– А что делать-то?

– Горынычи должны возродиться, Калинов мост должен вновь стоять, а Змей на его страже – это все ты и без меня понимаешь. Тогда и подземные царства воспрянут ото сна, и души найдут там приют и новую жизнь. Во всем порядок нужен, девочка.

– Думаешь, кроме нас его некому наводить? – Вопрос риторический, я сама себе уже ответила на него.

– Некому. Первородные выбрали пешек – вас, но пешка может стать ферзем. Вы погибли, будучи частью этого мира, и возродились, накрепко связанные с Лукоморьем, хотите или не хотите. Кощей бежал от этой доли, но все меняется, и он меняется, и с уходом старого Кощея он начал принимать свою участь.

– Он стал чуть более адекватным, – подумала я.

– Полагаю, на него подспудно влиял предшественник, он был фактически в должности. Не знаю, как объяснить, чувствую, что права: Навь не принимала Андрея полностью из-за того, что прежний хозяин не был разжалован, и это давило на него. Возможно, сейчас станет лучше, но рассудок, поврежденный жестокостью первой смерти, перетянутый шрамами, всегда будет болеть. – Я не видела образа Ядвиги, лишь чувствовала, как она грустно улыбается. – Помни: не ведись на уговоры навьих скитальцев – все души здесь негодные. Пришли в Навь обходными хитрыми путями, без моей помощи да по своей воле, погибли здесь и здесь должны вовек остаться.

– Я поняла.

– И, девочка моя… Ты знай себе помни – кость тело наживает.

***

Ядвига пропала, не ответив, что это значит. Да и не до общения стало: путь нашей компании пересекся с душами.

Изольда ощутимо напряглась, как это может сделать дом: заскрипела бревнами, хлопнула, закрываясь, ставнями, поднялась на ноги.

Меня слегка прижало дверью, чтобы скрылась внутри, но любопытство…

– Трапеза? – пискнул мыш, спикировав мне на плечо.

– Нет.

Голова Бальтазара протиснулась между моим бедром и косяком.

– Какие-то они невеселые, – заметил он, впрочем, без ехидства.

– У нас за столом и до этого счастливых не наблюдалось.

Одна Настя не выглядывала, сидела на лавке, руки на груди скрестив, хмурая.

Мрачная кавалькада из нескольких десятков душ перегородила путь, не подняв ни пылинки – шли они над землей. Я, сама не осознавая, вышла на крохотную веранду, рассматривая и зачем-то их пересчитывая. Они не сильно отличались от тех, что я раньше видела в двух других мирах, разве что все как на подбор тощие и лица более чуждые, как в страшилках.

Мужчины в основном, немного женщин. Серые краски тел, местами с глубоким зеленоватым отливом, тусклые одежды истрепаны, кое на ком просто лохмотья и те, казалось, пеплом припорошены. Все выглядели настолько бездомно, будто чем дольше они здесь, тем более походили на одинаковые огородные пугала с шевелящимися в безветрии волосами, с белыми точками в черных провалах глаз, с тенями во впалых щеках.

– Красавица, судьба свела нас в этот чудный день! – Казимир с ухмылкой погрузил руку в ближайшую женскую душу с растрепанной косой, аккуратно подтянул ближе, а затем наклонился к призрачному лицу, как будто в поцелуе. Демон открыл рот шире, и душа безмолвно втянулась в бездну, лишь тонкие серые руки взмахнули…

Все закончилось в мгновение ока, кажется я даже не моргнула ни разу. Казимир сыто рыгнул и смутился:

– Простите, где мои манеры.

Я ожидала, что остальные бросятся на обидчика, но их взгляды были прикованы ко мне.

Распутье

Время застыло на несколько мгновений. Пустошь, и без того не баловавшая звуками, окончательно замолкла, затаила дыхание в ожидании нового действа.

Все эти души, будто изжеванные Навью, перемолотые сухими ветрами с песком, в жалких остатках некогда добротных одежд, с глазами, в которых застыла вечность скитаний, встали полукольцом у ног избы.

– Сверкая впалыми глазами, вся в рубище, худа, бледна, стоит, луной освещена… – тихо продекламировал за спиной кот.

– Что за патетика? – насторожился Морок. – Может, валерьянки, в себя прийти?

– Почему бы и да! – покладисто согласился кот, но шиш ему – бармен тут я, и у нас сейчас не наливают, даже за стихи Пушкина с табуретки.

Толпа зароптала. Голоса, шелестя и наслаиваясь друг на друга, обрели громкость, и мы расслышали:

– Отвори нам врата…

– Сними оковы…

Действо заворожило: развевающиеся волосы, мольбы, изможденные тела, могильного цвета лица и отрешенные выражения на них, не соответствующие трагизму ситуации. Темная половина меня была довольна, ей нравилось это зрелище. Спуститься бы к ним да проводить… Я тряхнула головой, отгоняя липкое наваждение – они лживы, как хищные цветы. Распустили ярким цветком приманку для Яги.

Одна женская душа протянула ко мне руки и нараспев завела:

– Тоска въелась, не унять. В грудь и сердце впилась когтями упыриными, растеклась по жилам, по костям ноетой и сухотой. Отвори, Яга-привратница, да пусти света белого, света белого очи долгонько да не видывали…

Она заплакала. Страшные черты искривились, растеклись свечным воском, вся толпа как один подхватила, напевая про белый свет и раскачиваясь на месте. Мне не нравились их глаза – у душ, которые провожаю я в Лукоморье, и то получше будут, а у этих совершенно потусторонние. Казалось даже, что эти глаза поглощают крупицы света, которого и без того не хватает в Нави.

Ядвига не зря предупреждает: мудрые советы не слушать – себе дороже выйдет; а я не из тех, кто от вовремя данного совета отмахивается и твердит про личные границы.

– Уходим! – Я попятилась в избу, то и дело натыкаясь на кота.

Кощей кивнул и сжал поводья, Казимир забрался на метлу.

– Стряслось что? – вскочила Настя, сменив настроение, как бес личину, и готова была в бой.

– Нормально, драпаем, держись за воздух! – весело отозвался Бальтазар и обнял лапами ближайшую лавку.

– Гони! – пропищал Супчик, впившись когтями в плечо.

Изба вздрогнула и совершила несколько прыжков, предположительно в ту сторону, куда нам нужно, – не до любования пейзажами в оконце, сами понимаете, – и так резко затормозила, что кашпо из черепа безымянной бывшей Казимира сорвалось с крючка и едва не попало в кота. Череп крепкий, ничего ему не будет, а вот кактус, полетевший с куском земли в дальний угол, было жалко.

– Тпру-у! – раздался снаружи голос Кощея.

– Я не пожалею – гвоздей под простыни насыплю, будешь тпрукать, Андрюха, – спокойно посулил конь.

– А ничего такие метлы я делаю, скорость хорошая, аж волосы дыбом, – веселился Каз. – Сам себя не похвалишь…

– …и привыкать неохота… – что-то бубнила себе под нос Настя, потирая лоб.

Выглянула наружу. Пейзаж поменялся: потрескавшуюся сухую землю заменила растительность. Не тропики, конечно, но кустик там, клок травы сям – уже разнообразие. В небе носились одиночные птицы; на низких, кривых, будто скрюченных болезнью деревьях каркали вороны. Под лапами избы проглядывала старая дорога, некогда хорошо хоженая, а сейчас будто растворявшаяся в земле от времени и одиночества. В пыли пробегали маленькие ящерки, да и всё, никаких непрошеных соседей. Оторвались от неупокоенных, и то хорошо. Действительно, ну их.

Я на минуту задумалась, как неоднозначна роль Яги в Лукоморье и соседних с ним мирах, столько условностей и мелких деталей рабочего процесса, что и запутаться немудрено. Может, затем и нужны контрасты, чтобы держаться в рамках и не отходить в сторону, не своевольничать, не пытаться изменить распорядок вещей? Души за последней трапезой у меня, загадочные души, питающие магическое солнце, души в Нави, души в людском техномире… Слишком много. И кладбище старое я еще не все выжгла – там работы предостаточно, но хотя бы тихо стало, никто не шепчет о моей неправильности, да и выпить силы не пытаются. Теперь этим занимается кое-кто другой.

– Андрей, мы в ту сторону ломанулись хоть? – спросила я.

– Да, не сворачивали, все по плану.

Привычка все проверять и контролировать погнала меня ввысь. Летные очки и правда вещь – щуриться не нужно. Я осматривала местность из ступы, сравнивала с картой. Похоже, все верно. Горы, к которым мы шли, были еще довольно далеко. Прямо по курсу дорога упиралась во что-то большое – развалины, что ли?

– Тихон, что думаешь о душах бродячих и о царствах, которые якобы спят под этой землей?

В ответ тишина.

– Тихон!

Нет ответа. Наверное, не успел за мной или остался внизу: ничего интересного сейчас не происходит, чтобы мимику мою протоколировать.

Казимир страдал от кашля, вот это привлекало внимание. Морок предлагал ему постучать по спине и угрожающе замахивался копытом. Бальтазар перечислял средства от кашля из арсенала наших книг – одно другого противнее. Не хотелось бы в итоге готовить.

***

Странное недомогание беса пошло на спад после того, как он попросил у Кощея высокоградусную микстуру. Хмурый Каз шагал с бутылкой, постоянно прихлебывая и морщась. Я не выдержала:

– Что с тобой?

– Тебе что за печаль? – грубовато ответил он между глотками.

– Никогда не видела тебя… Простывшим?

– Я не болею. Это душа, которую я употребил, никак не угомонится. Привкус, как будто я ее вдохнул и хлебом плесневелым заел. Хуже, чем обычно, не перебить никак. – И снова отхлебнул. Такими темпами скоро понадобится новая микстура.

– Ха, думал, в сказку попал? – зачем-то поддел кот. Они с конем скоро доиграются. Но бес ничего не ответил, словно и не слышал.

Вслед за Казом шла хмурая Настя, прожигая взглядом его спину. Голубые глаза потемнели, между бровями залегла суровая складка. Пришлось ее отозвать в сторону на пару слов.

– Ты чего на него так смотришь?

– Я в смятении, Яга, – призналась она. – Людская молвь доносила до меня еще в деревне, что он ест не только в таверне, да и про особую диету он сам говорил. Одно дело – досужие разговоры глупых девок из прислуги, другое – самой видеть: я глядела из окна, когда он… он… Была душа – и боле нет, а ведь это дух какой-то заблудшей по глупости. Неправильно это, совсем не по-человечьи. Заслужила ли она подобное? Кем стану я, оставаясь рядом с ним, под одной крышей, за одним столом?

– Хочешь уйти? – спросила я прямо.

Она ведь праведница с мечом, ради правого дела и зубы выбьет, и целую семью в заложники возьмет. У Настасьи свои принципы и видение жизни, я ее вряд ли смогу переубедить, что бывает не только черное и белое, а тут еще праведницу наставляет не просто неподходящий человек, а целый демон. Хотя, если честно, выбор у нас есть. С тем же успехом для воинских навыков я могу отправить ее на учение к трем богатырям, и такая мысль посещает меня все чаще.

– Нет, – буркнула она, бросив на меня быстрый взгляд.

Да, ей важна клятва. Потом девушка перевела взгляд на Кощея, усиленно делавшего вид, что его уши не переехали на затылок, вздохнула и просветлела лицом. Интересная мотивация остаться.

– Мне следует подумать, что делать дальше. Нечистое это – души людские будто щи хлебать, – вновь посуровела богатырша.

Мыслимо ли – в шестнадцать лет быть настолько взрослой! Другой мир – другие правила. Я в шестнадцать не имела и толики ее уверенности в своих взглядах на мир, да и менялись они раз в месяц.

Развалины приближались, но я ошиблась – это был одиночный камень в несколько моих ростов. Изольда без предупреждения уселась на земле, спрятав лапы, и, похоже, никуда идти в ближайшее время не хотела. Я не ожидала почувствовать неуверенность собственного дома.

– У нас новое приключение? – вздернул бровь Кощей.

Настя прошлась по периметру, оглядываясь, и за углы избы заглянула. Я проковыляла следом – нога противно ныла, – наверное, ударилась и не заметила. Картина открывалась до боли знакомая, такая из детства, родная, от которой и правда нужно ожидать приключения.