Плащ с медвежьим мехом высох, но мерзкий запах сохранился, хоть и не такой явный. Если пойдет снег, то замотаю и спрячу его. Медвежья накидка в лесу мне лишь для красоты: я не замерзну без нее. А перед поселком надену снова, дабы скрыть доспехи и оружие от любопытных зевак.

Выходя из «лучшей» комнатушки, я надела берилловые очки и спустилась вниз к прилавку, за которым уже хозяйничала толстуха.

– Приготовила? – спросила я.

Хозяйка, стоявшая ко мне спиной, взвизгнула от испуга и злобно повернулась, но узрев, кто стоит, на пухлом розовощеком лице тут же растянулась боготворящая улыбка.

– Миледи! – пропела она. – Уж выспались шо ли? Только ж недавно петухи погорланили…

– Мне пора. Ты приготовила все, что я просила?

– Канешно, миледи! – песня продолжалась, пока хозяйка доставала мне еду, бурдюк и лук со стрелами из-под стойки. – Я эта, еще пирога вам брусничного завернула, который вчера пекла.

– Спасибо. – напоследок сказала я, взяла все добро и направилась к выходу.

– Эта вам спасибо, миледи! Большое спасибо! А вы эта, все узнали-то вчера, шо хотели? – донеслось мне в спину, когда я одной ногой была на заснеженном пороге.

– В смысле? – не оборачиваясь, спросила я.

– Ну, эта! – выкрикнула хозяйка. – Когда со старой леди говорили?

Я медленно повернулась обратно, вернула ногу в трактир и сосредоточилась на крысиных глазках.

– Ты помнишь старуху у камина? – осторожно спросила я.

Толстуха вжала подбородок в шею и судорожно затрясла им:

– Канешно ш, помню, миледи! Я ш не такая старая, как эта, ваша! – захихикала она. – Бабка-то чей, совсем не помнит ничё. А большая Ролла-то все помнит, все зна…

– Куда она ушла во время нашего разговора? – перебила я.

– А куда ушла? – не поняла большая Ролла.

– Когда мы с ней говорили, она пропала. Ты видела, как это произошло?

– Куда пропала? – закудахтала толстуха, тряся щеками. – Я ш эта… Как бы… Она ш… Вы, миледи…

Пока она мямлила, я уже вернулась к прилавку, положила свои вещи на стул и безмятежно улыбнулась:

– Ролла… Не будешь ли ты так любезна, – тут толстуха зарделась от смущения. – Расскажи мне, все, что ты видела вчера. По порядку. В точности, как было. Ничего не упускай.

Большая Ролла закивала и заволновалась от такой поистине серьезной просьбы.

– Итак, – по слогам произносила я. – Когда ты принесла мне брусничный пирог, после этого… Что случилось после этого?

Ролла не успела скрыть из глаз мысль, а не больная ли я на голову.

– Ролла? Рассказывай. По порядку. – холодно повторила я.

Хозяйка сглотнула, отошла на пол шага и заговорила:

– Я принесла пирог вам, миледи.

– Так.

– Потом вы ш спросили, не приходил ли кто с мешком.

– Дальше.

– Я вам на старуху указала. У камина.

После каждого предложения она зачем-то затыкалась и ждала одобрения. Я кивнула.

– Вы ш потом к ней пошли, к старухе этой. И потом попросили принести эль. И вам, и ей.

– Что было дальше, Ролла?

– Ну, я все ш принесла вам, миледи, как просили. А потом еще пирог принесла этой старой грымзе.

– Дальше давай.

– Потом я ушла прятать золотко, которое вы так великодушно подарили большой Ролле.

– А когда вернулась, то…

– То вы там и сидели, где сидели. Молча, миледи. И смотрели на старуху.

– Смотрела на старуху? – нахмурилась я. – Она все это время оставалась на месте?

– Ну, да! А куда ш ей деваться-то?! Дряхлая чей. Не улизнула бы из-под носа большой Роллы.

Мои черные глаза едва не вылезли за пределы берилловых стекол. Знаю, что следующий вопрос будет полнейшим бредом, но обязана спросить:

– Ролла, я уточню на всякий случай… Сейчас ты эту старуху нигде не видишь? Тут, в трактире?

Крысиные глазки в ужасе, не двигая лицом, осмотрели пустую таверну, и Ролла помотала головой. Да, теперь она точно считала меня сумасшедшей.

– Ладно, Ролла. Что потом было? Я молча смотрела на старуху, а дальше?

– Вы шо-то сказали всем, миледи, но я не слышала! Да, и никто бы не расслышал! Такой ш гул стоял, мамочки мои! Гостяки-то вчера буйные попались. Услышишь тут, как же ш?!

Я стиснула зубы до скрипа и сделала глубокий и успокаивающий – насколько возможно – выдох.

– Дальше.

– Ну, так эта… Вы потом шо-то пошарили повсюду и побежали куда-то, но там-то я уш не знаю, шо делали, куда бегали. Я тут оставалась. Большая Ролла всегда в своей таверне, миледи!

Я коротко кивнула и спросила:

– Старуха все это время сидела у камина?

– Ага. Весь пирог-то умяла и свой эль допила. Ваш-то не тронула. Я пристально ш наблюдала! Думаю, ага, если сечас за вашу кружку-то возьмется, старая карга, то я ей быстро половником по голове надаю! Я ш следила, пока вы не вернулись с мороза.

Кожа под очками жутко зудила, и я уже чувствовала себя изможденной от слишком густой неразберихи.

– Ну, а потом-то, – теперь Роллу было не заткнуть. – Вы потом эта, спросили, в какой комнате старая поселилась-то.

– Да, и ты мне сказала, что не знаешь никаких старух.

Ролла покраснела от возмущения, едва не уронив все кружки, что намыла.

– Вы шо, миледи, вы шо??? Я ш вам сказала! Про эту, шо она в самой нижней комнате под лестницей.

Ролла еще не договорила, когда я уже направлялась к лестнице. Толкнув обшарпанную дверь, я очутилась в крошечной комнате без окон и кровати. Лишь тонкая грубая подстилка лежала у стены. Больше ничего. Никаких вещей. Старуха покинула эту таверну раньше меня.

– Когда она ушла? – взорвалась я.

– Ночью, наверно. На рассвете ее уже не было.

Мои кулаки, обрушившиеся на стойку, напугали Роллу так сильно, что она завизжала и чуть не бросилась наутек. Прилавок раскололся под моими руками так сильно, что в трещины можно было вставить по вилке, и они бы провалились.

Мне полегчало, а вот за стойку было немного стыдно. Даже мне.

– Извини, Ролла. – искренне сказала я, остывая.

– Ничё страшного! – трясясь от страха, пропищала Ролла.

Я мельком глянула на нее и потом на тот стол, за которым все это время сидела Бетисса и наблюдала, как я бегаю туда-сюда в ее поисках, как идиотка.

Она не людей одурманила, а только меня. Как она это сделала? Она же не внушала свою нечестивую магию через мысли? Или через прикосновения? Она не трогала меня, ни разу не прикоснулась.

Кулак снова сжался, хрустнув суставами, когда я поняла.

– Ролла? – снова повернулась я.

– Шо? – тревожно отпрянула толстуха.

– Последний вопрос, и я уйду. Обещаю.

Хозяйка коротко и быстро кивнула.

– Тот эль, что остался в моей кружке вчера? Ты вылила его обратно в общую бочку?

– Нет, миледи! – загоготала она. – Я ш хотела перелить, когда убиралась со стола… Вы ш почти полную оставили! Но там эль сбродился… В жизни так быстро-то эта не случалось! А тут на те! Я ш когда кружку взяла, эль уш свернулся сгустками … Я ш его и вылила в помои, шоб кого не стравить!

Медленно выдохнув, я кивнула:

– И думаю, я угадаю, если скажу, что когда поворачивалась к тебе, чтобы попросить второй кусок пирога, старуха дотронулась до моей кружки, верно, Ролла?

Толстуха нахмурилась, кажется, понимая, к чему я клоню, и тихо сказала:

– Она ничё не подсыпала, миледи! Я б тотчас сказала вам, клянусь же! Старуха просто коснулась кружки вашей одним пальцем и эта, сразу взяла свою. А то я б вам сказала! И сама бы ей космы-то седые повыдёргивала! Травить моих людей-то в моей таверне!

– Спасибо, Ролла. – сквозь гнев, улыбнулась я. – За все.

Ролла трусливо улыбнулась в ответ и выдохнула от облегчения, когда я и мои вещи покинули таверну.

И когда я проезжала на своем коне мимо окон, заметила, как толстая хозяйка внимательно провожает меня взглядом. Следит, точно ли я уехала.

Да, большая Ролла, я уехала, но, скорее всего, еще вернусь.

Спустя два дня, голая я сидела посреди бескрайнего леса и натиралась ледяным снегом. Нижнюю рубаху я тоже извозила в снегу и подвесила на прутьях у костра, чтоб хоть немного обсохла.

С волос капала талая вода. Они не стали чистыми, но хотя бы посвежели. Как и я. Пушистый снег вычистил из моей башки всю дурь, а ее за эти два дня там скопилось с излишком.

Бетисса не покидала мои мысли. Я думала о ней днем и ночью. Уже без приливов гнева, а даже с любопытством.

Она меня знала. Знала хорошо и была готова к нашей встрече. Эта мысль посетила меня еще в таверне, но только спустя сутки в одиноком пути я начала подозревать, что возможно, это не я искала ее, а она выслеживала меня.

Я начала чаще оборачиваться, чаще останавливаться. Иногда возвращалась на пол лиги назад, чтобы проверить, нет ли чужих следов, но тщетно: за мной никто не шел, как и рядом, или впереди меня. Дрянная старуха довела меня до паранойи, и обе ночи мне снились одни и те же сны, будто я сплю, а проклятая Бетисса нависает сверху и бормочет свои заклятья.

Я не боялась ее. Хотя, может, зря? Может, и зря не боялась, но Кнарк не знал страха. Ее присутствие в моей голове крайне нервировало, но суеверным ужасом не терзало.

Вспоминая вечер в таверне, я никак не могла понять, как позволила так легко себя одурачить. Сначала не заметила, как она, тронув мою кружку, заколдовала ее какими-то чарами. Потом так просто поддалась на обман, прекрасно понимая, что старуха никуда не могла деться.

И все же… Ни один инстинкт Кнарка не сработал. Я не видела ее, не чувствовала и не додумалась, что дурман мог быть лишь на мне. Пока я спала в верхней комнате, Бетисса еще долгое время находилась прям подо мной. Все ответы, что я жажду, были в узкой каморке под лестницей.

Ничего, ведьма, я уверена, мы еще встретимся, и очень скоро. Ты можешь быть самой могущественной колдуньей во всем мире – это тебя не спасет. В следующий раз я буду готова. В следующий раз ты не проведешь меня. Ты расскажешь мне, с кем ты была на утесе. Кем был тот, кто сразил Кнарка. А в том, что Бетисса была с ним заодно, я точно уверена.

Пока я «мылась» в снегу, конь крайне подозрительно взирал на меня. Должно быть, он, как и большая Ролла, считает меня сумасшедшей.

– У меня и самой такая мысль мелькала. – сказала я лошади и протянула горсть сухих яблок.

Шершавый рот слизал угощение с ладони и благодарно фыркнул. Ты, хозяйка, мол можешь купаться в снегу, сколько душе угодно, но яблоками угощать не забывай.

Я улыбнулась вороному. У него была дерзкая, но благородная душа.

Снег очистил не только тело, рассеченное шрамами, но и не менее рассеченную душу.

Душа… Интересно, она у меня есть? Скорее всего, нет. Душа предполагала милосердие, но ничего подобного я к старухе не ощущала. Как и ко всему миру, ставшему мне возмутительно чужим.

Я прибыла в незнакомый город спустя еще три дня, но по изменению климата поняла, что нахожусь уже близко к границе Тарты. Ветреные холода сменились на сухую прохладу с частыми проталинами, а когда я выходила из города, снега в лесу уже и вовсе не было. Хвойный лес потихоньку превращался в голый, но лиственный.

Если в Кейлин-Горда всегда теплое лето, а в Юшене – зима, то в Тарте – вечная весна. Лишь месяц в году здесь бывает жарко, но все же не так, как в Эбисе с его ослепляющим солнцем и невыносимым зноем.

В минувшем городе я сняла просторную комнату с деревянной ванной, которую слуги доверху наполнили подогретой водой с жасминовой солью. От меня еще долго веяло цветочным ароматом после купания.

За один золотой в городе я получила все удобства, ужин, завтрак, новый паек в дорогу, лакомства для коня, легкий хлопковый плащ с большим капюшоном, небольшую карту Баата и кучу благодарностей.

Все простолюдины кланялись и называли меня «миледи», стоило им приметить блеск золота. В кожаном мешочке, между тем, осталось четыре монеты.