Мое измученное сознание сбилось со счета, по скольким лестницам мы поднялись. Ступеньки, ведущие вверх, казались бесконечными. Наконец, остановившись, конвоир поднес ключ-карту к закрытой двери, замок щелкнул, и мы оказались в длинном коридоре. Я чувствовала себя так, словно пробежала марафон, в правом боку кололо от неправильного дыхания.

Я понимала, что, возможно, самое страшное позади и сейчас меня хоть ненадолго оставят в покое, но сердце предательски колотилось. В этом месте ни в чем нельзя быть уверенной. Дойдя до середины коридора, конвоир отпустил меня и, открыв коричневую деревянную дверь, отошел, пропуская внутрь первой. Как выяснилось, «поднять наверх» означало сменить мою камеру заключения. По сравнению с местом, в котором я очнулась, эта комната показалась мне хоромами. Не думаю, что она предназначается для заключенных вроде меня. Подозреваю, что принадлежит одному из людей, Обстановка оказалась достаточно уютной: темный ковролин на полу, аккуратно застеленная кровать средних размеров, комод и стол со стулом, за дверью – душевая со всем необходимым. На удивление помещение оказалось очень чистым, нигде ни пылинки.

Из окна открывался вид на подъездную дорогу и часть двора. Главным моим развлечением стало наблюдать за происходящим на улице. Поначалу люди в черной форме с автоматами наперевес пугали меня, затем единственной отрадой стало следить за их передвижениями по территории.

В первый день, поспав пару часов и набравшись сил, я начала колотить в двери руками и ногами со всей дури, кричать, чтобы меня выпустили. Злость с каждой минутой закипала во мне все сильнее. Несправедливость происходящего душила. Примерно через час я поняла, что меня игнорируют, и в истерике стала швырять мебель. От бушующего адреналина в крови я забыла о боли в ребрах. Первым в моем погроме пострадал стул, я била его о стены, дверь и пол, пока бедняга не развалился на части. Я выкрикивала оскорбления, не разбирая слов, перевернула стол. Гнев застилал глаза и разум, в тот момент я не боялась, что может ворваться Адам или кто-то из его людей. Я хотела этого, хотела, чтобы они пришли и увидели, до чего довели меня. Раскидав мужские вещи из комода по всей комнате, я сорвала простыню и разодрала ее, сбросила с кровати матрас и распотрошила подушку, затем обессиленно рухнула на пол, посреди учиненного хаоса и прорыдала полночи, оплакивая свою свободу и переживания о любимых людях.

Наутро мне стало гадко от своего поведения. Было стыдно перед самой собой за проявленную слабость. Я не привыкла так расклеиваться, естественно, это нетипичное происшествие в моей жизни, поэтому и реакция такая. Пришлось взять себя в руки и навести порядок. Я максимально аккуратно сложила разбросанные вещи и убрала в комод: ведь их хозяин не виноват в моем положении. Хотя смотря с какой стороны на нее посмотреть: вдруг это комната одного из громил, что меня похитили? Стараясь абстрагироваться от всей этой ситуации, я постаралась сосредоточиться на уборке. Поставила стол на место, изрядно попыхтев вернула матрас на кровать. И как у меня вчера хватило сил так легко сбросить его?! Простыня, подушка и стул восстановлению не подлежали, а потому я аккуратно сложила их и оставила около двери.

Адама и его консильери³ Джона я не видела с того дня, но, видимо, один из них распорядился, чтобы мне принесли мазь и таблетки. Лекарства значительно облегчают боль.

Единственные люди с кем я контактировала за это время – только охранники, с кислыми минами приносившие еду. Первые два дня, я пыталась их разговорить, но, кажется, они приняли обет молчания. Поэтому все попытки свелись к нулю, и я сдалась.

***

Меня держат здесь уже третий день, не давая выйти даже в коридор. Под дверью дежурят охранники, сменяясь ежедневно. Еду приносят один раз с утра на все приемы пищи, на весь день.

Проанализировав тот роковой вечер на холодную голову, думаю, что Брайан получил сотрясение мозга. Ежеминутно извожу себя мыслями о бабушке. Страшно представить, в каком она сейчас состоянии! Что делает? Наверняка пошла в полицию, и меня сейчас ищут (это в том случае, если Брайан рассказал ей правду). Но я надеюсь, что он не сделал этого: учитывая возраст бабушки, боюсь, она не сможет пережить похищение единственной внучки.

Сердце разрывается от мысли, что Мередит может пострадать из-за меня. На душе тревога от неизвестности, что ждет меня в будущем. Когда отпустят, да и отпустят ли вообще? Адам и Джон не поверили, что я не дочь Клиффорда, а слова о том, что меня вернут по частям, если дядя не выполнит условия, поставленные Адамом, не дают мне покоя. Он действительно это сделает? Убьет меня? Что Клиффорд и Адам между собой не поделили? И что вообще связывает брата моего отца с этим бандитом?

Сейчас глубокая ночь, электронные часы на стене показывают 03:24. Режим свой я сбила, окончательно перепутав день с ночью. В сотый раз за сегодняшний день сажусь на широкий подоконник и вытягиваю ноги. Как завороженная, наблюдаю за полной луной, освещающей звездное небо. Я чувствую себя, как Фиона, запертая в башне. Жду, когда же придет Шрэк и спасет меня от дракона.

В памяти невольно всплывает момент, как мы с Брайаном уехали в загородный дом его родителей на все выходные. Это было незабываемое время, проведенное вместе с ним! Мы чувствовали себя тогда такими взрослыми и самостоятельными! Как у семейной пары, у каждого из нас были свои обязанности по дому: Брайан колол дрова для розжига камина, а я с упоением наблюдала за любимым мужчиной, моя посуду у окна.

Тишину нарушает звук вставленного в замок ключа, неожиданно вырывая меня из счастливых воспоминаний. Я замираю, изумленно уставившись на дверь: ночью ведь никогда не приходят. Спешно спрыгиваю с подоконника, забиваясь в угол. Сердце стучит с бешеной скоростью. Дверь распахивается, в проеме стоит мужской силуэт, освещенный только луной. Кто нежданный гость, я понимаю сразу, его энергетика мгновенно заполняет окружающее пространство. Это Адам.

Он включает свет, заметив меня, удивленно хмурится, а я сильнее пытаюсь максимально слиться со стеной.

– Что ты тут делаешь? – хмурится Адам. Я в ступоре смотрю на него, хлопая глазами, как полоумная. Действительно, что я тут делаю? Может, потому, что меня похитили и силой удерживают?

– У меня к вам тот же вопрос, – необдуманно выпаливаю я, мысленно ругая себя.

Кажется, запертая в одиночестве, я совсем сошла с ума, раз допускаю подобную дерзость по отношению к такому опасному человеку, как Адам.

– Ты в моей комнате, – лаконично произносит он, закрывая за собой дверь. Обвожу помещение взглядом, словно в первый раз, переваривая услышанную новость.

Почему Адам пришел только сегодня, если это его комната? Он здесь живет? Мне становится неуютно от осознания, что я сплю на кровати бандита, ем за его столом, принимаю душ, пользуясь его вещами. Ощущаю себя вторгшейся в чужое личное пространство. Слегка трясу головой, чтобы прогнать подальше глупые мысли: не по своей воле я оказалась здесь, чтобы теперь чувствовать себя некомфортно.

Вальяжной походкой Адам направляется к кровати и садится на самый ее край. Теперь я действительно осознаю, что нахожусь в его комнате. Он так гармонично смотрится здесь, сидя сейчас на этой постели. Как я раньше не догадалась? Ведь вся обстановка так и кричит, что эта комната принадлежат ему.

Взгляд Адама останавливается на сломанном стуле и сложенных сверху вещах. Я тяжело выдыхаю от мысли, что Адам понял, чьих это рук дело. Охрана упорно игнорировала мои просьбы забрать их. В красках представляю, что Адам устроит мне за порчу имущества. Спустит обратно в подвал? При воспоминании о сыром, холодном и темном помещении меня передергивает. Однако Адам спокойно переключает внимание на меня, словно ничего не видел.

– Кто тебя сюда привел? – Он разминает шею, не сводя с меня пытливого взгляда.

– Ваши конвоиры не называют имен, – неловко пожимаю плечами. —Они вообще ведут себя, как немые, – уже тише бубню себе под нос.

Откуда я могу знать, кто из них меня привел? Натягиваю по привычке рукава черного мужского свитера, чтобы спрятать ладони. И тут до меня доходит, что я одета в его вещи. Сменной одежды у меня с собой нет, поэтому пришлось надевать то, что лежало в комоде. Щеки обдает жаром от неловкости. Ведь Адам явно заметил, что я стою в его вещах, но ничего не сказал.

– Конвоиры? – Адам заходится заразительным смехом, запрокинув голову, и его грудь ритмично вздымается. Его реакция немного успокаивает меня. Сегодня я не чувствую исходящих от него волн агрессии и неприязни по отношению ко мне, как в нашу первую встречу. Что-то в нем изменилось. Это ощущается в его взгляде, спокойном тоне и плавных движениях.

– Простите, я не знаю, как правильно называть ваших людей, – немного смущенная его веселой реакцией, отвечаю я.

– Они солдаты, Белла, – спокойно произносит Адам своим низким голосом. Мое имя в его устах звучит так легко и непринужденно, как будто мы знакомы тысячу лет и он произносит его как минимум сотню раз в день.

Они же не военные, интересно, почему именно солдаты? Я тактично решаю не задавать лишних вопросов, которые могут разозлить бандита. Мое молчание его совершенно не тяготит и не смущает, и какое-то время мы просто молчим: Адам – сидя на кровати и пристально разглядывая меня, а я по-прежнему стою, прижимаясь к стене и смотря куда угодно, только не на него.

Спустя какое-то время Адам встает и подходит к окну, находящемуся по правую сторону от меня. Он останавливается, заводит руки за спину, наблюдая за тем, что происходит за окном. Украдкой поглядываю на его точеный профиль, но не задерживаю взгляд надолго, чтобы он не заметил. Легкая щетина покрывает нижнюю часть его лица.

На удивление, в данный момент я не ощущаю всепоглощающего страха перед Адамом, как в прошлую встречу, несмотря на близость его тела. В комнате царит атмосфера спокойствия и некой обреченности. Чувство, что этот тот самый момент, шанс, который нужно использовать, расположив Адама к себе, воодушевляет меня.

Сейчас он выслушает меня, поверит и отпустит! Главное – начать, ведь я оказалась действительно не той, которая им нужна!

Противоборствующей силой возникшему воодушевлению становится чувство вины. Адаму нужна дочь дяди Клиффорда, моя кузина. Отпустив меня, он выкрадет ее? Разве я могу так поступить с невинной девушкой, подставляя ее, обречь на мучения, что переживаю здесь я? Такого никто не заслуживает. Ведь, что бы ни произошло между дядей Клиффордом и Адамом, они должны сами решить свои проблемы, не впутывая в свои разборки невинные души. Вины кузины здесь нет, как и моей.

Мысленно даю себе пощечину: как можно волноваться из-за родственницы, которую никогда не видела и даже не знала о ее существовании?! Делаю глубокий вдох, затем выдох. Успокойся, Белла, подумай о бабушке. Что будет с ней, если ты останешься здесь и продолжишь не выходить на связь? Рано или поздно ее сердце может не выдержать. Отогнав страшные картины, которые рисует воображение, и набравшись смелости, я решаю заговорить:

– Я говорила вам правду. – Сделав короткую паузу и тяжело сглотнув, я продолжаю, с опаской косясь на стоящего мужчину: – Клиффорд не мой отец. Не знаю, какие у вас с ним разногласия, но я к этому не причастна, – стараюсь говорить как можно увереннее, неосознанно прикладывая ладонь к груди.

Тишина. Адам по-прежнему стоит лицом к окну, не оборачиваясь на меня, словно я ничего не говорила.

– Я даже не общалась с ним после смерти родителей! – Мой голос звучит чуть громче. – Клянусь, я не та, которая вам нужна! Держа меня здесь, вы ничего не добьетесь от Клиффорда Росса, потому что я наверняка для него ничего не значу! – Мое сердце бьется в груди, как пойманная птица.

Адам молчит еще несколько минут, словно обдумывает сказанные мною слова, затем поворачивается и делает шаг в мою сторону, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Я замираю, не зная, чего ожидать от мужчины в следующую секунду.