Соён поднимает к нему глаза. Она ниже его, намного ниже, но он не пугает её так, как должен. Соён видела его и в плохие дни, и в хорошие, и разницы, впрочем, в его поведении не наблюдалось: он всегда вёл себя одинаково –  холодно, уверенно, собранно. Поэтому Соён вскидывает подбородок, чтобы смотреть на него без страха.

– Что? Разве дама не может выплеснуть эмоции после весьма напряжённой беседы?

Дживон пристально смотрит на неё несколько долгих секунд, напряжение между ними снова растёт в геометрической прогрессии. Глаза слегка сужаются, когда он отвечает:

– Если это так необходимо, ты, разумеется, можешь выплеснуть все свои эмоции, но сбавь обороты, хорошо? Не надо кричать как припадочная. Это утомительно.

Соён уверена, он хотел сказать «неловко» или «смущающе», но в его словаре таких слов не водится. Непритязательный эпитет в свой адрес она решает проигнорировать.

Её губа дёргается.

– Это не предназначалось для ваших ушей. Я была… слегка обескуражена. –  Соён объясняется медленно, стараясь сделать свой голос спокойнее. –  И меня здесь никто не слышал. Мы одни, вы не заметили?

Дживон слегка наклоняет голову, и на его лице мелькает лёгкая тень веселья. Он знает, насколько упрямой Соён может быть, когда «слегка обескуражена» –  и сейчас не исключение.

Он делает ещё один шаг к ней и стоит теперь всего в нескольких дюймах от Соён, взгляд прикован к её лицу, словно она статуя, а он –  Пигмалион. Соён морщится. Какое уморительно неправильное сравнение. Пигмалион обожал своё творение, Дживон же готов стереть Соён с лица земли, когда она его бесит. Впрочем, стань Соён неживой фигурой, он, вероятно, тоже был бы счастлив.

– Я знаю, что это не предназначалось для моих ушей, –  говорит он, стискивая каждый звук в горле, –  но это не значит, что я тебя не слышу. И я заметил, что мы теперь одни, я не слепой.

– Так в чём же тогда дело? –  спрашивает Соён, глядя на него. Он почти склонился над Соён. Он очень близко. Вот это смущает, а не крик Соён в темноту.

Она сглатывает подступившую к горлу слюну и добавляет:

– Я не хочу извиняться за то, что вы меня слышали, но также не желаю, чтобы вы читали мне нотации, как нужно себя вести приличной леди. Так что простите за мою ругань, невольным слушателем которой вы стали. –  Соён делает паузу, замирая рядом с ним. –  Вы хотели обсудить что-то ещё?

Дживон закатывает глаза. Кажется, его даже забавляет отношение Соён. Он не привык, чтобы личный секретарь так ему отвечала.

Он делает шаг ближе, полностью стирая расстояние между ними. За спиной Соён неожиданно оказывается высокая клумба, и она упирается в неё бёдрами.

– Больше ничего. Просто хотел убедиться, что ты перестала вести себя как противная капризная девчонка.

Девчонка?..

Соён сдерживает протестующий стон в ответ на его слова, потому что занята несколько другим –  её беспокоит, что директор стоит к ней так близко, что позади неё клумба и отступать больше некуда, и она фактически в ловушке. Она рвано вздыхает и рассеянно облизывает пересохшие губы.

– Если на сегодня вы закончили подбирать для меня глупые обращения, которых я определённо не заслуживаю… –  говорит она тише, чем раньше, –  не могли бы вы отойти? Вы стоите слишком близко.

Дживон явно замечает её вздох и нервный жест, однако игнорирует напряжение и вместо этого ухмыляется Соён.

Он наклоняется ещё ближе, его лицо теперь находится всего в нескольких дюймах от лица Соён. Её частое дыхание сдувает прядь волос с его лба. Он. Слишком. Близко.

– Что такое? –  откровенно дразнится Дживон. –  Не можешь справиться с собой, находясь так близко ко мне?

«Да, –  думает Соён, поджимая губы, –  не могу справиться с желанием врезать тебе по наглой роже».

– Я не в восторге, –  честно сознаётся она, вскидывая подбородок. –  Мы с вами в весьма подозрительном положении. Что, если кто-нибудь заметит нас и подумает, что мы, ах… женаты?

Она отталкивает Дживона, упираясь ему в грудь руками, и делает шаг к свободе. У Дживона очень… странная аура. Да, странная. Словно кто-то переключил рубильник в его мозгу, и теперь он ведёт себя как герой дорамы. Той, где начальник –  властный тип с замашками собственника. Ах, постойте-ка, он такой и есть. Теперь он действительно заставляет Соён нервничать.

– Я ухожу, –  говорит Соён громче. –  Пока кто-нибудь вроде моей мамы не решил, что мы влюблены или как минимум испытываем неконтролируемую страсть друг к другу.

Лицо Дживона –  каменная маска. Он стоит в шаге от Соён, смотрит на неё, но пребывает в собственном мире.

– Да, –  кивает он спустя долгое мгновение. –  Тебе лучше уйти.

Что с его голосом, почему такой хриплый?..

Соён окидывает его внимательным взглядом, до сих пор злясь на него. Что не так с её холодным боссом, а?

– Спокойной ночи, господин Хван, –  говорит она таким слащаво-уважительным тоном, что в нём без труда угадывается сарказм. Дживон терпеть не может, когда с ним говорят в подобном тоне. Потерпит.

Соён кривит губы в усмешке и кланяется ему очень низко. Затем кивает и оставляет его, направляясь к машине, где её поджидает мама.

Дживон смотрит ей вслед, и один бог ведает, что творится в его невозмутимом рассудке.

* * *

По дороге домой Соён может думать только о поведении своего босса: несмотря на абсолютно сумасшедшую новость –  святые духи, она что, правда собирается замуж за Хван Дживона?! –  её больше беспокоит напряжение, возникшее между ними. Нет, она и прежде испытывала рядом с ним нечто подобное. Раздражение, злость, ярость, ненависть… Все грани негативных эмоций по отношению к этому человеку Соён успела прочувствовать, изучить, рационально распределить по полочкам у себя в сознании и отметить их как приемлемые. Он же её начальник, в конце-то концов, она имеет право злиться на него за дурацкие замечания и ненавидеть за сверхурочные.

Но полчаса назад на парковке у ресторана Дживон повёл себя… Соён пробует на язык разные определения, останавливаясь в итоге на самом адекватном. Он повёл себя непрофессионально. Нарушил её личные границы. Перешёл черту субординации.

Впрочем, решает Соён, подъезжая к дому, её не должно волновать на мгновение изменившееся поведение босса, если это никак не касается их работы.

– Мам, –  зовёт Соён приникшую к боковому стеклу маму. Та открывает полусонные глаза. Соён косится на неё и не может сдержать в груди разочарование, перемешанное с виной. –  Я очень была груба там, да?

Мама дарит ей слабую улыбку и чуть качает головой.

– Вполне прилично, –  возражает она. –  Не каждый день ты приходишь на свидание со своим начальником.

– Кстати, об этом! –  сразу же кидается в возмущение Соён, гложущее чувство вины рассеивается, как туман ночного Инчхона на людной улице. –  Скажи, пожалуйста, почему он? Тебе так хочется, чтобы твоя дочь умерла от аневризмы?

Мама морщится, и Соён закусывает губу. Зря она это ляпнула.

– Он хороший человек, милая, –  отвечает мама спокойно. –  И вы давно знаете друг друга. Зачем искать кого-то ещё, если рядом есть такой замечательный молодой человек?

Соён кривит лицо. Замечательный молодой человек, как же. Соён знает его лет десять, с первого курса университета, когда она была несмышлёной девчонкой, только что закончившей школу, а он –  отпрыском богатой семьи, владеющей несколькими компаниями, и подающим надежды третьекурсником. Он всегда был красив: не слишком высокий, широкоплечий, в нём чувствовалась стать, и он всегда был… немного денди, что ли. Стильные рубашки, свитшоты, длинные волосы и проколы в обоих ушах, словно он хотел походить на деловитого студента, но только от пяток до подбородка, а голову оставить на откуп бунтарской натуре. По нему, конечно, сохла половина факультета международных отношений, но, честное слово, Соён не успела попасть под чары его незаурядной внешности, потому что быстро столкнулась с его характером.

Вот уж кого было нельзя назвать душкой…

Хван Дживон, видимо, с детства отличался невыносимым самомнением, гордостью, граничащей с безумием, и непоколебимой уверенностью в собственных знаниях. Заносчивый, высокомерный, он не особо водил дружбу с кем-то в университете и всегда держался особняком, хоть и постоянно участвовал во всех мероприятиях, если дело касалось научных исследований. Поначалу Соён думала, что люди избегают его сами, потому что, ну, он наследник богатого рода и будущий владелец собственной фирмы. Поначалу она даже жалела его, замечая, что в столовой за его столиком всегда пусто.

Но совместный проект, на который третьекурсники отбирали себе первокурсников, помог ей полностью и в одночасье пересмотреть своё отношение к Хван Дживону. То исследование… Соён вспоминает его с содроганием. Она не была готова к тому, что Хван Дживон заставит её учиться с ним в библиотеке до поздней ночи, что будет поправлять каждый её шаг, что окажется таким невыносимым засранцем.

Соён до сих пор гадает, почему из всех желающих поработать с ним девочек Хван Дживон выбрал её.

Впрочем, она и теперь не знает полного ответа на возникший сегодня вопрос: почему, ради всего святого, Хван Дживон согласился взять её в жёны? Наверняка среди кандидаток на роль невестки семейства Хван есть и всегда были куда более подходящие девушки из высокопоставленных семей. С родословной.

Она привозит себя и маму на родную улицу в пригороде, помогает матери выбраться из машины и ведёт к воротам.

– Мам, –  зовёт Соён, когда они снимают обувь в коридоре их небольшого двухэтажного дома, оставшегося после смерти отца. К ней подбегает Пулькоги, корги трёх с половиной лет. Соён треплет его за ушами. –  Малыш, ты голодный? Сейчас я тебя покормлю…

Папа Соён был владельцем маленького инди-магазинчика музыкальных пластинок в далёкие девяностые, а после кризиса 98-го хотел перестроить бизнес под магазин музыкальных инструментов, но слёг из-за стресса и быстро угас. Прежде на первом этаже их домика располагалась лавка, куда наведывалась вся округа: школьники приходили послушать любимых исполнителей вроде Со Дживона, взрослые заходили повидаться с отцом Соён и прикупить что-то из новинок, чтобы порадовать домашних песнями Чо Ёнпиля… Когда папа Соён умер, она была ещё маленькой, и весь бизнес лёг на мамины плечи. Она с ним не справилась, и в итоге лавку пришлось закрыть, а вывеску с названием «Время взывает» – убрать на чердак, где она до сих пор покрывается пылью.

Теперь первый этаж постаревшего, обветшалого дома Соён занимают кухня, гостиная и спальня мамы. Спальня Соён находится на втором этаже, и в подростковые годы она не выходила оттуда совсем, предпочитая не видеться с матерью, быстро состарившейся из-за одинокой жизни. Теперь Соён жалеет, что не уделяла ей достаточно внимания, и старается компенсировать это время.

Вот бы они смогли съехать из этого старого дома в столицу…

– Мам, –  зовёт Соён, направляясь в кухню, чтобы сделать себе и маме по чашке рисового чая, а собаке насыпать корм. –  Извини, но мне нужно задать этот вопрос. Почему ты согласилась?

Мама появляется в дверях кухни, устало охая. Пока Коги чавкает, она наблюдает за ним с улыбкой.

– Тебе правда ничего не предлагали родители Дживона? –  не сдаётся Соён. –  Деньги? Какое-то… украшение?

Мама садится на стул у стола и смотрит на Соён с осуждением.

– Ты знаешь, такое я брать не стану. Семья должна создаваться на почве любви и верности, а не на золоте. Оно развращает.

Соён поджимает губы и гремит посудой.

– Тогда ты выбрала самого неподходящего для меня человека. Хван Дживон не знает, что такое любовь, но, о да, он особо ценит верность. Только вот в его понимании верность очень похожа на полное подчинение. Ты выбрала мне мужа-тирана.

Она поворачивается к матери с кружками чая в руках и наталкивается на её спокойный взгляд.

– Ты не понимаешь, –  говорит мама. –  Хван Дживон –  именно тот, кто тебе нужен.