Системная операция (страница 14)
Я остановился посреди коридора и прислушался. Вокруг стояла тишина. От кого так резво убегал парень? Какую дверь мне следовало открыть первой, чтобы, заглянув в кабинет, не подставить под удар спину?
– А-а-а! – я резко развернулся и перехватил руку, с занесёнными над головой ножницами.
– Тише-тише, спокойно, – я с трудом удерживал пытающуюся меня прирезать ножницами женщину. – Татьяна, успокойся, не надо меня убивать. – Как я сумел узнать в набросившейся на меня рентген-лаборантке живую женщину, оставалось загадкой даже для меня самого. Может быть, я сумел увидеть блеск её глаз, может быть, как-то ещё. А, может быть, на меня повлияло то, что неигроки не орали, во всяком случае, я пока не встречался с такими, в то время как почти все встреченные мне в подобных обстоятельствах игроки верещали практически одинаково. – Таня, это я, Филин, – я её пару раз встряхнул, ноль ампер на выходе, никакие доводы на обезумевшую женщину не действовали. Тогда я отпустил одну удерживаемую руку, ту, в которой не было ножниц и отвесил ей несильную, но звонкую пощёчину. Всё-таки это самый быстрый способ привести в чувства кого угодно, независимо от пола, возраста, вероисповедания и других факторов. Татьяна тут же успокоилась. Она поднесла руку к щеке и посмотрела на меня уже почти осмысленным взглядом. Спустя несколько секунд в её глазах промелькнуло узнавание.
– Алексей Владимирович? – и, разревевшись, она уткнулась мне в грудь лицом, судорожно при этом всхлипывая. Ну что же это такое, неужели все встреченные мною женщины будут теперь рыдать у меня на груди? Неловко похлопав по спине, я слегка отстранил её от себя, выпустив, наконец, из захвата её руку с ножницами.
– Что здесь произошло? – Татьяна ещё пару раз шмыгнула, сунула своё оружие в карман, потёрла глаза и тихо ответила.
– Я пришла на работу пораньше, мы с Михаилом Олеговичем договорились, что я приду раньше на час и уйду тоже на час раньше. Пашка здесь был. Он дежурил сегодня, и пока я переодевалась, сказал, что сегодня ночка адова была. Как будто я с луны свалилась и не знаю, что какая-то ерунда ночью творилась. Он снимал конечности того парня… – она замолчала и всхлипнула. – В общем, он попросил меня проявить снимки, потому что уже плохо соображал, после такой-то ночки. Ну, я и ушла в проявочную. Там мне стало нехорошо, сильная рябь перед глазами, вообще почти ничего видно не было. В проявочной и так темень стоит, а тут ещё и рябит. Я постояла немного, пытаясь привыкнуть к мельтешне перед глазами, а потом прямо в голове заговорил голос и сообщил, что пришла какая-то Система и что я теперь игрок в какой-то игре. Я пока в темноте глазами хлопала и думала, что у меня такие забавные глюки на фоне ряби, и что пора уже нашего неуловимого мозгоправа поймать и заставить разобраться, что со мной такое приключилось, закричал Пашка. Так страшно закричал… – она замолчала, но буквально сразу же продолжила. – Я в щёлку выглянула и увидела, что тот парень бьёт Пашку ножом. И что сам он изменился, сильно изменился, а его глаза стали на бельма походить. Я едва не обмочилась от страха, но сумела тихонько дверь закрыть, и ключ повернуть. Этот, после того как Пашку прикончил, пару раз в дверь толкнулся и ушёл. Он даже не попытался дверь открыть, просто чуть ли не лбом ткнулся в неё. Тогда-то я поняла, что тот голос был прав, и что игра – не игра, а вот Апокалипсис точно наступил. И что сейчас снаружи полно таких вот тварей, зомбаков чёртовых, как тот, который Пашку… – Она в очередной раз всхлипнула, но реветь больше не стала. – Что это, Алексей Владимирович? Какой-то вирус, который людей в зомби превращает?
– Нет, Таня. Наверное, в этом случае нам было бы полегче, что ли. Во всяком случае, у нас была бы цель, найти лекарство. А также осознание того, что когда-нибудь всё это, так или иначе, закончится. Только вот это действительно игра. И мы в ней в роле кукол, которыми и играет эта самая Система, хотя подозреваю, что всё же кто-то, кто за ней стоит. Но, хотя бы нам думалку не убрали, и играем мы сами за себя, в том смысле, что самостоятельно принимаем решения. Могло быть и хуже, только представь, что кто-то нам руку в задницу засунул бы и давай двигать, как ему вздумается. Правда, и здесь мы ограничены определёнными правилами, но тут уж ничего не поделаешь. – Таня зашла в приоткрытую дверь, из которой выскочила, поплескала себе на лицо водой из крана, и посмотрела на меня.
– А что это на вас надето, Алексей Владимирович? – надо же, она первая, кто заметил мою немного странную экипировку сразу же, как только увидела.
– А на что это похоже? – я был уверен, что здесь, во всяком случае, на этом этаже никого нет. Уж на наши вопли любой неигрок давно бы прибежал, им же тоже нужно развиваться.
– На форму наёмника в Средние века, – уверенно ответила Таня. – Только в джинсах.
– Ты романов перечитала. Лучше скажи мне, здесь никого такого, как тот парень, не было больше?
– Недавно какой-то был, я его не разглядела, но он с тем самым ножом шёл. А как меня увидел, заорал и убежал. Испугался такой неземной красоты, наверное. И больше никого я не видела. Ну а потом вы пришли. Да, Алексей Владимирович, Пашка, его тело, оно исчезло. Просто исчезло, представляете?
– Представляю, – хотя я не видел ни одного исчезающего тела, но примерно механизм вполне мог себе представить. – У функционалистов никто не мог обосноваться? – уж кому знать, как ни ей, соседи всё-таки.
– Не-а, – Татьяна покачала головой. – У них же неделю назад кто-то пелёнки одноразовые спёр. Всю катушку. А может, и не спёр, может, из наших кто взял, отмотать хотел, а вернуть забыл. Так-то кому они, кроме нас нужны? – я пожал плечами, возможно, что кому-то и нужны, мало ли на свете людей со странностями. – Только после этого функционалисты стали запирать дверь в отделение. Из них никто на работу ещё не приходил, когда вся эта жуть началась, – она замолчала, глядя перед собой. – И не придёт, похоже, уже никогда. Что же это творится-то, а?
– Не истери, – я предупреждающе поднял руку. – Пошли, найдём того перепуганного, и я тебя в безопасное место отправлю, где сейчас Михаил Олегович по идее должен находиться. Вот у него на груди и всплакнёшь. Она у Мишки мягкая, не то что моя.
– А вы как будто немного помолодели, Алексей Владимирович, – тихо проговорила Татьяна. – Седины в волосах намного меньше стало, морщинки с шеи почти ушли, да и на лице их меньше стало. А руки и раньше никогда возраст не выдавали, а сейчас так вообще, как у молодого мужика, не старше сорока.
– Вот как, – я задумался. Надо же. Больше чем уверен, что совсем молодым не стану, но даже если немного, то это всё же хорошо будет, наверное. Чисто теоретически, и сила без очков увеличится, да и выносливость, что уж говорить. – Надеюсь, не превращусь в итоге в папкин сперматозоид, если всё время молодеть буду. – Татьяна не выдержала и хихикнула.
Выйти на лестницу мы не успели, потому что в отделение ворвались, подбадривая себя грозным мычанием, горе-вояки.
– Алексей Владимирович, мы к вам на помо… – Данила резко затормозил. – Э-э-э, похоже, помощь вам не требуется.
– Да, похоже на то, – я не смотрел на него, разглядывая Толяна. – А ты чего сбежал-то? Мог бы и помочь девушке. Всё-таки помоложе меня будешь, поактивнее.
– Как это помочь? И где чудище? – Толян недоумённо оглядывался по сторонам.
– Вот чудище. Ты, когда Татьяну увидел, должен был в охапку её сграбастать и целовать начать, тогда она сразу бы в такую вот симпатичную девушку превратилась бы.
– Чё, правда? – и Толян, и Данила хлопали глазами.
– Ну да. Вы что сказку про лягушку-царевну не слышали и в детстве не читали? – Таня не выдержала и рассмеялась. Всё-таки у неё истерика, надо поскорее её к Рогову отправить и его живительному спирту. Шутка ли, сколько она времени одна просидела.
– Вы шутите, да, Алексей Владимирович? – Данила перевёл взгляд с Татьяны на меня.
– Разумеется, я шучу. А теперь быстро возвращаемся в приёмник, где я раздам ЦУ. И только попробуйте меня ослушаться. – Я увидел искру бунта, промелькнувшую в глазах Толяна. Такие искры надо сразу гасить, пока из них пламя не сформировалось. – Того, кто ослушается, я в подвал заброшу, чтобы раз и навсегда научился живых людей от тварей отличать. Правда, вряд ли эти знания вам пригодятся. С вашим уровнем продолжительность жизни в подвале может весьма существенно сократиться, приблизительно до пары минут. Зато в эти две минуты вы больше никогда никого не перепутаете. Всем всё понятно? Тогда пошли, я не намерен с вами нянчится. Я всё ещё надеюсь найти выход из этой локации, потому что у нас нет скатерти-самобранки, а жрать скоро всем захочется. – На этот раз меня послушались и по одному выскользнули на лестницу, быстро спускаясь к дверям, ведущим в приёмный покой.
Глава 10
Я отправил Татьяну и моих двух добровольных горе-помощников в хирургию. Они при этом сильно не возникали, даже Толян, до которого, похоже, начало доходить, что в этой игре могут убить, причём навсегда, потому что никаких сохранёнок и возрождений не предусмотрено. Он не переставал бурчать, но ушёл, не сопротивляясь. Я сопроводил их до крыльца, чтобы они никуда по дороге не свернули, дождался, когда дверь за ними закроет дед Степан, который, похоже, когда народ начал подтягиваться, занял своё привычное место на вахте. После этого развернулся и пошёл обратно. В том, что старик вернулся к своей привычной коморке с продавленным диваном, не было ничего необычного. А вот то, что Васька и присоединившиеся к нему Ольга и Михаил спокойно того отпустили заниматься привычным для него делом – правильно, глядишь, так и разберутся, кого куда определить, чтобы и польза какая-то была, и Система в бездействии не обвинила.
Вернувшись в приёмник за Катей, которая никуда не собиралась от меня уходить, я застал её сидящей на кушетке и смотревшей в одну точку на стене. Я даже обернулся, чтобы посмотреть, что же она такого интересного там увидела. Кроме кровавого пятна на стене, ничего примечательного не было, да и пятно это вполне могло остаться и не в результате последних событий, а, к примеру, с ночи, когда резанных, стрелянных и поломанных не успевали подвозить.
– Почти все, у кого кто-то остался в городе, с ума сходят, гадая, что с ними и как, – тихо сказала Катя, не глядя на меня. – У меня вот только кошка дома одна, а я и то переживаю, сильно переживаю, как там она, и как зверей коснулись эти конченные изменения. А те, у кого дети, родные и близкие люди? Это какой-то кошмар, почему всё это с нами происходит?
– Я не знаю, – подумав, сел рядом с ней. – Если бы знал, то ответил. Вот только у меня сложилось такое чувство, что Система немного приглушила подобные эмоции, вроде переживания за оставшихся, тяжёлых рефлексий и чувства безысходности, от которого впору пойти и повеситься. А на первый план выдвинула инстинкт самосохранения и страх за собственную жизнь, чтобы подтолкнуть игроков бороться, а не из окон прыгать. Потому что сильных истерик я пока не встречал. Может быть, потом все сильные чувства и вернуться, но пока что страх за собственную жизнь в приоритете. А вообще хорошо, что у нас детских отделений нет и акушерство все в перинатальный центр переместили. Не знаю, как бы я реагировал, если бы думал ещё и об этом. Вот только я уже не раз и не два отмечал, что я изменился, стал гораздо спокойнее относится к вещам, которые совсем недавно считал неприемлемыми, например, к убийствам, как к способу выжить и стать сильнее.
– Наверное, ты прав, – Катя всхлипнула и вытерла пробежавшую по щеке слезинку.
– Я прав, – обняв её за плечи, притянул к себе. – Работа у меня такая была, быть правым, не думая при этом, принимать решения за секунды, часто на одной интуиции, иначе всё, жди костлявую.