Да, мне было жалко убитых пацанов. И да, меня брала злоба на их хозяев. Бесы задери, почему просто не пообщаться? Почему не договориться? У меня ведь на самом деле имелось некое компромиссное решение – но воплощать его в жизнь я планировал не сразу, а через пять, десять лет! Мне здесь едва четверть столетия стукнуло, куда за громадные проекты браться?

– МЕРЯЕШЬ ЖИЗНЬ СТОЛЕТИЯМИ? – усмехнулся дракон. – ПРАВИЛЬНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩ! ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ ИЗ ТРУПОВ, ХА-ХА-ХА!

– Просто заткнись! – потряс головой я.

Впереди маячил свет – люк на крышу оказался выбит. Я выбрался на верхнюю площадку, подошел к самому краю, оперся о холодный каменный зубец и огляделся: картина с высоты вырисовывалась апокалиптическая. Столбы черного жирного дыма над подбитыми остовами техники, алые языки пламени во внутреннем дворике замка, серые тяжелые тучи, закрывающие небеса, порывы ветра, штормовые волны на озерах, сражающийся город…

– Дурдом какой-то… – и попробовал почесать спину: зудело страшно.

– И ты ему виной! – раздался за моей спиной рокочущий бас.

Я обернулся – и увидел как прямо из зубца у противоположно края площадки, сквозь каменную кладку проявляется великанская фигура. Это был человек мощного телосложения, с пышной каштановой гривой волос и такой же бородой, наряженный в коричнево-красный жупан. На правой стороне его груди располагался затейливый герб: кентавр, у кентавра из афедрона торчит змея, в которую сам он целится из лука. Рожа у гербовой фигуры – преестественная, со шкиперской бородкой, ровно такого же цвета, как и у этого гигантского типа!

– Однако, – этот герб меня доконал окончательно. Я не знал – смеяться мне или плакать! – Еще один любитель перекладывать с больной головы на здоровую! Ты чьих будешь, боярин?

Он шагнул ко мне – росточком-то Бог дяденьку не обидел, метра два точно! Я и сам немаленький, но на этого смотрел снизу вверх, как на воспитательницу в детском садике. Навис надо мной, понимаете ли, авторитетом пытался давить…

– Боярин? – пророкотал он. – Я – князь Семен Гольшанский, и ты сейчас пойдешь со мной!

И ухватил меня за рукав дохи своей лапищей!

Знаете, я не люблю, когда чужие люди лезут в мое личное пространство. Хлопают по плечу, крутят пуговицы, обнимаются… Особенно когда такое проворачивают двухметровые гигантские дяденьки! Такими людьми обычно движет самоуверенность, вера в свои магические и физические силы, в собственный авторитет и непогрешимость… Подобный уровень самомнения и завышенной самооценки обычно не предполагает удара затупленной двусторонней секирой в междудушье, точно.

– Ауч! – сказал князь Семен Гольшанский жалобным голосом и рухнул на колени, инстинктивно прижимая руки к травмированным причиндалам.

– С меня достаточно, – вздохнул я и приложил его секиркой еще раз – плашмя, по башке, а потом спрятал оружие в недрах лисьей дохи. – Сапега, оказывается, еще ничего – в плане адекватности. Вот уж верно – змеиное кубло! Как же мне хочется отсюда свалить, а? Пошли бы они к бесам все вместе, эти вельможные и ясновельможные!

В душе моей именно в этот момент поселилась зеленая тоска. Мне стало плохо физически, аж под ложечкой засосало. Захотелось назад – в уютную земщину, в Вышемир, в свою квартирку в местной «хрущевке» с Ясей чай пить на подоконнике, или даже в кабинет школьный, рассказывать детям о причинах распада Балканской Федерации…

– ТАК СВАЛИ! КТО ТЕБЕ МОЖЕТ ПОМЕШАТЬ? – прогремел голос дракона. – НЕ ХОЧЕШЬ ЖЕЧЬ ПРЯМО СЕЙЧАС? ТОГДА ПОШЛИ ОНИ ВСЕ В ЖОПУ!

Я глянул еще раз на корчащегося Гольшанского, на лютую сечу вокруг, на столбы дыма… А потом отступил к самому краю площадки на вершине башни, набрал полную грудь воздуха – и сиганул вниз!

Сначала в лицо мне ударил воздух, в ушах засвистело, а потом – раздался жуткий треск, и зуд в спине внезапно прошел! Я как будто почувствовал опору руками, да что там руками – всем своим существом! Как будто ухватил небо в ладони, меня распирало от дикого восторга, я увидел облака близко-близко и вдруг понял: у меня – крылья!

Я лечу!!!

* * *

Глава 5. Инвестиции

– …до сих пор гадают, чем вызвана череда странных пожаров в имениях великих кланов. И если горящий замок Браслава можно объяснить начавшейся междуусобицей среди магнатских родов и боестолкновениями на территории домена Сапег, то провалившаяся крыша Гольшанского замка, или сгоревший флигель лидского имения Пацов, не говоря о возгорании верхних этажей донжона Копыльской цитадели Олельковичей, весьма таинственны, – лысый ведущий в телевизоре повернулся к зрителям в профиль. – Четыре пожара магнатских замков за сутки? Совпадение? Не думаю!

– Не думает… – Рикович побарабанил пальцами по грязной столешнице. – И я – не думаю.

Мы сидели в удивительно зачумленной забегаловке, настолько дрянной, что мне казалось – таких в Минске и не осталось вовсе! Минск – город ухоженный, три его части – опричная, земская и принадлежащая аристократам – постоянно соперничали друг с другом, щеголяя чистотой тротуаров, изяществом фасадов и яркой иллюминацией. А тут – засиженный мухами портрет Государя, кофе «три в одном» в пластиковых стаканах, вонючие жареные жирные чебуреки и какой-то доисторический огромный телевизор на выкрашенной бледно-голубенькой краской кривоватой стене. И висюлька-бренчалка над дверью-ПВХ, которая цеплялась за макушку всякого, кто был выше среднестатистического кхазада.

Сыскарь покачался на пластиковом стуле, оценивающе посмотрел на меня и проговорил:

– Так вот, никто не думает, что это совпадение. Все ищут причины. Кто-то говорит, что произошедшее – такой странный хтонический инцидент: мол, вылетела тварь, полетала, пожгла и улетела. Тем паче – остаточные хтонические эманации во всех трех… Даже – четырех случаях читаются. А приборы – сбоят. И артефакты – тоже. Другие говорят – это проделки демонологов. Мол – демон с рыжим мехом и адскими крыльями, небывалой силы, может быть, даже из духов злобы поднебесной… Кто-то из аристократов взрастил редкого специалиста и теперь натравливает на конкурентов.

– НОРМАЛЬНЫЕ КРЫЛЬЯ! – возмутился дракон. – САМ ТЫ АДСКИЙ!

А я помалкивал и слушал его дальше. Я уже изучил Ивана Ивановича: если он не брызгал слюной и не бегал по потолку, а вот так вот спокойно излагал свои мысли, это значило – в целом сам Рикович и весь Сыскной приказ не против происходящего. У меня к ним тоже была парочка вопросов, но один из них задавать было рано, а второй – задавать стоило кому-то рангом повыше. Целовальник продолжал рассуждать вслух:

– Третьи считают, что сие – дело рук какого-то жутко мощного зоотерика. Но летающих зоотериков не бывает, как не бывает хоббитцев и снежных человеков…

– А что считает Сыскной приказ? – поинтересовался я.

– А Сыскной приказ считает, что аристократы охренели, и горящие крыши им пойдут на пользу, – ухмыльнулся рыжий менталист. – Горящие задницы, впрочем, тоже. Пусть бесятся! Воруют, понимаешь, наших консультантов, пользуясь их юридической безграмотностью! На кой черт ты пошел в Троицкое предместье? Почему такси на другой стороне дороги не подождал?

– Однако, я не думал… – я ведь не мог ему напрямую сказать, что такое положение дел, когда на разных сторонах улицы – разная юрисдикция, мне и в голову прийти не могло!

По меркам Земли, а особенно – привычной мне Беларуси, это было чистым бредом! Твердь же, и здешняя Россия, и Беларусь в ее составе – все это выглядело как лоскутное одеяло, и запутаться в этих лоскутах было проще простого. Тем более – для человека не местного. Да и в аристократах я без году неделя, не успел еще базу выучить – что, кто и кому должен и чем обязан, и где могу ходить гоголем, а где – получить по шапке. Хотя, например, с объявлением войны Сапегам получилось ловко, еще и с прибытком остался! За это я прям собой горжусь!

– Сначала лысый этот не думал, – он мотнул головой в сторону телевизора, откуда ведущий продолжал вещать о происках темных сил и заговоре хоббитцев. – Теперь ты – не думаешь… Ты как легализоваться-то собираешься? Тут ведь стоит копнуть глубже, и обнаружится, что сгоревшие уголовники в Вышемире и крыша дворца Олельковичей были атакованы из одного и того же биологического огнемета, такое дело… Тебе нужно алиби, Пепеляев!

– В смысле? – я сделал невинное лицо. – А зачем мне выкручиваться? Если ты меня не возьмешь за жабры – никто не возьмет. Меня всего два дня не было и три ночи! Де юре – я на курсах повышения квалификации! Старостиха мне «энки» не ставила, формально я присутствовал на всех лекциях. На практическую часть завтра утром пойду, посмотрю на открытые уроки столичных педагогов. А потом нам обещали системно-векторную психологию, мол – настоящее откровение от какой-то звезды из Минского педагогического университета имени Яна Амоса Каменского.

– Системно-векторная психология – это где про шкурных, писечных и жопных? – поинтересовался сыскарь, с сомнением глядя в стаканчик с растворимым кофе.

– Про кожаных, уретральных и анальных, ага, – закивал я. – И про всяких других тоже… Это можно послушать, по крайней мере – звучит забавно. Может, психологушка еще попадется симпатичная… Чего ты на меня так смотришь, я Вишневецкую люблю и без всякой задней или передней мысли о психологушках говорю! Мне просто нравится смотреть на красивых и умных женщин. Это самое прекрасное зрелище в мире!

– Зубы мне не заговаривай! У нас проблема посерьезнее! Как решать будем? – сделал строгий вид Рикович.

– Проблема? А! Да! Однако, могу ли в Минске зашить доху я? – по задумке вопрос должен был прозвучать легко и непринужденно.

– А? – глаза Риковича стали квадратными.

– Дал маху я, порвал доху. Теперь зашить ее хочу, – меня просто распирало, хотелось выдать скороговорку целиком.

– Что ты такое несешь, Пепеляев? Ты вроде интеллигент, культурный человек!

– Сапега подарил мне доху на лисьем меху! – смех подступал к горлу, заставлял говорить в рифму, но я сдерживался – хоть и с трудом. – Теперь надо зашить – от лопаток до ягодиц, две дырки… Есть специалист у вас?

– Доху, значит! На лисьем меху? – глаза Риковича прищурились. – И два разреза – до самой задницы… Как оно, в дохе-то, на высоте пары сотен метров? А химчистка тебе не нужна? Не закоптил ли ты свои меха? Или мехи?

– Химчистка – дело житейское, – улыбнулся я в ответ. – Ты мне, Иваныч, дай ответ: так есть кто в Минске, или нет?

– Задолбал! – сказал он. – В следующий раз я постараюсь скормить тебя полякам, чтобы ты им всю Речь Посполитую сжег к чертям! Нет, определенно – тебе нужно пообщаться с паном-атаманом, Бабаем нашим Сарханом Хтоническим! Вы чем-то неуловимо похожи… Как-то раз его заперли в тюрягу, в Бурдугуз, где маньяки, убийцы, разбойники и прочие ублюдки просто кишат! И знаешь, что он сказал?

– А? – этот Бабай, похоже, тут здорово наследил и вообще был парнем харизматичным, если его так часто поминают!

– «Это не меня заперли с вами, это вас заперли со мной!» – процитировал Рикович. – А потом он стал кидаться людями и петь революционные песни в систему оповещения. И разнес им всю хату… Вот я и думаю – может, мне выгоднее раздуть всю эту тему? Пусть тебя снова похитят? Пшеки там, или авалонские эльдары… А нам меньше работы останется!

– Это же шутка, да? – покосился на него я. – Мне не понравилось быть похищенным. Кормят плохо, ничему, ять, не учатся, за рукава хватают и зеркальце не дают. Говорят – им можно уничтожить противника, представляешь?

– Идиотизм какой! – откликнулся сыскарь. А потом задумался: – Хотя-а-а-а…

– С дохой-то поможешь? – я встал со своего места. – И зачем мы в такой дыре встречались-то? Почему в «Васильки», например, не пошли? Там дранички – просто объедение.