Ни в одном из девяти трактиров, хозяева не видели старуху с длинными белыми волосами, поэтому, покидая город, я решила, что мы с ней движемся по разным тропам.

Отсюда до Таццена – примерно неделя. Город Мудрости находился на самой границе Кейлин-Горда, и чем ближе к нему, тем чаще на пути встречались деревеньки. В холодных регионах, поселения – редкость, а вот ближе к столичному краю – их пруд пруди. Глаза Кнарка теперь всегда были скрыты под очками. Даже на лесных тропах я их не снимала: слишком много путников и повозок с торговцами.

В одной проходящей деревушке не нашлось ни трактира, ни свободных комнат, и я ночевала в лесу, который уже больше был похож на летний, чем весенний.

Там, на рассвете, на меня напали разбойники. Их было восемь, все – отпетые и кровожадные. Я услышала их еще за десять ярдов, когда под ногой одного хрустнула ветка.

Бежали они быстрее, чем перепуганные кролики, когда я сняла очки. Один обронил мешочек с украденными кольцами и браслетами. Среди них не было особо ценных, но для оплаты мелких нужд сгодится.

Привязав второй мешочек к поясу, мы с моим верным вороным не спеша отправились дальше. Конь ржал всю дорогу до новой деревни, будто потешаясь над улепётывающими бандитами. Он на редкость остался невозмутим, когда тоже услышал крадущиеся шаги. Лишь сонно взглянул на меня, мол ты, хозяюшка, будешь как-то решать проблему или нет.

В каждом поселении я спрашивала про Бетиссу. Такую никто не знал и не видел.

Деревянные постройки сменились каменными. Низкие здания выросли в несколько этажей. Куда ни плюнь, попадешь или в таверну, или в храм, или в роскошное поместье какого-нибудь местного барона.

Трактиров здесь было как снега в Юшене. Торговцев на центральной площади – еще больше. Скрипучие повозки гоняли туда-суда, постоянно били медные колокола, люди что-то кричали, ругались. Низкосортные распутницы завлекали клиентов в темные переулки. Мужчины, женщины – не важно. Меня трижды пытались соблазнить упругими формами, пока я искала приличную таверну.

Разнообразие запахов заставляло то скривиться от отвращения, то жадно вбирать в себя носом. Здесь пахло всем: от свежей выпечки, жареного мяса и цветочного парфюма до ядовитого табака, вареных свиных ушей и людских испражнений, выливаемых в сточные канавы.

Город Мудрости… Такое название ему дал тот, у кого прекрасное чувство юмора.

Одно преимущество все же у него было. На меня никто не смотрел. Мои очки никого не интересовали. Чем ближе к Таццену, тем реже я слышала вопросы про Эбис, а в самом городе ходило столько эбиситов в похожих очках, что я почувствовала себя почти нормальной.

Первым делом оплатив тесную комнату и еду теми кольцами, что остались от воров, я пристроила коня и направилась искать Харсток.

Нашла его на другом краю города. Серый замок с высокими башнями, узкими бойницами и полукруглыми балконами возвышался в центре большой огороженной территории. Все вокруг замка было усеяно раскидистыми деревьями и пахучими цветами, но никакой гармонии в этом не было: сам Харсток выглядел совершенно отталкивающе.

Как рассказал Вейж, раньше это место имело репутацию самого охраняемого замка в государстве. После королевского дворца, разумеется, хотя по размерам Харсток ему не уступал. И тот, и другой построил один правитель, и он же сделал их равными по укреплениям и величине. Но все это было в прошлом, и сегодня Харсток был ничуть не надежней, чем любой другой замок послевоенной эпохи.

Здесь жили мудрецы, которые носили бордовые рясы и массивные цепи с ключами. Они поддерживали храм Знаний и своими силами охраняли его. Или пытались охранять. С сочувствием глядя на скромное оружие мудрецов, я направилась к воротам Харстока.

И меня туда не пустили. Даже после демонстрации золотой монеты. Войти в кладезь Знаний можно лишь ее служителям или по письменному позволению короля. Когда мужчина в бордовой рясе, насмехаясь, посоветовал мне наведаться за разрешением в тронный зал Руолана Тинга, я едва не раздавила его шею.

Между Кнарком и человеком была слишком хрупкая грань. Люди быстро взрывались, и с каждым днем я чувствовала, что вбирала в себя все больше человеческого, нежели сама желала. Я могла бы с легкостью проложить себе путь через стынущие трупы, но терпение Кнарка было прочнее, чем у людей, и только поэтому голова служителя Харстока осталась на своем положенном месте.

Я великодушно поблагодарила мудреца и вернулась в свою комнату, чтобы дождаться ночи.

Ботинки бесшумно опустились в цветник, когда я перемахнула через высокую ограду. При мне был лишь меч с кинжалами. Лук и плащ я оставила в таверне, чтобы легче передвигаться.

Темный неприступный Харсток, вместе со своими острыми башнями и лепными балконами, погряз в дремоте ночного Таццена. Все служители, должно быть, спали в скромной караулке у ворот. Если же нет, и в самом храме остался часовой, то ему не повезло. Он уже умер.

Пробежав по мозаичной дорожке, как невидимка, я с кошачьей легкостью запрыгнула на балкон второго этажа. Сначала у меня было сомнение, допрыгну ли, но оно развеялось еще на земле: как только я подумала о прыжке, мышцы подсказали, что допрыгну. Смогла бы я выше? Пока неизвестно.

Массивная дверь тихо скрипнула. Я оказалась в кромешной тьме Харстока и сняла очки.

Передо мной предстал колонный зал с темными силуэтами, рамами, горшками и факелами, висящими вдоль шероховатых стен.

Здесь пахло стариной: историей всей Нефритовой Империи, покрытой тайной и пылью.

Проходя по мраморным коридорам вдоль разномастных картин, я внимательно высматривала те, что с лицами. Читая под ними подписи, я кралась дальше.

Один зал с картинами закончился, начался другой. Теперь я пробиралась между драгоценными вазами и статуями из терракоты и слоновой кости. Люди, лошади, мифические существа, дворцы – все было исполнено в гладком камне и насыщало храм призраками. Они проплывали мимо меня, как лодки по реке. Звали, шептались и провожали слепыми глазами.

Целый кусок многовековой истории был заточен здесь – эпохи скитались от стены к стене и возвышали древние войны со своими эпическими героями. Пережив многие восстания и набеги, Харсток и сам стал легендой. И теперь одна легенда впитала тысячи других. Кажется, я сама постарела, пропустив многоликие столетия через себя.

Переходя из комнаты в комнату, я ощущала, как меняется настроение замка. В одной я чувствовала лишь мучительную смерть, в другой – надежду и спасение. Третий зал дарил живительное тепло, а четвертый напускал мурашки. Все эти вещи обладали беспокойными душами, и не все из них, были чистыми, непорочными. Были и такие, от которых хотелось отойти подальше. Не знаю, как, но я чувствовала эти души своими пальцами, я слышала их беззвучные голоса.

Очутившись в зале двухэтажной библиотеки, я вдохнула древесный запах и тут же зашла за гранитную колонну, прижавшись к ней спиной.

Я была не одна.

Я стояла за колонной, когда мимо нее тихо простучали две пары ног.

Выглянув из-за белого камня, я увидела две мужские спины, утянутые в кожаные портупеи, вроде моей. У каждого был приличный набор кинжалов: от короткого акинака с рубиновой рукоятью до крошечных метательных ножей. Никакого рыцарского оружия. А также никаких факелов, лампад и неудобных ряс. Они, как и я, передвигались в темноте. Не так быстро, конечно, и не так смело, будто видели сквозь мрак: они просто отлично знали Харсток, а значит, были часовыми и патрулировали комнаты. Ради их блага, я бы посоветовала им прозевать следующий обход.

Когда нетвердые шаги стихли во мраке, я вышла из укрытия и посмотрела на бесчисленные книги. Можно порыться в них, но на это уйдет месяц или два. На меня уставилось такое количество потрепанных переплетов, что я не знала подходящего числа. Оставлю эту затею на тот случай, решила я, если не окажется нужного портрета.

После библиотеки я попала в зал с громоздкими свитками и разноязычными письменами. Здесь воняло книжными клещами. Полистав некоторые летописи, я определила их в категорию смертной скуки и двинулась дальше.

Новый зал с бронзовыми статуями; с картинами; снова со статуями. Еще одна монастырская библиотека, приведшая меня в уныние. Еще зал с безрадостными картинами и пергаментными свитками. Комната с музыкальными инструментами. Снова картины, снова книги, снова свитки.

Зал за залом. Этаж за этажом. Я прошла их все от и до. Бесшумно и быстро, каждое мгновенье прислушиваясь к посторонним звукам или часовым. После первой библиотеки тишина ни разу не нарушалась, лишь запахи менялись с каждым шагом.

Последний этаж и последняя надежда. Харсток сужался кверху, поэтому каждый новый этаж был меньше предыдущего. На пятом передо мной раскинулся лишь один длинный зал, увешанный сотней портретов. Кажется, я нашла, что искала, и медленно зашагала вдоль картин, читая подписи по обе стороны зала.

Пройдя все незнакомые имена, я остановилась перед внушительной картиной в позолоченной раме и победно улыбнулась.

С него началась династия Дагганов. Первый портрет с первым правителем – Алакером Дагганом.

Ботинки, не торопясь, ступали по мрамору, и я наклонялась к каждой бронзовой табличке в темноте.

Ботич Дагган с женой и детьми. Кристан Дагган с женой и детьми. Лик Дагган с женой и детьми. Берин Дагган. Агидон Дагган. Юри Дагган. Велиант Дагган.

Сотни имен с одной и той же фамилией рябили перед глазами, пока я не увидела нужное.

Золотая рама, как у всех прочих, но лишь три темных силуэта с еле различимыми чертами в то время, как на всех остальных было изображено минимум четыре человека. У всех представителей Дагганов было несколько детей. У всех, кроме одного – самого последнего.

Сняв масляный факел со стены, с помощью стальных наручей я высекла искру. Огонь вспыхнул, и лица, изображенные на портрете, озарились золотым светом.

С мирной картины, под которой было написано «Гонник Дагган с женой и сыном», на меня смотрели две пары голубых глаз. На темно-каштановой шевелюре короля мерцала широкая корона из белого золота с нефритовой гравировкой, а на его королеве… на Юнсу была тонкая, почти незаметная нежная тиара. Она выделялась на ее темно-русых волнистых волосах словно полумесяц.

Юнсу держала клубочек расшитых одеял, из которых выглядывало лицо спящего младенца, совсем крохотного человечка.

Гонник стоял величественно, как титан, и смотрел с типичными для королей спокойствием и достоинством. Но приглядевшись, я увидела, что рука короля мягко сжимала кусочек детского одеяльца. Должно быть, там как раз оказалась пухлая ножка новорожденного наследника.

Я всматривалась в лица, пытаясь вспомнить их. Думала, что, увидев, пойму, почему я так точно помнила их имена, хотя своего не знала.

Видела ли я королевскую чету при жизни? И почему, все больше рассматривая полотно, понимала, что художник не смог изобразить их, как должно? Отчего-то мне казалось, что глаза короля должны быть более глубокими, томными. И цвет должен быть темнее. А у его жены не хватало смешинки в глазах. Кажется, она всегда улыбалась и редко была такой серьезной, как на картине.

Творец этого шедевра хорошо справился с заказом, но не достаточно. Все дольше изучая портрет, я по какой-то причине это знала, хотя главного так и не поняла…

Я надеялась, что, увидев Гонника и Юнсу, пойму: это я стала их палачом или нет? Послал ли Бадзун-Гра своих Кнарков, чтобы стереть последних Дагганов с лица земли? Я хладнокровно убила новорожденного младенца?

Но сердце молчало. Кнарк не испытывал ни угрызений совести, ни вины, ничего. Беспощадная часть монстра твердо укрепилась во мне и вряд ли когда-то изменится.

Это действительно могла быть я. Если Владыка Мрака приказал, значит, я выследила семью короля и вырезала их сердца, включая крошечное, принадлежащее маленькому принцу.

Пламя пошатнулось, и картина заиграла переливчатым блеском. Я уже хотела отойти, но кое-что заметила. Подошла вплотную и прищурилась, разглядывая Гонника. Что это такое на его коро…