Дилара настояла на встрече не только потому, что хотела обсудить то, что произошло между ними. Она просто хотела увидеть того, кого любила. Понять, как он. Утешить. Сначала они оба молчали.

– Как ты? – спросила Дилара первой.

Леха пожал плечами.

– Норм. А ты?

– И я… Норм.

Норм – дурацкое слово. Фальшивое.

Снова молчание.

– Я знаю, что ты очень переживаешь из-за того, что случилось с Барсом, – сказала Дилара, еще крепче сжимая рюкзак на коленях. – Это ужасно.

Он кивнул.

– Не понимаю, как это произошло.

– Никто не понимает, – отрывисто сказал парень.

– Бедный Дима… Боже. Все время думаю о нем. Тебе, наверное, тяжело?

– Не хочу говорить об этом, – оборвал ее Леха, и девушке почудилось, что в его глазах блеснули слезы. Будто осколки.

– Ладно… А о чем ты хочешь поговорить? – нервно сглотнув, спросила Дилара. – Может быть, о нас?

– О чем разговаривать? Ты меня бросила, – ответил он, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. – По телефону.

– Потому что ты мне изменил, – свела густые брови к переносице девушка. И добавила: – Со своей бывшей. Так, напоминаю на всякий случай.

Холод между ними усилился.

– Я же сказал тебе. Ничего не помню о вписке у Мэла, – сказал Леха, глядя Диларе прямо в глаза.

– Как удобно, – вырвалось у нее.

– Не веришь? Зря. Повторяю еще раз. Мы с пацанами выпили какой-то дряни из бара отца Мэла, и я пришел в себя только утром. Если что-то и было… Я реально не помню. И отрицать ничего не буду. Да, моя бывшая действительно там была. Я писал Барсу об этом. Что она как будто меня преследует. Может быть, я потерял контроль. Не знаю я! Короче, не буду сейчас сидеть и гнать тебе, что хороший. И что этого не могло быть.

– Конечно не будешь, – выдохнула Дилара. – Я ведь видела те ваши фотки. И слышала ее голос, когда звонила. Не поверю, что ничего не было.

– Она ворвалась ко мне в комнату! – начал закипать парень.

– Сколько совпадений, правда? Еще и ночь вы провели вместе в одной комнате. Кое-кто сказал мне об этом.

Леха тяжело вздохнул.

– Что ты хочешь услышать, Диль? Что я сожалею? Что мне жесть как стыдно? Что готов на все, чтобы тебя вернуть? Что?

Сердце предательски екнуло. Диля… Только Леша ее так называл, когда они были наедине. Даже дома ее называли только полным именем.

– Может быть, ты хочешь извиниться? – хрипло спросила Дилара.

– Прости, что, возможно, изменил тебе. Стало легче? – ухмыльнулся Леха. – Мне – нет. Я ведь отвратительный. И ты жалеешь о каждом дне, который провела со мной.

Он цитировал ее сообщение, в котором Дилара бросила его.

– Неужели ты обиделся на меня? – криво улыбнулась девушка. – За то, что я не захотела остаться с тобой после всего этого? Какая у тебя тонкая душевная организация, оказывается, Леш. Подумать только, я узнала о твоей измене, а ты обиделся!

– Прикинь, да? Какой я козел, – хмыкнул Леха.

Дилара молчала. Она не этого ждала от их разговора. Думала, что Леша попытается объясниться, искренне попросит прощения, скажет, что ему плохо без нее. Ей ведь тоже плохо! А вместо этого он стал наезжать в ответ. А ей не хотелось с ним ругаться. Он ведь не в себе после потери друга. Им не нужно ссориться… По крайней мере, сейчас. Это неправильно.

– Я не буду умолять тебя быть со мной. Или там начинать сначала. Потому что я типа виноват. Мне не хочется выяснять отношения. Мне вообще ничего не хочется.

– Хорошо, я поняла, – кивнула Дилара. – Не уверена, что я смогу тебя простить. Измена – это табу. Даже если ты не помнишь ее, она была.

Его лицо исказила боль, и Леха крепко стиснул зубы – так, что на скулах заиграли желваки.

– Не хочу ссор и выяснения отношений. Знаю, тебе сейчас фигово, – продолжила девушка, чувствуя, как сильно колотится от волнения сердце. – Держись. А я пойду.

Дилара резко встала из-за стола, сделала пару шагов, но вернулась к Лехе, который сидел неподвижно и глядел в одну точку.

– Не прогуливай школу, Леш. Это неправильно. Тебя и выгнать могут. Пока.

Понимая, что вот-вот расплачется, Дилара шагнула в сторону, но парень вдруг схватил ее за руку.

– Постой, – едва слышно сказал он.

– Что?.. – прошептала она. И вдруг подумала – вдруг он скажет, что не хочет, чтобы она уходила?

Но Леха сказал другое:

– Прости. Если сможешь.

– Конечно, – улыбнулась Дилара. – Когда-нибудь.

Она с трудом вырвала руку из его пальцев и ушла, ощущая, как глаза наполняются слезами. Теперь все действительно кончено.

***

– Скучаешь по нему? – спросила я, выслушав подругу, и она кивнула.

– Скучаю, Полин. Очень. Знаешь, если бы Леша просил, умолял, клялся никогда бы так больше не поступать, я бы, может, простила его, но… Он не стал отрицать. Сказал, что, возможно, реально изменил. Что не будет строить из себя хорошего парня.

– Он был честным с тобой, – вздохнула я.

– Да… Но от этого еще сложнее. Может быть, ему и не нужны были наши отношения. Он не цеплялся за меня, – сказала Дилара. – А может быть, после смерти Димы ему стало все равно. Я очень хотела поддержать Лешу. Но он о Диме даже и говорить не захотел…

Я судорожно сцепила руки на коленях. Его имя сложно было даже слышать. Поэтому Леху я в чем-то понимала. Самой ничего не хотелось. Хотелось закрыть глаза и исчезнуть. Раствориться в ноябрьском стылом небе.

– Наверное, нам лучше не быть вместе, вот и все, – закончила подруга. – Он не звонил, не писал, хотя я его разблокировала. В школе мы почти не общались. Стали чужими.

– Но он хотя бы жив, цени это, – сказала я, прикрыв глаза. – Я бы все отдала, чтобы Дима жил. Даже если бы мы были не вместе. Главное, чтобы жил…

Сердце заныло. Как он там один? Встретила ли его мама?..

– Полина! – Подруга обняла меня. – Моя хорошая… Не знаю, как ты все это переживаешь. Ты очень сильная. Очень. Ты со всем справишься!

Мы просидели пару часов. И я была благодарна Диларе за то, что она оставалась рядом и все это время пыталась меня поддерживать как могла.

Глава 4. Месть

На следующий день мы встретились перед школьными воротами, взялись за руки и вместе пошли в здание. На улице было темно, лишь на востоке горела узкая полоса неба – занимался осенний холодный закат. Листья уже облетели, но снега еще не было, и деревья казались голыми и беззащитными. А всюду царила серость.

На стенде перед входом висела большая фотография Димы в черной рамочке. А внизу располагался стол, на котором стояли свечи и лежали засохшие цветы. Символ памяти о погибшем ученике.

Я остолбенела от неожиданности. Казалось, Дима смотрел прямо мне в глаза, и от этого было не по себе. Любимый, как ты? Подай знак, если все в порядке. Пожалуйста.

Поняв, что мне нехорошо, Дилара потянула меня за собой. На меня снова смотрели – как и раньше. Расправив плечи, я шагала по школьным коридорам и лестницам. Это раньше взгляды сводили меня с ума, а сейчас было все равно. Когда теряешь самое важное, остальное потерять уже не боишься. Мне не было дела до других.

Оставив вещи в шкафчиках, мы с Диларой поднялись на второй этаж в кабинет математики. Едва я переступила порог, как все одноклассники и одноклассницы повернули головы в наши стороны. Кто-то смотрел с опаской, кто-то – с сочувствием, кто-то – с радостью, как, например, тот самый Есин, которого Дима однажды ударил.

Глядя на его физиономию, осветившуюся улыбкой, я почувствовала злость. Захотелось подойти к Есину, схватить за ворот выглаженной мамочкой рубашки, встряхнуть и спросить: «Радуешься, что Димы нет, уродец?» Но я не стала этого делать. Просто исподлобья смотрела на Есина, и он, наткнувшись на мой взгляд, вдруг отвернулся. Будто не выдержал его.

Я опустилась на свое место. Рядом было пусто. И позади – тоже. Леха ведь больше с нами.

– Сяду к тебе, – сказала я Диларе и кинула рюкзак на ее парту.

– Ольга Владимировна не позволит, – вздохнула она.

– Плевать. Я сама себе позволю, – ответила я.

В класс вошли Милана и близняшки. Увидев меня, они переглянулись и поспешили к нашей с Диларой парте.

– Мне так жаль, что Барс умер, соболезную, – сказала Милана, коснувшись моего плеча, и меня почему-то передернуло от этого.

– Спасибо, – ответила я.

– Понимаю, что мы с вами были в плохих отношениях, – продолжала Милана, – но хочу, чтобы вы знали, девочки. Мне правда жаль.

– И нам жаль, – подхватили близняшки. – Это просто ужасно!

– Если я могу тебе чем-то помочь, только скажи, – улыбнулась Милана.

Я ничего не ответила – лишь кивнула, выкладывая из рюкзака вещи.

Следующим, кого я увидела, был Егор Власов. Он вошел в класс легкой беззаботной походкой короля жизни, слушая музыку через дорогие беспроводные наушники. И выглядел как человек, довольный жизнью. А я вспомнила его интервью местному каналу, в котором он говорил о Диме гадости. Урод!

Меня поглотила злость – такая, что лицо начало гореть, а кончики пальцев стали ледяными. Я поднялась из-за парты и направилась к нему, не слушая тихие протесты Дилары, которая все поняла. Остановилась напротив, склонив голову набок. И улыбнулась.

– О, привет, новенькая, – ухмыльнулся Власов, с любопытством разглядывая меня. – Как дела?

– А как ты думаешь? – спросила я чужим голосом. Ярость раздирала меня на части, и я едва сдерживалась.

– Думаю, плохо, у тебя же умер парень, – с фальшивым сожалением сказал Власов. – Прими соболезнования.

– Обойдусь без них.

– Тогда что ты хочешь? – спросил Власов.

– Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты наговорил журналистам фигню о Диме? – прямо спросила я, чувствуя непреодолимое желание ударить его, да как можно сильнее.

– О чем ты? – поднял бровь Власов.

– Не придуривайся. Я тебя узнала.

Одноклассник расплылся в улыбке, от чего его красивое лицо сделалось отвратительным. Он склонился ко мне и прошептал на ухо:

– Прилично, Туманова. Хватило на новый айфон и аирподсы.

– С этого момента береги себя, Егор, – тихо сказала я. – Оборачивайся по вечерам. И не ходи один.

Улыбка исчезла с его лица. Он ждал, что я начну кричать, истерить или плакать. А я угрожала.

– Что ты мне сделаешь? – спросил он деланно весело, но в глазах появилось беспокойство.

Я улыбнулась еще шире и похлопала его по щеке, чувствуя при этом отвращение.

– Скоро узнаешь, дорогой. Только дай мне время.

– Эй, крыса! – вдруг раздался голос Малиновской. – Не смей трогать моего парня!

Чьи-то пальцы вцепились в мои волосы. Меня оттащили от Власова и толкнули в спину, заставив больно врезаться в учительский стол. Я резко обернулась и увидела Лику Малиновскую и ее подружек. Они довольно скалились, глядя на меня. Без Димы, Лехи и Вала они вновь почувствовали себя главными.

– Значит, так. С этого момента Туманова у нас больше не королева школы, – с ухмылкой провозгласила Малиновская. – Барсова больше нет. Моисевича с Костровым выгнали. Кто будет защищать тебя, детка? Я ведь все запомнила. Все! Ты на коленях передо мной ползать будешь, поняла, тварь? Поняла? Эй, не слышу ответа!

– Пошла в задницу, Малиновская, – отчетливо ответила я, чувствуя, как в висках бьется пульс. – Пошла! В задницу!

Перестав контролировать себя, я бросилась на Лику и схватила – но не за волосы, как обычно это делают девчонки во время драки. А за шею – как показывал Дима, когда учил меня приемам самообороны и нападения. Он называл это «захват за кадык». Дима много всяких приемов показывал. И отрабатывал их со мной. Говорил, что на всякий случай. Мало ли что может случиться. Многое из этого я запомнила. Хотя обычно наши небольшие тренировки заканчивались поцелуями, когда мы лежали на полу или диване…