«Какой же ты у меня дурак, Димка!» – она обняла его обеими руками.

«Это значит „да”, да?»

«Да!»

Марина улыбалась – Данька родился в начале февраля, студёным вечером, в дёрганых больных часах первых родов. Когда мокрого кричащего мальчика положили ей на живот, Марина видела, как муж плакал, целуя крохотные пятки.

Вернувшись из воспоминаний, она махнула на своё отражение рукой, быстро вытерлась, оделась и вышла из ванной. И тут же наткнулась на Егора.

– Ты чего тут стоишь?

Похоже, он её поджидал.

– Так это, – он почесал нос, – у Даньки же день рождения скоро, я тут сэкономил деньги, – он достал из кармана старое отцовское портмоне, перекочевавшее к нему, – только я не знаю, что купить.

Марина смотрела на сына с умилением:

– Ты мёд мой медовый.

– Мам, только не говори, что Данька будет рад открытке, сделанной собственными руками? – Егор посмотрел на неё упрямо. – Мне же уже не пять лет.

– И даже не десять – закивала она, – вопрос, конечно, сложный, но, я думаю, решаемый. От какой суммы отталкиваемся?

Сын молча раскрыл кошель, набитый некрупными купюрами.

– Ух ты, – присвистнула Марина, – да ты богач! Слушай, есть идея – Даня как-то говорил, что хочет специальную мышку, ну такую, навороченную, с колёсиками всякими.

Лицо сына озарилось улыбкой.

– Игровую! Мам, да ты гений, Даньке должно понравиться! Завтра после художки зайду куда-нибудь.

– Решено! – Марина покачала головой. – Не хочу омрачать твою радость, но как у нас насчёт уроков?

– Сделал! – Егор решительно кивнул.

– А если проверить?

– Тогда остался русский, но там немного.

Одинаковые пятиэтажные хрущёвки стояли на равном расстоянии друг от друга, вмещая между собой дворы с детскими площадками и деревьями.

Параллельно к торцам домов располагались два одинаковых садика, в один из которых ходили Даня и Егор.

Следующим днём, подходя к парадной, Марина нос к носу столкнулась с Егором и Димой.

– Вот так встреча! – Она смотрела на них так же растерянно, как и они на неё.

– Да всё просто, – широко улыбаясь сказал Дима, – помнишь, я вчера говорил, что приду пораньше.

– Гм… – Марина покачала головой, – но настолько раньше? Почему ты мне не позвонил? И… Егор?

– Да это мы тоже случайно встретились, – муж потрепал сына по шапке, – смешно получилось, да?

– Угу. – Тот как-то странно посмотрел на отца.

– Зато мы в магазин зашли, вкусностей купили, скажи? И мышку Даньке. Ты что, не рада?

– Рада.

Марине показалось, что муж суетливо тараторит, чего за ним раньше не замечалось, и Егор поникший и потерянный.

– Что-то случилось?

– С чего ты взяла? – настороженно спросил Дима. – Всё хорошо. Может, домой пойдём или так и будем в подъезде разговаривать?

Они поднялись на свой этаж. Марину не покидало ощущение неприятного напряжения.

– Между прочим, дорогая жена, – сказал Дима, открывая дверь, – а для тебя у меня есть сногсшибательная новость – таа-даам! Прошу любить и жаловать нового заместителя начальника отдела – Дмитрия Кирилловича Клеверова!

Они зашли в квартиру и начали раздеваться.

– Ого! – опешила Марина. – Что, правда? Дим-ка! Откуда такая внезапность? И неужели ваш бесконечный проект закончился? Быть не может!

– Я и сам не ожидал, так что будем сегодня кутить, отмечать моё повышение. – Он влез в домашние тапочки.

Марина скрестила руки на груди, глядя на притихшего сына.

– Егор, что ты застыл как оловянный, давай уже оттаивай, неси пакеты, я потом разложу.

Егор скрылся на кухне.

– Да, кстати, мама твоя звонила.

– И что хотела? – Дима чуть напрягся.

Отношения Марины с родителями мужа можно было назвать «худым миром», изначально они были против Диминой ранней женитьбы вообще и на Марине в частности. Некоторое потепление со стороны свекрови наметилось два года назад, когда скоропостижно умер отец Дмитрия, но сама Марина такой внезапный прилив чувств не понимала и не поддерживала. После смерти мужа Димина мама, Галина Ильинична, жила со своей престарелой матерью в Нижнем Новгороде и теперь всячески зазывала сына с внуками погостить. И как неслыханное одолжение готова была терпеть невестку. Только вот Марина к такому «терпению» была совсем не готова.

– Спрашивала, как дела, я сказала, что всё отлично, похоже, она не особо обрадовалась. – Марина кивнула на кухню. – Что это с ним?

Муж пожал плечами, переключаясь.

– Подростки, что с них взять. И это только начало, мать.

– Ладно, – Марина махнула рукой, – кстати, у Егора тоже скоро день рождения, может, ему новый мобильник подарить, а то старый у него уже совсем… того.

– Можно, – Дима шагнул к жене, нежно приобнял, наклонился и поцеловал в висок, – пойдём-ка праздновать! Мне же, Марусь, премию выписали. И даже выдали. На эти деньги мы два новых телефона сможем купить. И даже три!

– Чудеса в решете! – Марине была приятна его ласка, от которой она почти отвыкла, и обняла его.

Из дверей кухни на них смотрел Егор. Внимательно и неотрывно.

* * *

Колени подкашиваются, я дёргаюсь и открываю глаза – кажется, я на пару минут провалилась в сон и чуть не упала. Первую секунду я фокусирую внимание, пытаясь понять, где я: бежевая стенка напротив, белая дверь с цифрой одиннадцать. Ну да, за спиной у меня другая дверь с цифрой девять.

Выдыхаю и вхожу.

Он лежит на боку, поджав ногу. Больно. Я знаю, что больно.

– Я здесь, мой хороший, – трогаю его за плечо.

Он чуть откашливается и усмехается:

– Что сказал Фёдоров? Что я поправлюсь?

– Почти.

Я знаю, что ему шутить легче. Нам обоим легче.

Мы много смеёмся в этом августе. А в последнюю неделю особенно.

– Морфина больше нельзя добавить, да? – Он не столько спрашивает, сколько констатирует факт.

– Нельзя.

Я уже не плачу. Я разучилась плакать. На слёзы и сожаления нет времени, я хочу замедлить минуты, заставить время застыть, замёрзнуть, чтобы оно вместило в себя всю его жизнь, такую невероятно короткую. Сделало её медленной и полной, налитой смехом и солнцем до кромки бездонных вёдер.

Но я не могу.

– А вот и Марина, – Турчанский повернулся в сторону двери, и оба мужчины встали, – это как раз тот аналитик, о котором я вам говорил, Семён Григорьевич.

Марина подошла ближе.

Семён Григорьевич был лысым мужчиной среднего роста лет под пятьдесят, с резкими монгольскими скулами и совсем не азиатским разрезом живых карих глаз. На нём отлично сидел дорогой костюм и хорошая голубая рубашка без галстука. Смотрел он на Марину внимательно.

«Чтоб тебе пропасть!» – почему-то ругнулась она – не понравилось беззастенчивое разглядывание.

– Здравствуйте. – Она по-деловому протянула ему руку и крепко пожала.

Семён Григорьевич усмехнулся, разгадав манёвр.

– Присаживайтесь. – Директор пододвинул Марине стул, и спросил у всех: – Чай? Кофе?

– Кофе, – лаконично ответил гость, – чёрный, без молока и сахара.

– Кофе без сахара и молока, – повторила она, удивившись схожести вкусов.

– Мне рассказывали о вас, – начал скуластый незнакомец, – Валерий Евгеньевич вас чрезвычайно хвалил, сказал, что даже в Москве таких специалистов днём с огнём не сыщешь. Финансовый аналитик, отлично знающий японский и английский, – это большая редкость.

Она молчала, никак не реагируя.

– Я представитель крупной японской аудиторской компании в России, но, как вы сами понимаете, на японском у нас говорят не так много людей.

Марине вдруг стало скучно.

Что я тут делаю?

Эти мысли приходили ей в голову всё чаще.

Ей нравился и странный древний язык, который она хорошо знала, и сама Япония, не похожая ни на какую другую страну, и возможность совмещать японский с аналитикой.

Первое образование Марина получила только потому, что настаивала мать, а второе – для души. Но… сроки, требования, недовольства заказчиков. Особенно в крупных компаниях и больших проектах. Поэтому она сидела в небольшой аудиторской компании у Турчанского, работая в свободном графике, хотя периодически её зазывали в другие места. Марина звёзд с неба не хватала, её уникальность заключалась только в одном – в придачу к финансовому анализу она знала два языка, и оба на очень высоком уровне.

Она смотрела на пижонистого лысого Семёна Григорьевича, и работать с ним заранее не хотелось.

Опять всё будет «срочно» и «гореть», а заплатят «потом» и «по факту».

Принесли кофе. Молодая вертлявая секретарша поставила на стол чашки с кофе и вазочку с шоколадными конфетами.

«Вот зараза!» – подумала Марина, уже пару дней чудовищным усилием воли обходящаяся без сладкого – конфеты были её любимые.

Семён Григорьевич тоже посмотрел на сладости, но не притронулся, зато директор с удовольствием зашуршал обёртками, прихлёбывая чай.

Молчание затягивалось.

– Марина… – начал гость и запнулся.

– Владимировна. – Она перевела взгляд на него.

– Я коротко озвучу условия, – Семён Григорьевич прищурился, – аванс – вперёд, далее – ваш анализ объёма работ и обсуждение финального гонорара. Сразу скажу – работы много: нужно проверить четыре компании, сотрудничающие с Россией и осуществлявшие импорт-экспорт. Конечно, вы не в одиночку будете это делать, но остальные сотрудники не знают ни японского языка, ни менталитета, присущего этой стране. Сроки оговорим сразу, но если в процессе нужно будет больше времени – добавляете, конечно в разумных пределах.

Визитёр замолчал, будто застыл, было ощущение, что у него внезапно закончился завод. Сложил руки шатром и уставился в пространство перед собой. Нависла тишина, и стало слышно, как Турчанский сминает фантики и громко глотает, как за окном завывает зима и шуршит шипованными шинами близкая дорога.

– Ах да, – Семён Григорьевич будто бы очнулся, достал из внутреннего кармана крохотный блокнотик и ручку, что-то начиркал на листке, протянул Марине, – это стартовая сумма.

Директор свернул голову, чтобы взглянуть на цифру, но всё равно не рассмотрел и недоумённо уставился на визитёра.

– Так дела не делаются.

Видно было, что Турчанский не просто обиделся, а был вне себя.

– Ну что вы, Игорь Витальевич, – гость впервые широко улыбнулся, и Марина с удивлением заметила, как изменилось его лицо, став светлее, – я, возможно, излишне резок, не обижайтесь. И тем более я не предлагаю Марине Владимировне стать неблагодарным перебежчиком – это же просто проектная работа.

Он снова открыл «магический» блокнотик и на этот раз протянул бумажку Турчанскому.

– А это в качестве компенсации за временный отрыв от работы ценного сотрудника.

– Хм… – Марина посмотрела на директора, а тот взглянул на неё, чуть поведя плечами, будто бы говоря: «Видала?!»

Странноватый визитёр снова погрузился в созерцание.

Марина размышляла – с одной стороны, предложение было очень заманчивым, с другой… ей показалось что в этой чрезмерной заманчивости есть какой-то подвох. Ну а с третьей – большая компания, опять сроки, гонка, нервы… И она не могла понять, нравится ли ей этот загадочный лысый Семён Григорьевич или нет. Было в нём что-то отталкивающее и в то же время притягательное.

Он поднял на неё взгляд и смотрел в глаза.

Она смутилась – взгляд был пронзительным, изучающим.

– Понимаете, Семён Григорьевич… – Марина решила отказаться.

– Понимаю, всё понимаю, – он снова неожиданно светло улыбнулся, – и можно просто Семён, иначе я чувствую себя престарелым занудой. Можете сейчас не отвечать, всё спокойно обдумайте и напишите мне завтра, – он встал, – там, на обороте, есть номер телефона. Мне, к сожалению, пора идти.

– Э-э-э… – Турчанский тоже вскочил, – но мы же так ни о чём не договорились…