– Как вам? – спросил он, подпрыгивая то ли от переполнявших его эмоций, то ли от холода. На ногах у Симеона были домашние тапочки, на плечах – пиджачишко, который, может, и смотрелся, но вряд ли грел. Тем паче, что ветер с реки поднялся холодный, пронизывающий. Меня и в тулупе пробирало.

– Любопытно, – ответил я. – Только смысла не понимаю.

– В чём?

– В воззваниях.

– Так… если многие люди подпишутся, то в Думе увидят, что народ требует перемен!

– А думаешь, они не в курсе? Про рабочий день, про штрафы… – я сунул руки в рукава и подавил зевок. А потом огляделся.

Так, поводок у меня, конечно, вырос, но не настолько, чтобы можно было отойти от дома. А послушать, чего говорить будут, надо бы. Пусть товарищ Светлов минутой прежде бодро вещал с трибуны о светлом будущем, которое мы всенепременно построим, совместными усилиями и трудовой крестьяно-рабочей коммуной. Но мне хотелось послушать, о чём он станет беседовать за закрытыми дверями.

А он станет.

– Слушай… а Светлана – она кто? Твоя сестра?

– По духу и партии!

Ага. Значит, не родная. И вон как смутился. Стало быть, и чувства к ней отнюдь не родственные испытывает. Не те, в которых признаться прилично.

– А она где?

– Сейчас женщинам раздаст вещи, которые удалось собрать. И присоединится.

– Вы не тут живёте?

– Не совсем… во флигеле. Там, – он махнул куда-то в сторону сада, на который уже опускались сумерки. – А вы… уходите, да?

– Может, поужинаем? Нормально. А то я проголодался, пока эту нудятину слушал. Метелька, а ты?

– Не откажусь. Я тут корчму видел недалече. Сёмка, как тут, дают на вынос?

– Можно даже заказать доставку. В доме телефон имеется, – это Симеон произнёс важно, глянув на нас сверху вниз. Мол, небось нам о таком и не мыслилось.

Правда, сдулся тотчас.

– Но там недёшево, а я…

– Поиздержался?

– Вроде того.

– Угощаю, – я вытащил из кармана деньги. – Раз уж мне за сидение тут обещано было, так грех на сидение и не потратить…

Он моргнул светлыми ресничками.

– Звони, – повторил я. – В корчму свою… или иди. Только нормальной еды пусть снесут. А мы пока воздухом подышим. Сад поглядим… можно?

– Отчего ж нельзя?

Наивный какой.

Но раз можно, то воспользуемся.

И неспешно ступаем по заросшей тропе, делая вид, что интересен нам не столько дом, сколько эти вот голые палки, прихваченные свежим ледком. Он же хрустит и блестит в космах травы. А дом мрачен и тёмен. Окна забраны ставнями и сходу он кажется нежилым. Но это обманчивое впечатление и как минимум дворник должен знать, что дом – очень даже жилой.

А значит, и городовой знает.

И про дом, и про хозяйку его, которая даже мне кажется подозрительной. И про других личностей. И о чём это говорит? А о том, что у этих самых личностей крыша отменного качества, коль уж до сих пор это гнездо народных вольностей не разорили.

Вот и думай. То ли сам гражданин Светлый на полицию работает, то ли…

– Не нравятся мне они, – Метелька по-прежнему прячет руки в подмышки.

– А то мне, можно сказать, нравятся… Кстати, мы им тоже не особо симпатичны.

– Не всем.

– Ты про что?

– Про девицу эту. Она аж прям распереживалась, когда ты того… ты в следующий раз аккуратней, Сав. Эта-то дура, но мало ли, кто и чего подумает.

Его правда.

Мало ли.

Далеко нам уйти не позволяют. Из чёрноты на дорожку шагает фигура:

– Стоять! Кто такие?

Окрик резкий.

Тип высокий. И что куда важнее, с револьверами в руках. И в левой, и в правой. От так прям по-ковбойски.

– Гости, – говорю. – Заблудились малёха. Сёмка велел во флигель идти.

– А сам где?

– Так, пошёл ужин вызванивать. Посидеть думали. Покумекать… газеты почитать. Так а где флигель-то? Тут у вас темень, прям страх. У нас на фабрике и то посветлее будет.

Чистая правда, между прочим.

– Там, – револьверы опускаются. – Вон, прямо, видите?

– Не-а…

– Я вижу, Савка, ты чего? Вона, тот? – Метелька руку вытягивает и тычет. – Такой, кривой? И ещё дерево подле?

– Где?

– Да там!

– Пойдём, – тип засовывает револьверы за пояс. – Провожу, раз вы Сёмкины друзья… тоже студенты?

– Мы? – Метелька расхохотался во весь голос. – Эк придумал ты, дядька! Поглянь, ну какие из нас студенты. Скажешь тоже. Работаем мы. На фабрике. Воротынцевской. А сюда от нас позвали послухать.

– И как?

– Послухали.

– И?

– Чего? Смешно бають. А Сёмка, он ничего, весёлый. И сестрица его хороша…

– Губу-то не раскатывай, – произнёс тип, не скрывая раздражения. – Не про тебя девка…

– Я ж так, просто…

– Иди, просто он…

Глава 9

Одному студенту Медико-Хирургической Академии, при переходе с 1-го курса на второй, было дано неудовлетворительное свидетельство. В присутствии других студентов он дерзко потребовал в том отчета от ученого секретаря конференции; товарищи приняли его сторону; произошел шум. Студент (был исключен из Академии. Тогда студенты, неизвестно кем подстрекаемые и созываемые, стали собираться в числе нескольких сот человек уже в здании Академии и с запальчивостью требовали возвращения исключенного товарища.^[17]

Поводок пришлось достраивать по уже известной схеме. Призрак, забравшись на толстую ветку дерева, что росло близ дома, свесил куцые крылья и глаза прикрыл. А уж Тьма добралась до окна и в него просочилась.

Комната та же.

Только теперь в кресле, которое Еремей занимал, устроилась Эльжбета. Она запрокинула ногу за ногу, и глаза прикрыла, и в целом казалась спящей, только вот рука с зажатым в пальцах мундштуком слегка покачивалась.

А вот гражданин Светлов расхаживал по комнате.

– Не маячь, – произнесла Эльжбета хрипловатым голосом.

– Я думаю.

– Да что там думать. Надо было Митюшу следом послать и всё. Или Потоцкого.

– И?

Он развернулся и встал напротив окна.

Прищурил жёлтые глаза, и усы шевельнулись.

– Ты сам говорил, что нет человека – нет и проблемы…

– Тут бы скорее Митюши не стало бы. Вместе с Потоцким.

– Испугался старика?

– Старый, дорогая, не значит слабый. И я своему чутью верю. Этот и мне бы шею свернул, будь у него такое желание. А потому здесь не стоит спешить.

– Думаешь?

– Именно, что думаю…

– Ты ему веришь?

– Не больше, чем он нам. Где-то правду сказал, где-то…

– Неужели, соврал? – теперь в её голосе насмешка.

– Хуже. Сказал правду, но не всю…

– Аристократ желает присоединиться к революционерам…

– Не он первый, не он последний.

– Да, но не ради идеи, а в поисках выгоды…

– Можно подумать, ты у нас только за идею работаешь. Что ты слышала о Бискуповых?

– Ничего.

– Совсем?

– А что? По-твоему, если я родом из царства Польского, то должна слышать о каждом, кто, возможно, где-то там отметился? Фамилия – да, звучит… с границы? Возможно. Дворяне? Тоже возможно. Ты не хуже меня знаешь, сколько там шляхты. Куда ни плюнь, в благородного попадёшь. Так что, может, и правда из одарённых. Или нет… сам проверяй.

Она выпустила дым изо рта и затянулась.

– Хватит, – Светлов ударил по руке, выбивая мундштук. – Хватит травить себя этой дрянью!

– Или что? – Эльжбета совершенно не испугалась.

– Ничего. У нас и без того проблем хватает…

– Так решай.

– А ты?

– А я своё дело делаю… и не будь букой. Всё ведь неплохо получается…

– Неплохо?

– Ты нашёл одарённого… двоих в теории, – она подняла два пальца и ими пошевелила. – Или троих… если и вправду кровная родня, то и у девки дар будет. А может, не у неё одной.

Тьма скатилась с подоконника.

– Толку-то…

– Нам, может, и не будет, а он, сам знаешь, одарённых любит…

Светлов застыл.

– Дерьмо.

– Ой, можно подумать, остальное розами пахнет. Как ты там вещал? Сложные времена требуют неоднозначных решений… или передумал? А может… может, ты решил его обмануть? Взять то, что он даёт, а взамен ничего?

– Хватит! – рявкнул Светлов и разом успокоился. – Ты права. Будем решать по ходу дела… встречусь. Переговорю.

– Вот… – она наклонилась и подняла мундштук, вытащила сигарету, которую бросила на пол. – А что до фабрики, то проблема решилась наилучшим образом… всего-то сотня рублей. И всё сделают в лучшем виде.

– Когда?

– Да завтра же. Чего тянуть…

– Завтра? Завтра…

– Ты ж сам хотел, чтобы побыстрее.

– Да, но…

– И он тоже. Или ты за этих переживаешь? Так намекни тогда, чтоб больными сказались…

Светлов задумался.

– Нет. Ни к чему.

– И правильно. Видишь? А ты тут раздумался весь. Всё просто. Надо лишь делать то, что тебе говорят…

Она поднялась и потянулась, изгибаясь весьма однозначным образом. Вот только на Светлова эти извивы не подействовали.

И даже когда Эльжбета положила ладони на его плечи, он вывернулся:

– Поищи кого другого.

– А ты брезгуешь?

– У тебя голова не соображает…

– Поверь, голова для этого дела не нужна. А я устала! Я, между прочим, тоже ожидала другого! Ты мне что обещал… – голос её взлетел до визга.

А дамочка-то реально накурилась, если её так штормит. Морфинистка, что ли? Или чем посерьёзней балуется?

– Заткнись…

В Светлова полетела ваза, а следом – массивная пепельница, которая бахнула в стену. Честно говоря, малость самую с головой не разминулась. И Светлов это явно понял. Оплеуха опрокинула Эльжбету на пол. А когда та попыталась подняться, ещё и вторую отвесил, хорошую такую.

– Что тут у вас? – дверь открылась и в комнату вошёл сонный тип.

– Митенька, он меня бьёт, – прохныкала Эльжбета, держась рукой за щёку. – Он меня…

– Опять накурилась. Или нализалась?

– Кто ж её разберет, – Митенька не впечатлился, и притворяться обиженной Эльжбете надоело.

– Твари. Все вы твари… ничего, придёт мой срок…

Она оттолкнула Митеньку и вывалилась в дверь.

– Придёт…

– Совсем баба сдурела, – Митенька опять зевнул. – Ну что? Есть чего?

– Вроде как да, – Светлов поднял стул. – Пригляди за этой дурой.

– Может… – Митенька повернулся. – Успокоить её? Слегка? А то сама уже не соображает, чего говорит и кому…

– Успокоим, – Светлов потёр руку. – Пока просто присмотри, чтоб из дому не выходила. Погоди…

Он открыл ящик стола и вытащил склянку.

– Начнёт дурить, дашь ей.

– Новая дрянь?

– Лекарство. Хорошее. Иностранное. Для особых случаев… «Героин» называется^[18]. Успокоит.

Даже вот как-то и не найдёшься, что сказать.

– Там давно уже используют. Глядишь, вовсе с этой дряни слезет. Покажешь, и она сама всё сделает. Шприцы тут же. Поможешь жгут затянуть.

И передал железную коробку.

– А ты куда? – коробку Митенька принимал с осторожностью.

– Вниз. Посылку проверить надо. Да и так-то…

– С листовками чего?

– Чего обычно. Раздай там, кто готов взять… этому, блаженному, он как раз задания хотел. Вот пусть и берет.

– А девка?

– Не трогай. И нашим передай, что если кто сунется, лично всё лишнее оторву.

– Да ладно…

– Складно. Не тронь. Серьёзно. На неё у нашего… партнёра виды. Ты же не хочешь ему дорогу перейти?

– Руки убрал, придурок! – женский истеричный голос заполнил паузу. – Кому сказала?!

– Иди, пока она совсем не разошлась. И это… одно деление, ясно? Дверь прикрой.

Оставшись один, Светлый прошёлся по комнате, снова выдвинул ящик стола, в который и Тьма заглянула любопытства ради. Вытащил ещё склянку, как две капли воды похожую на ту, первую, покрутил и вернул на место.