На этом мое пребывание в госпитале закончилось. И началась новая загадочная жизнь, в которую я шагнул вслед за майором. А она была действительно загадочна и неизведанна, и я даже приблизительно не мог представить, что меня ожидает за порогом…

…Ночь. Первая ночь в моей жизни после смерти. Когда я вышел на улицу, на меня обрушились запахи и звуки, о которых я до сих пор даже не подозревал. Это была симфония вселенной, и я замер, ошеломленный этим открытием. Майор стоял рядом, ожидая, пока схлынет первая волна изумления. Я был благодарен ему за понимание и деликатность. Рядом стоял человек, который знал, чувствовал, видел и слышал, как я, или, наоборот, я был теперь как он.

– Не ожидал? – негромко спросил майор. – Нравится?

– Да! – только и смог выдавить я.

– Хорошо. Но наслаждаться будешь позже. Сейчас тебя ждет Гроссмейстер.

– Кто? – не понял я. – Я в шахматы никогда не играл.

– Гроссмейстер, – терпеливо повторил майор, – Александр Никифорович Промахос, комдив и Гроссмейстер наших сил в Афганистане. Он тебя, конечно, два дня назад уже видел. Но протокол должен быть соблюден. Так что быстрее, он ждет.

Я заторопился за Ермоленко и, забывшись, полетел со ступенек. Майор коротко ругнулся, подхватил меня за руку и потащил за собой.

– Товарищ майор, а что это за представление?

– Обычное. Войдешь, представишься, назовешь дату инициации, имя учителя, мое имеется в виду. Потом принесешь присягу…

– Какую? – оторопел я. – Мы уже…

– Это другая! – оборвал меня майор. – Ты, как вампир, должен знать наши законы и выполнять их. Именно в этом ты клянешься перед лицом Гроссмейстера или Магистра той области, где ты собираешься жить.

– Ух ты! Значит, и законы есть?

– У нас, как в Греции, есть все! – оборвал меня наставник. – А теперь закрой рот и не тормози. Батя и так не очень доволен.

– Почему? – приказ молчать я проигнорировал.

– Ну, хотя бы потому, что я инициировал тебя без его разрешения. Более того, я даже не намекнул, что хочу использовать свое право на ученика. Он действительно мог оторвать мне голову и был бы совершенно прав. Но мне повезло, мы очень давно знаем друг друга, но самое главное, у меня было право на инициацию любого человека, которого я сочту подходящим для этого. С его согласия, разумеется. Но с тобой все получилось неожиданно. Я и сам от себя такого не ожидал.

– А если бы у вас не было этого права? – не удержался я.

– Скорее всего, это меня не остановило бы. Я ведь виноват перед тобой. Если бы не я, ты уже бы комиссовался и жил себе спокойно дома. А за ошибки платят.

Он притормозил около штаба. Придирчиво осмотрел меня. Поправил ремень, отряхнул невидимые пылинки, потом удовлетворенно кивнул, и мы вошли в дверь. Уже после представления и принятия присяги, направляясь в казарму, учитель коротко объяснил мне иерархию и способ управления вампирского сообщества. Оказывается, в каждом городе, где есть хоть десяток вампиров, находится Кавалер, или Магистр, который наблюдает за ними и следит за порядком. В крупных городах и столицах республик или областей находятся Гроссмейстеры, а венчает пирамиду Великий Магистр. Вампиры имели жестко централизованное управление, которое было необходимо столь малочисленной группе людей, обладающих к тому же некоторыми сверхспособностями.

Ни один вампир не мог ослушаться своего создателя. Столь же беспрекословно птенцы (молодые вампиры) и их наставники подчинялись Магистрам, Гроссмейстерам и Великому Магистру. Раз в году собирается общий Магистрат. Около шестидесяти вампиров из всех стран мира решают накопившиеся вопросы. Кроме этого, существовала ответственность учителя за ученика. До тех пор, пока создатель официально не проводил церемонии, которая соответствовала дню совершеннолетия у людей, он отвечал за поступки и ошибки своего подопечного собственной жизнью. За самостоятельных вампиров отвечали Магистры и так далее. Все это необыкновенно распалило мое любопытство, но майор только ухмыльнулся и пообещал, что все расскажет. Благо времени у нас теперь даже больше чем надо, а пока посоветовал снова поторопиться, потому что меня уже ждут.

В казарме меня действительно ждали. Я оторопел от такой радостной и теплой встречи. И только потом понял, что можно прожить сто и больше лет и не увидеть ни одного вновь инициированного. Вампиры, на самом деле, не торопились создавать себе подобных, прекрасно понимая, к каким катастрофическим последствиям это может привести. Право на ученика зарабатывалось долгие годы. Его не спешили реализовывать. Майор, например, получил его около тридцати лет назад.

Но в ту минуту я не знал этого, а просто растерянно озирался по сторонам. Было неописуемо приятно находиться в окружении людей, таких же, как и ты сам. И то, что я альбинос, ничего не значило для них. Впервые за свои восемнадцать с половиной лет я не чувствовал себя изгоем. У меня появилась семья, которая принимала меня, любила и готова была защищать от любых бед. Больше никогда я не был одинок. А мой второй отец стоял рядом, и я знал, что он без колебаний отдаст за меня жизнь…

Новелла II

– …Итак, товарищи курсанты, сегодня темой нашего занятия будет книга Владимира Ильича Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме»…

Монотонный голос преподавателя навевал тоску. На фразе «Книга была написана в тысяча девятьсот двадцатом году…» я отключился. В полудреме я вспоминал ставшую родной роту и майора Ермоленко. Трудно было поверить, что я отслужил уже больше года, а сейчас, как дурак, сижу на занятиях в школе прапорщиков. Сюда я, кстати, попал тоже по вине моего ротного. Невольно вспомнилась одна из бесед, которая предварила мое обучение.

…К этому дню прошло уже около трех месяцев с момента моего перехода в первую роту, и майор впервые вывел меня на солнышко, за пятнадцать минут до заката. Но даже эти слабые лучи вызывали во мне смутное опасение. Однако ротный – вампир со стажем и отлично знает, что делает, поэтому я не спорил…

…Ожидая наступления ночи, мы разлеглись на зеленой травке. Делать было особо нечего, и я задал вопрос:

– Товарищ майор. Ну, насчет наших способностей мне все более-менее ясно. А вот ради интереса, сколько мы можем прожить?

Майор усмехнулся, закинул руки за голову и, прикрыв глаза, начал негромко объяснять:

– В среднем нормальный вампир живет около пятисот лет…

– А потом что, – не удержался я, – надоедает?

– Наглым становится, – майор лениво приоткрыл один глаз, – а ты, похоже, и до ста не дотянешь.

– Почему?

– Потому что уже обнаглел.

Я смолчал.

– Продолжаю, – майор вновь прижмурился, – дело в том, что к пятистам годам притупляются все чувства. За это время ты испытываешь столько всего, что приходит апатия и равнодушие. А это для вампира смерть. Он становится неосторожен и безразличен.

– А этого можно избежать?

– Этого сложно избежать, – задумчиво отозвался майор, – для этого мы вас и учим. Надо очень любить жизнь, искать новые ощущения. Иначе все. Конец! Но чаще всего те, кто понимает, в чем дело, поступают проще. Ложатся в спячку.

– Что? – Я от удивления аж подскочил.

– То! Вздремнет себе вампир лет пятьдесят или больше – и снова как огурчик. Бодр и весел.

– А питание?

– Ну, в летаргии оно ни к чему. Правда, потом, после пробуждения, надо откапаться. И все.

– Прямо спящая царевна! – восхитился я.

– А в каждой сказке есть доля правды, – учитель довольно улыбнулся.

– А вы уже… – я не закончил вопрос.

– Было, – подтвердил майор, – я перед Великой Отечественной около года отоспался.

– А сколько вам лет? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Много, – коротко отозвался он. Потом, поняв, что я не отстану, досадливо продолжил: – В двадцать пятом году я родился.

– Тысяча девятьсот…

– Тысяча восемьсот, – поправил он, – вот и считай.

Несколько минут я молча соображал. Многие вещи в жизни вампиров меня еще удивляли. Но больше всего я изумлялся срокам жизни и манере говорить о возрасте в сто-двести лет, как о чем-то незначительном. А ведь моему наставнику больше тридцати пяти не дашь. Ну, сорок с очень большой натяжкой. А он, выходит, современник Пушкина. Я тут же задал этот вопрос.

– Можно сказать и так, – майор не возражал, – правда, он погиб лет через десять после моего рождения. А так да, век-то один.

– А дальше?

– И что же тебя еще интересует? Инициировали меня в Крымскую кампанию, – продолжил он.

– Какую?

– В первую, разумеется! Тогда все было гораздо сложней. Кровь приходилось пить. А это малопродуктивно. Потому что подпитка нужна постоянно в течение двух-трех недель. За сутки могло уйти до трех коров или человек.

– Поэтому и на войне, – сообразил я.

– Мысль правильная, но не совсем верная. Безразлично, чью кровь пить, – это тебе не средние века. Тогда – да, считалось правильным пить только людей. Но на войне, даже сейчас, с кровью гораздо проще. Хотя мне повезло, как раз тогда начались опыты по переливанию крови.

– А старше вас есть вампиры?

– Есть.

– На сколько?

– Вот ведь зануда, – майор поскреб щеку, – по-разному. Если брать последний эшелон, то старше двухсот пятидесяти лет не осталось, ну или почти не осталось.

– Почему?

– Люди средних веков не смогли приспособиться. Они оставались неизменными, а мир менялся. Поэтому восемнадцатый век их выкосил. Нам было уже легче. Наступила эра глобальных открытий, наука пошла вперед семимильными шагами. Только успевай узнавать новое. Ну а конец девятнадцатого – начало двадцатого – этому молодняку все в кайф. Они обороты набирают так, что только за хвост успевай ловить.

Я немного подумал:

– Значит, вампиров старше двухсот пятидесяти лет в мире нет?

– Почему? – удивился майор. – Я же сказал: последний эшелон. А есть еще и другие. Те, кого инициировали в начале средневековья, благополучно пережили темные века. Не все, правда, но вполне достаточно. А несколько лет назад, дело было в Ливии, встретился я с ребятами, которые залегли в спячку с приходом христианства.

– Две тысячи лет! – я ошалело вытаращил глаза.

– А что тут такого? Бате, например, две с половиной тысячи, и ничего, а некоторые стали вампирами гораздо раньше.

– А как же…

– К твоему сведению, хоть эти люди не имели телевизоров, но были высоко организованы, имели прекрасную философскую базу и достаточно техногенную цивилизацию. Римлянам, кстати, гораздо легче влиться в наш мир, чем античным грекам. Техники больше было, да и наука была на высоте. Между прочим, что греки, что римляне, в отличие от средневековых европейцев, прекрасно знали, что такое переливание крови. И, кстати сказать, греческие женщины довольно часто работали ламиями на донорских пунктах в античной Элладе.

– Но ведь ламии – это богини подземного мира, проще говоря – вампиры, пьющие кровь. – Я запнулся.

– А мы кто? – хмыкнул майор, потом посмотрел на меня и все-таки принял сидячее положение. – Знаешь что, Ванюша, отправлю-ка я тебя после полного завершения трансформации в школу прапорщиков. Там тебе все подробно объяснят.

– Но вы же мой учитель!

– А я и не отказываюсь. Но есть вещи, которым могут научить только квалифицированные преподаватели. Я ведь сам и школу, и училище прошел. Думаешь, мне все наставник рассказал?

Ответить я не успел. Майор глянул на темное небо и, довольно улыбнувшись, добавил:

– Все, на сегодня лекция окончена. Переходим к физическим упражнениям. Встать! Снять очки!

Я с удовольствием выполнил приказ. Глаза отдыхали. Вечернее солнце, каким бы слабым оно не было, вызывало очень неприятные ощущения. Даже в очках и полностью закрытой одежде…

…Из приятной полудремы меня вывел резкий окрик:

– Курсант Горлов! Встать! Скажите мне, пожалуйста, о чем мы только что говорили?

– О детской болезни левизны! – лихо отрапортовал я, вытягиваясь около стола.

– А подробней?

– О том, что эту книгу написал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!

Вампиры, сидящие рядом со мной, захихикали.