укрепился в мысли, что ему просто необходимо узнать – что именно.

По пути вниз ему никто не встретился. Его собратья мирно медитировали, запершись в срединных башенках, – он чувствовал их, когда проходил мимо. Они все пребывали в покое и безмятежности. Впервые за всю жизнь Арктус ощутил одиночество.

В библиотеке Арктус тоже оказался единственным посетителем, но едва он вступил в зал белых сфер, это чудесным образом перестало его волновать. Он не был здесь очень давно и совсем забыл, как прекрасна библиотека Города-меж-Мирами.

В центре зала, образуя большое облако, парили тысячи сияющих шаров разных размеров. Облако все время находилось в движении: какие-то сферы разделялись на более мелкие, какие-то объединялись, периодически между ними искрили миниатюрные молнии. Арктус знал, что так шары систематизируют и классифицируют знания, что содержатся в них. Чтобы воспользоваться библиотекой, нужно только подумать о вопросе, на который желаешь получить ответ.

Но Арктус не знал, каких именно знаний жаждет, – поэтому вошел в центр облака и открыл свой внутренний взор всем шарам одновременно. Он надеялся, что разум сам выхватит нужное.

Видения хлынули в него, Арктусу только оставалось отмахиваться от тех, которые он сразу находил бесполезными, и просматривать те, что вызывали интерес.

Заповедь, рождение миров и их конец, трансформация звезд, строение мироздания, время, жизнь в мирах, Сила. Снова Заповедь, созерцание, невмешательство. Эфоры, Смотрители, Творец. Смертные и доступная некоторым из них часть Силы – магия. Рождение, жизнь, смерть. Души, межмирье, Великая Бездна. Заповедь. Равновесие.

Ничего. Все давно известное и ничего такого, что развеяло бы сомнения и беспокойство, овладевшие им. Все содержавшееся в белых сферах вторило словам эфоров и подтверждало их правильность. Все, что слышал Арктус от эфоров с самого своего рождения, было верно. Но только стоя среди этого облака знаний, утверждавшего очевидную правду эфоров, Арктус еще острее почувствовал ложь. Он не мог найти ее разумом, но ощущал всем существом.

Нужно было что-то еще. Больше сведений, знания обширнее, чем может дать Вечная библиотека. Знания, которых не существует, потому что все, что известно о мироздании, собрано в зале белых сфер.

Мысль вспыхнула и собиралась погаснуть, но Арктус ухватил ее и потянул к себе. Ни на что не рассчитывая, он задал вопрос:

«Здесь собраны все знания о мироздании?»

«Нет. Библиотека больше не полна».

«Где мне найти все?»

«Эфоры забрали часть сфер», – зазвенел в его сознании ответ, которого он страшился и которого ждал.

5. Княжеский летописец

Сорином звался и остров, отделенный от Олты нешироким проливом, и рыбацкое поселение, разместившееся в его низинной северной части. Сорин-городок не мог похвастать ни размерами, ни богатством, ни какими-то особыми красотами. Из достопримечательностей лишь плохонькая таверна, одна на весь Сорин, да заброшенный маяк на холме, который не зажигали последние лет тридцать, аккурат с тех пор, как построили Рийельский Светоч в Олте, а последнего местного маячника убило молнией – грозы на острове были частым явлением. Особенно небесные огни почитали южную холмистую часть острова, необжитую, занятую можжевеловым лесом.

– С чего начнем? – деловито осведомилась Лидисс, оглядевшись.

Она проигнорировала предложение Гедеона сменить одежду на походную, потом отказалась от помощи, когда выбиралась из лодки, намочила бархатные юбки и теперь отчаянно пыталась не выдать своего раздражения. Получалось плохо – магичка смешно морщила нос и надувала и без того пухлые губы каждый раз, когда была чем-то недовольна, и считать ее настроение не представляло трудности.

– Высушим вас? – не скрывая иронии, предложил Гедеон.

Лидисс бросила на него недобрый взгляд, Гедеон ответил улыбкой. Уловка, как обычно, сработала.

– Признаю, мне стоило переодеться, – процедила Лидисс.

– Надеюсь, что в следующий раз вы ко мне прислушаетесь. – Гедеон привязал лодку к причалу. – Или хотя бы не будете отказываться от помощи.

– Надеюсь, следующего раза не будет, – снова нахохлилась она.

Гедеон окинул ее долгим многозначительным взглядом:

– Вы всегда такая колючая? Или я вас чем-то обидел?

– Гедеон, давайте займемся делом!

– С вами я готов заниматься чем угодно, – почти пропел он. – Даже делами.

Магичка фыркнула, но полностью скрыть смущение не смогла.

«Прекрасно», – внутренне отметил Гедеон.

– Сейчас пойдем в таверну, – предложил он, – посидим, послушаем, поспрашиваем. Глядишь – чего и узнаем.

* * *

Таверна выглядела убого, как, впрочем, и весь Сорин. Вообще, эта незапланированная прогулка по олтинским окрестностям уже успела надоесть Лидисс, и только мысль о маленьком Ларсе удерживала ее от того, чтобы убраться с острова. У нее промокли ноги, расшитым туфлям – ее любимым, между прочим, – пришел конец, подол замызгался в грязи, которая здесь замещала дороги. Лидисс пыталась подсушить одежду магией, но затея сразу перестала казаться хорошей, потому что моросящий дождь быстро свел усилия на нет. Ее утреннее прекрасное настроение улетучилось безвозвратно. Гедеон, которого она бы никогда не выбрала в спутники, если бы не чрезвычайные обстоятельства, этому сильно способствовал. Лидисс не успела еще переварить его шуточки у лодки, а он уже снова начал паясничать. Он раздражал и вызывал у нее смутную тревогу, хоть Лидисс и не могла объяснить себе толком, чем именно.

Гедеон выбрал стол в углу, самый неуютный на вкус Лидисс, и потянул ее за собой. На все возражения усатый выскочка только делал страшные глаза и шикал. Пока Лидисс думала, как реагировать на такую наглость, к ним подошла девушка-прислужница.

– Чего желаете? – Она наклонилась к Гедеону, вроде как для того, чтобы лучше его слышать, но при этом ее внушительный бюст едва не выпрыгнул из платья, что никак не могло быть случайностью. Гедеон оглядел девицу.

– А что ты, красавица, посоветуешь, то и пожелаем, – он улыбнулся и тронул усы.